Страница 5 из 23
Чэллонер отправился на эту охоту не только ради удовольствия и не только потому, что ему захотелось, кроме Мики, обзавестись еще и медвежонком. Запас мяса у него кончился, а медвежатина в эту пору года бывает очень вкусной. А главное, ему совершенно необходимо было пополнить запас жира. «Если удастся подстрелить эту медведицу, – думал он, – то до конца пути можно будет не тратить времени на охоту, а это сэкономит мне несколько дней».
Только в восемь часов Чэллонер наконец обнаружил несомненно свежие следы Нузак и Неевы. У этого мыска Нузак ловила рыбу дней пять-шесть назад, и накануне они вернулись сюда, чтобы полакомиться «дозревшей» добычей. Чэллонер обрадовался. Он не сомневался, что найдет медведицу где-нибудь чуть выше по речке. Ветер дул ему навстречу, и он начал осторожно пробираться вперед, держа ружье наготове. Он шел неторопливым, ровным шагом около часа, внимательно прислушиваясь ко всем звукам, доносившимся из зарослей перед ним, и стараясь не упустить в них ни одного подозрительного движения. Время от времени он облизывал палец и поднимал его вверх, проверяя, не переменил ли ветер направления. В сущности, эта охота не требовала особой хитрости. Все и так складывалось в пользу Чэллонера.
Там, где долина расширялась и речка разбивалась на десяток узких рукавов, по песчаным и галечным отмелям лениво бродили Неева и его мать, намереваясь наловить себе на завтрак раков. Мир еще никогда не казался Нееве таким прекрасным. От солнечного тепла мягкая шерсть на его спине распушилась, как у мурлыкающей кошки. Ему очень нравилось чавканье мокрого песка под его подошвами и напевное щекотное журчание струй вокруг его лап. Ему очень нравился сложный хор звуков вокруг – шелест ветра, вздохи, доносившиеся с вершин елей и кедров, лепет речки, чириканье воробьев, перекличка певчих птиц и больше всего – негромкое ворчание матери.
И на этих залитых солнцем отмелях Нузак внезапно почуяла приближение опасности. Весть о ней принес переменивший направление ветер, – старая медведица уловила запах человека!
Нузак тотчас застыла как каменное изваяние. Глубокий рубец на ее плече был памяткой о ране, которую она получила много лет назад, почти сразу же после того, как почуяла этот запах – запах единственного врага, которого она боялась. Вот уже три года ее ноздри не улавливали его присутствия, и она почти забыла о существовании этого врага. И теперь его запах, неожиданно принесенный ветром, совсем ее парализовал – он был таким сильным и страшным!
Тут и Неева словно почувствовал близость смертельной опасности. Он застыл черным шариком на белом песке в двухстах шагах от Чэллонера, не сводя глаз с матери, – его чуткий нос напряженно пытался опознать угрозу, которой был пронизан воздух.
Затем раздался звук, какого он еще никогда не слышал: оглушительный, отрывистый треск, чем-то похожий на гром, и все-таки не гром, и тут же он увидел, что его мать подскочила на месте и тяжело осела на передние лапы. Затем она поднялась и испустила отчаянное протяжное «у-уф!», – он никогда не слышал этого сигнала, но понял, что она велит ему бежать со всех ног, спасая жизнь.
Подобно всем заботливым и любящим матерям, Нузак, забывая о себе, думала только о том, как спасти своего детеныша. Протянув лапу, она внезапно толкнула Нееву, и он припустился бежать к лесу. Нузак побежала за ним. Раздался второй выстрел, и над самой ее головой что-то пронзительно и страшно свистнуло. Но Нузак не ускорила бега. Она держалась позади Неевы и подгоняла его, а брюхо ее разрывала жгучая боль, словно в него вонзался раскаленный железный прут. Третья пуля Чэллонера зарылась в землю под лапой Нузак, когда они были уже у самой опушки.
Еще мгновение – и они скрылись за спасительной стеной деревьев. Инстинкт гнал Нееву в самую густую чащу, а быстро слабеющая Нузак из последних сил торопила его сзади. В ее старом мозгу сгущался страшный черный сумрак, который начинал застилать ей глаза, и она поняла, что ее жизненный путь кончается здесь. Позади осталось двадцать лет, впереди она могла рассчитывать лишь на несколько минут, купленных отчаянным напряжением всего ее существа. Она остановила Нееву под большим кедром и, как делала это много раз прежде, велела ему взобраться по стволу. На миг ее горячий язык с последней лаской коснулся его мордочки, а потом она повернулась, чтобы дать свой последний безнадежный бой.
Она поплелась навстречу Чэллонеру, но в двадцати шагах от кедра остановилась в ожидании, низко опустив голову. Ее бока тяжело вздымались, зрение совсем отказывалось служить, и вот с судорожным вздохом она упала на землю, преграждая путь врагу. Быть может, она на мгновение увидела золотые луны и жаркие солнца всех ее ушедших двадцати лет, быть может, она вновь услышала чудесную нежную музыку весны, сплетающуюся с извечной песней жизни, и в награду за материнскую самоотверженность смерть ее была безболезненна и легка.
Когда Чэллонер подошел к старой медведице, она была мертва. С укромной развилки, спрятанной высоко среди могучих ветвей кедра, Неева смотрел вниз, на первую страшную трагедию своей жизни и на приближающегося человека. При виде этого двуногого зверя он еще плотнее прижался к суку, и его сердчишко готово было разорваться от неизъяснимого ужаса. Он ни о чем не думал. И не разум подсказал ему, что произошло непоправимое и что причиной тому было это двуногое существо. Его маленькие глазки поблескивали над самой развилкой. Он не понимал, почему его мать не встает и не бросается на этого нового врага. Несмотря на свой испуг, он был готов свирепо зарычать, только бы она проснулась; он готов был спуститься с дерева и помочь ей победить, как тогда в схватке со старым разбойником Макузом. Но огромное тело Нузак застыло в неподвижности – она не шевельнулась, даже когда Чэллонер нагнулся над ней. Последняя искра жизни уже угасла в старой медведице.
Лицо Чэллонера раскраснелось от охотничьего азарта. Он убил Нузак не ради забавы. Теперь он получил великолепную шкуру и достаточный запас мяса, чтобы без задержек добраться до цивилизованных мест. Прислонив ружье к дереву, Чэллонер начал искать медвежонка. Он достаточно хорошо разбирался в звериных повадках и знал, что далеко от матери медвежонок уйти не мог, а потому принялся осматривать соседние заросли и большие деревья.
Неева во время этих поисков испуганно скорчился на своей развилке за завесой ветвей, стараясь стать как можно меньше. Через полчаса Чэллонер разочарованно махнул рукой и направился к речке, чтобы напиться перед тем, как освежевать свою добычу, – работа обещала быть нелегкой.
Едва он скрылся из виду, как Неева настороженно высунул мордочку из-за сука. Подождав несколько секунд, медвежонок спиной вперед соскользнул по стволу кедра на землю. Он испустил призывное повизгивание, но мать не шевельнулась. Он подошел к ней и остановился возле ее неподвижной головы, втягивая в ноздри воздух, пропитанный страшным запахом человека. Потом он потерся щекой о щеку матери, подсунул нос под ее шею и, наконец, укусил ее за ухо – решительное средство, к которому он прибегал, когда желал разбудить ее во что бы то ни стало. Он ничего не понимал. Жалобно поскуливая, он взобрался на большую мягкую спину матери и прильнул к ней. Его поскуливание становилось все более тоскливым, а потом из его горла вырвался жалобный плач, удивительно похожий на плач ребенка.
Чэллонер, уже возвращавшийся от речки, услышал этот жалобный вопль, и внезапно его сердце мучительно сжалось. Ему приходилось слышать, как плакали осиротевшие дети, и этот медвежонок, лишившийся матери, плакал точно так же.
Осторожно подкравшись к телу Нузак под прикрытием разлапистой карликовой ели, он увидел Нееву на спине мертвой медведицы. За свою жизнь Чэллонер убил немало зверей, потому что убивать их и скупать шкуры зверей, убитых другими людьми, было его профессией. Но ничего подобного ему еще не доводилось видеть, и у него возникло такое ощущение, словно он совершил преступление.
– Ах ты бедняга! – прошептал он. – Но что ж теперь сделаешь?