Страница 23 из 27
В этой луне прилетают ласточки. В день их прилета приносят великую жертву у алтаря Гаомэй. Сын неба самолично прибывает туда. К нему присоединяются первая дама во главе девяти бинь. Та, что угодит сыну неба, получит в свой колчан стрелу перед алтарем Гаомэй.
В этой луне наступает равноденствие. Раздаются раскаты грома, затем сверкает молния. Твари повсюду отходят после зимней спячки, отпирают дверки и начинают выползать наружу. За три дня до первого грома бьют в колокола, чтобы оповестить простой народ. При этом напоминают: «Скоро зазвучат раскаты грома, и если кто-либо будет невоздержанным в своем поведении, родившиеся дети будут уродами, что принесет горе и несчастье».
В день равноденствия выверяют меры длины и емкости, гири и коромысла весов, дани, цзюэ, доу и туны, приводят в порядок грузила безменов.
В этой луне пахари мало бывают дома. Все исправляют двери и створки, приводят в порядок покои и храмы. Не берутся за большие дела, чтобы не мешать полевым работам.
В этой луне не отводят воду из рек и озер, не спускают прудов, не палят лесов. Сын неба приносит в жертву ягненка и велит открыть ледники, предварительно принеся жертву в храме предков.
В первый день дин повелевает юэчжэну приступить к танцам, принеся цветные ткани. Сын неба самолично ведет трех гунов, девять цинов и чжухоу наблюдать за этим обрядом. В средний день дин он вновь повелевает юэчжэну посещать учащихся и наставлять их в музыке.
В этой луне при молении не приносят в жертву животных, а для этой цели используют пест и кольцо из яшмы, а также шкуры и шелк.
Если во вторую луну весны ввести осенние указы — по всей стране разольются реки, со всех сторон налетят холодные ветры, вторгнутся разбойники и воители. Если ввести зимние указы — горячая ци не пересилит холода, пшеница не созреет, люди станут грабить друг друга. Если ввести летние указы — на страну обрушится засуха, жара наступит слишком рано, налетят саранча и прочие вредители.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О жизнелюбии / Гуй шэн
Мудрец охватывает умом Поднебесную, и ничто не ценит он в ней так, как жизнь. Его ум, глаза, нос и уста — на службе у жизни. И хотя уху хочется прекрасной мелодии, глазу — прекрасного вида, носу — прекрасного аромата, устам — прекрасных яств, они сдерживают вредоносное для жизни. Конечно, эти четыре органа не стали бы этого делать, если бы не желали блага для жизни. В этом смысле не следует давать волю ушам, глазам, носу и устам, но сдерживать их, как не дают воли чинам, но всегда их сдерживают. Это и есть умение ценить жизнь.
Яо предлагал Поднебесную Цзычжоу Чжифу. Чжифу сказал в ответ: «Я, конечно, гожусь в сыновья неба, только вот меня мучают приступы меланхолии, и пока я не излечусь от этого, мне недосуг управлять Поднебесной».
Поднебесная — дело серьезное. Если уж таким не желают вредить собственной жизни, то о прочих делах и речи нет. И доверить Поднебесную можно лишь тому, кто не станет ею вредить собственной жизни.
Юэсцы убили подряд трех правителей. Царевич Соу[273], устрашившись такой участи, скрылся в Красных Пещерах[274]. Оставшись без правителя, юэсцы искали Соу, но не нашли в городе. Отправились за ним к Красным Пещерам, но царевич Соу отказался к ним выйти. Тогда юэсцы зажгли полынь и выкурили его вон, а потом возвели на царскую колесницу. Царевич Соу принял вожжи, взошел на колесницу и, взглянув на небо, сказал со вздохом: «Правители! Неужто нельзя обойтись без меня?!» Царевич Соу с ненавистью относился не к сану правителя, а к напастям, проистекающим от этого. Такие, как Соу, заслуживают, чтобы их назвали избегающими наносить ущерб собственной жизни государственными делами. Именно поэтому юэсцы и желали заполучить его правителем.
Правитель Лу прослышал, что Янь Хэ — муж, постигший дао, и отправил к нему гонца с шелком в дар. Янь Хэ, в одежде из грубой шкуры, сам кормил буйвола у ворот. Когда прибыл посланец от луского правителя, он сам вышел ему навстречу. Посланный спросил: «Это — дом Янь Хэ?» Янь Хэ отвечал: «Да, это дом Хэ». Посланец вознамерился вручить ему шелк, но Янь Хэ запротестовал: «Боюсь, вы не поняли повеления! Как бы вам не поставили этого в вину. Не лучше ли справиться еще раз?» Посланец пустился в обратный путь, справился и вернулся с тем же, но Хэ уже не застал.
Такие, как Янь Хэ, ненавидят не богатство и знатность сами по себе. Они ими пренебрегают, ибо слишком ценят собственную жизнь. Нынешние властители в большинстве своем из-за богатства и знатности свысока глядят на постигших дао. Они не желают их знать. Разве это не прискорбно? А ведь сказано: «Истина дао в том, чтобы сохранять себя[275], прочее можно употребить на управление страной, оставшееся от этого — на управление Поднебесной». В этом смысле труды предков и царей — то, к чему мудрец обратится в последнюю очередь, ибо это отнюдь не тот путь, на котором совершенствуют себя, вскармливают собственную жизнь.
Суетные правители нашего века ради погони за вещами готовы рисковать собой, забывать о своей жизни. Однако можно ли таким образом достичь своего, можно ли таким образом выполнить, что задумано? Ведь деяния мудреца и состоят в том, чтобы познавать, откуда что происходит и как с этим поступать.
Ведь если некто станет стрелять жемчужиной суйского царя[276] по птахе на высоте в тысячу жэней, все будут потешаться над ним. А отчего? Да оттого, что он станет тратить нечто ценное ради достижения весьма ничтожного. Но не ценнее ли жизнь, нежели жемчужина суйского царя?
Некогда Хуа-цзы[277] изрек: «Превыше всего — сохранение жизни в полноте, затем следует жизнь с ущербом, затем следует смерть, и самое ничтожное — жизнь под гнетом». Почитанием жизни называется сохранение ее в полноте. В жизни, сохраняемой в полноте, все шесть страстей умиротворены должным образом. В жизни с ущербом эти шесть страстей умиротворены частичным образом. В жизни с ущербом соответственно меньше того, за что ее стоило бы почитать. И чем больше ущерб, тем меньше к ней почтения. Смерть — это когда уже ничего не ощущают, все вновь как было до рождения. Жизнь под гнетом, — когда ни одна из шести страстей не умиротворена должным образом, и все они обретают лишь наиболее ненавистное. Все, что ни сделает такой человек, приведет его к позору. Нет большего позора, чем несправедливость. И потому несправедливость ведет к жизни под гнетом, но жизнь под гнетом одной несправедливостью не заканчивается.
Поэтому и говорится: лучше смерть, нежели жизнь под гнетом. Откуда известно, что это именно так? Когда ухо слышит лишь то, что ему ненавистно, это хуже, чем ничего не слышать. Когда глаз видит лишь то, что ему ненавистно, это хуже, чем ничего не видеть. Поэтому, когда гремит гром, затыкают уши, когда сверкает молния, закрывают глаза. Этому можно уподобить все шесть ощущений: когда ощущают то, что для них наиболее ненавистно, и не в состоянии избавиться от этих ощущений, для них предпочтительнее полное отсутствие ощущений. То, при чем полностью отсутствуют ощущения, называется смертью. Поэтому лучше смерть, чем жизнь под гнетом. Тот, кто любит угоститься мясом, не понимает под мясом дохлой крысы, и кто любит угоститься вином, не понимает под этим прокисшей барды. Так и почитающий жизнь не понимает под жизнью жизни под гнетом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О стремлениях и желаниях / Цин юй
Небо рождает человека наделенным страстями и желаньями. Желанья порождают стремления, стремлениям присуща мера. Мудрец познает эту меру, дабы сдерживать свои желанья. Поэтому и в стремлениях своих он не преступает грани.
Ибо уши желают слышать пять звуков, глаза желают видеть пять цветов, уста желают наслаждаться пятью вкусами. Таковы их стремления. И в этих трех вещах знатные и простые, глупые и умные, славные и пустые ничем не отличаются. Шэнь-нун и Хуан-ди в этом таковы же, что и Цзе и Чжоу. Мудрец же отличается тем, что он постигает свои стремления.
273
В комментаторской литературе предлагается несколько чтений и соответственно идентификаций имени «Coy». Как считала Л. Д. Позднеева, в данном случае «случайная описка в именах... могла повести к расхождениям в датировке на многие века» (Позднеева Л. Д. Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая. М., 1967. С. 332), поэтому мы не будем заниматься разысканиями, а предлагаем читателю воспринимать царевича Coy просто как литературного героя. Этот случай, как и последующие эпизоды с Хуа-цзы и Янь Хэ, приводятся также в гл. 28 книги «Чжуан-цзы», но в ином порядке и с некоторыми разночтениями.
274
Красные пещеры (букв. «Киноварные пещеры» — «Даньсюэ»). — Согласно свидетельствам древних, находились в 500 ли к югу от Шаньдуна, где-то на окраине царства Юэ, а быть может, даже за его пределами. Свое название получили от ярко-красного, «киноварного» цвета.
275
чтобы сохранить себя — У «Чжуан-цзы» — «совершенствовать себя», что более логично для данного текста.
276
Эта изумительная по красоте жемчужина славилась в Древнем Китае. Согласно легенде, Священный Змей извлек ее со дна обильной жемчугом реки Бу, протекавшей через царство Суй, и преподнес одному из суйских царей в благодарность за собственное спасение.
277
Хуа-цзы (Цзы Хуа-цзы) — житель царства Сун, последователь древнего философа Ян Чжу. В даосских книгах «Ле-цзы» и «Чжуан-цзы» имеются рассказы о Хуа-цзы, созвучные данному фрагменту. В «Ле-цзы» повествуется о том, что Хуа-цзы потерял память, но, когда по просьбе домашних его наконец вылечили, он в гневе «выгнал жену, наказал сыновей и с копьем погнался» за врачевателем. «Прежде, утратив память, — объяснял он свое поведение, — я был безгранично свободен, не ощущая даже, существуют ли Небо и Земля. А ныне внезапно [все] осознал, и в тысячах спутанных нитей [мне] вспомнились жизни и смерти, приобретения и утраты, радости и печали, любовь и ненависть за прошедшие десятки лет... Сумею ли снова хоть на миг обрести забвение!» (Позднеева Л. Д. Указ, соч., с. 73). В «Чжуан-цзы» мы находим другую притчу, связанную с именем Хуа-цзы. Используя известную сказочную коллизию выбора («направо пойдешь...», «налево пойдешь...»), Хуа-цзы доказывает царю Чжао Си, опечаленному земельными спорами с соседним царством, что спорные земли не стоят печали, которая «ранит тело и губит жизнь».