Профессорятник

Одно из интересных наших наблюдений состоит в том, что практически все наши учителя и профессора-ровесники были довольно продвинутыми шахматистами: Блехцин — международный мастер (с гроссмейстерским баллом), Лавров, Дмитревский, Кекулин, Аванов (экономист-международник) — играли в силу кандидатов в мастера, Агафонов, Бугаев, Рафиков — сильных перворазрядников, что в гораздо меньшей мере свойственно нынешней профессуре. В свободное от занятий время «гоняли» в блиц, играли со студентами, наиболее сильные устраивали сеансы одновременной игры на нескольких досках. Тут просится «непарламентское» выражение: «тогда ценился интеллект, а шахматы были его мерилом». Сегодня интеллект, конечно, может быть, где-то еще и ценится, но, то самое «мерило» давно ушло в прошлое.

Заядлым и продвинутым шахматистом-перворазрядником слыл и москвич Валерий Алексеевич Пуляркин — один из наиболее мыслящих советских географов, сотрудник института географии академии наук СССР. Поэтому отправляясь оппонентом в Тбилиси на защиту диссертации его подопечной соискательницы, где нам предстояло жить с ним в одном гостиничном номере, автором предусмотрительно были прихвачены с собой шахматы и шахматные часы, с целью предаться любимой игре в блиц в первый же свободный вечер.

Надо сказать, что имидж шахмат в Грузии «зашкаливал», как нигде. В самом Тбилиси трудно было найти двор или сквер, где бы не происходили ежедневные шахматные баталии, окруженные толпой неравнодушных болельщиков, с кавказской нетерпеливостью то и дело норовивших подсказать очередной «гениальный» ход, из-за чего нередко возникали серьезные междоусобицы, грозившие перерасти в настоящие потасовки.

Помнится, ругали Виктора Корчного, обидевшего Эдуарда Гуфельда, в течение ряда лет тренировавшего Майю Чибурданидзе (чемпионку мира в 1978—1991 гг.) и сборную женскую команду республики. Повод был настолько смешным, что достоин разъяснения. Дело произошло в тунисском городе Сус в 1967 г, где проходил 7-й межзональный шахматный турнир. Во время обеда в ресторане только что получивший звание гроссмейстера Гуфельд бросил приветствие шахматистам, сидевшим за соседним столиком: «Привет, коллеги», на что едкий острослов, гроссмейстер Корчной отреагировал неожиданным образом: «Дамянович тебе коллега». Оскорбительный подтекст состоял в том, что именно югославский гроссмейстер Дамянович считался в те годы «слабаком», аутсайдером любых шахматных тусовок. Эта реплика была с обидой воспринята всей шахматной Грузией.

...Поселившись в гостинице, мы с Валерием Алексеевичем «сгоняли» не менее 50 партий, уснув лишь где-то в четвертом часу ночи. Проснувшись же, принялись опять за старое (жажда реванша!), благо защита диссертации в местном университете начиналась после обеда. Появившаяся утром уборщица, извинившись, выразила что-то вроде сочувствия гостям ее чудного города, которые, по ее словам, так бездарно проводили свое свободное время. На это мудрый Пуляркин отреагировал недостаточно «мудро», бросив дорого стоившую нам легкомысленную фразу:

— Да вот понимаете, не так часто приходится встречаться с ленинградским гроссмейстером — стараюсь ценить драгоценное время.

Отдискуссировав на защите диссертации и отведав грузинских блюд и вин на ритуальном банкете, мы довольно поздно вернулись в свою гостиницу. Перед нашими изумленными взорами предстали шесть или семь усатых грузин с большими шахматными досками под мышками с твердым намерением сразиться в шахматы с мифическим гроссмейстером.

Можно представить шоковое состояние новоявленного Бендера. Пока он оценивал ситуацию, обдумывая, как «утешить» азартных шахматистов, слегка опешивший Валерий Алексеевич быстро пришел в себя и, сославшись на усталость и позднее время, посоветовал им перенести встречу на завтрашний день. С таким предложением публика согласилась весьма неохотно, но все-таки вынуждена была ретироваться, что-то бормоча под нос на своем грузинском.

Заваренная улыбающимся спарринг-партнером «каша» меня сильно угнетала. Но, к счастью, самолет новых «Хлестаковых» улетал уже в 8.00 утра, а такси было заказано вообще на 6.00 — иначе дело пахло «керосином». Конечно, в случае чего, вряд ли «отовсюду послышались бы стоны» и вряд ли пришлось бы делать столь любимые Остапом восклицания типа: «а много ли наших в городе?», «а не поможет ли нам заграница?» С другой стороны, налаживавшийся нами «союз меча и орала» с грузинскими друзьями тогда бы, наверное, пострадал.

Откровенно говоря, все это мало смахивает на римейк, связанный с Васюками, но все же...

20. «ЭТА ТЕМНО-ВИШНЕВАЯ ШАЛЬ»

Знатоки рассказывают: Антон Рубинштейн однажды сострил, что посредственные композиторы заимствуют чужую музыку, а талантливые ее просто ... воруют.

Беззастенчивое воровство среди современных композиторов, особенно подвизающихся в сфере поп-музыки, — столь же профессиональное занятие, что и среди карманников, при этом звучащие гневнобетховенские интонации при осуждении этого позорного явления никакого эффекта обычно не достигают. Бывает, тень в этой связи наводят даже на весьма уважаемых композиторов. В свое время страна благоговейно замирала при первых же нотах «Песни о далекой родине» Микаэла Таривердиева, которые многим напомнили первые ноты шлягера «История любви» Фрэнсиса Лэя. И хотя сходство мелодий на этом заканчивалось, Союз композиторов неожиданно получил телеграмму следующего содержания: «Поздравляю с успехом моей музыки в вашем фильме. Ф. Лэй». Таривердиева от очередного инфаркта спас сам Лэй, поведавший о том, что к телеграмме никакого отношения не имел, как и не имел и претензий к мелодии песни о родине. (А ответственность за этот теракт много лет спустя взял на себя великий мистификатор XX века И. Богословский).

Можно также спорить о том, в какой мере песня А. Пахмутовой «Нежность» из фильма «Женщины» напоминает сочинение Бенджамина Бриттена «Сентиментальная сарабанда» (по нашему, не вполне просвещенному мнению, так отдельные аккорды — это еще не плагиат), а вот мелодия написанного Яном Френкелем (на слова К. Ваншенкина) «Вальса расставания» (в народе — «Вальсок») явно принадлежит австрийскому скрипачу и композитору Фрицу Крейслеру. И здесь ничего не попишешь.

Конечно, иногда случаются недоразумения, которые лишь ярче высвечивают талант композитора. Так, все знают очаровательную песню «Ах, Одесса, жемчужина у моря», мелодия которой (как и многие другие: «Да-вай закурим», «Цветочница Анюта», «Ты одессит, Мишка!» и даже «Пароходы — хорошо, самолеты — хорошо, а олени — лучше») принадлежит Модесту (Моте — как его звали друзья) Табачникову. А вот кому принадлежат слова «Жемчужины у моря» — бог весть. Кое-кто приписывал их Аркаше Северному — дескать, если он смог создать такие приблатненные перлы как «В семь сорок», «На Дерибасовской открылася пивная», «Мясоедовская улица моя», «Жора, подержи мой макинтош», то почему он не мог быть автором еще одного шедевра? Правда, при тщательном хронологическом сравнении, выясняется, что к моменту рождения Аркадия песня уже жила, как минимум, три года. Но, Боже мой, кого это в Одессе интересует!

(Кстати, эта деталь как-то напомнила нам об убеждении миллионов советских людей в том, что стихотворение М. Светлова «Гренада», как и одноименная духоподъемная песня, были написаны в честь поддержки СССР республиканского правительства Испании во время гражданской войны 1936—1939 гг. На самом же деле, стихотворение было написано поэтом лет за 10 до этих событий. Бывает!).

Одно из «недоразумений» связано с тщетными поисками некоторыми «энтузиастами» различий между мелодиями двух известных песен: приблатненной «Ах, Одесса — жемчужина у моря» и народной «Дядя Ваня — хороший и пригожий». А различий нет и быть не может в принципе, потому что мелодия Табачникова — одна на две песни, а вербальный дубль умышленно был создан поэтом А. Галлу с одной целью, чтобы песня (благодаря Клавдии Шульженко) стала широко популярной в послевоенные годы: Дядя Ваня — хороший и пригожий, / /Дядя Ваня — всех юношей моложе, //Дядя Ваня — веселый наш толстяк — //Без дяди Вани мы ни на шаг. А то ведь, неровен час: авторы и исполнители «салонной попсы» могли легко попасть в опалу...