Баопу-цзы

Тот, кто способен познать насущнейшее Дао-Путь, не имеет влечения к вещам. Он не стремится к мирским почестям. Так как же он может самовосхваляться, рекламируя себя перед толпой обывателей? Напротив, ничтожные посредственности непомерно превозносят и восхваляют сами себя, внушительной внешностью и вкрадчивым голосом приукрашивая свою внутреннюю пустоту и соблазняя простаков, начавших учиться поздно; и всю эту болтовню они еще смеют называть великими речами! Они говорят: «Мы восходили на славные горы и там встречались с бессмертными». Люди же, которые слушают их, как правило, неспособны четко и ясно разобраться в их претензиях и поэтому редко понимают, что они врут.

Я прежде несколько раз встречал таких бесстыдных даосов. Они втирались в доверие к знатным людям, собирали вокруг себя толпы последователей и создавали себе пустую славу, делая вид, например, что им уже четыреста или пятьсот лет. Если же кто-нибудь прямо осведомляется об их возрасте, то они или предпочитают не слышать заданного им вопроса или, кивая головой, с усмешкой отвечают, что им восемьдесят или девяносто лет. Затем вдруг они, как бы между прочим, начинают рассказывать, что пятьдесят лет постились на северном склоне горы Хуашань, потом еще сорок лет в пещерах Шаоши горы Суншань, потом еще шестьдесят лет на горе Тайшань, а потом еще с группой других людей пятьдесят лет на горе Цзишань. После этих слов человек, который хотел узнать их возраст, начинает, конечно, складывать сообщенные ими числа, а в результате и получается, что им уже по нескольку сот лет. И тогда люди, падкие до таких историй, уже не могут отказать им в том, чтобы они, как говорится, ставили свои колесницы и повозки, многочисленные, как клубящийся дым или туман, у ворот своих жилищ, вот и все.

Что касается разных магов и оккультистов, то они подчас наделены природной способностью видеть демонов и духов, предсказывать будущее, исходя из своего внутреннего видения, и знать прошлое и будущее других людей, но они никоим образом неспособны хоть на малость изменить судьбу, прибавляя счастье и уменьшая горести. И в этих своих способностях они вполне подобны палочкам тысячелистника и черепаховым панцирям[831]. Но когда люди видят проявления их малых способностей, то тотчас начинают величать их «божественными людьми» и говорить, что для тех, конечно же, нет ничего неведомого. Кроме того, они иногда достигают успеха в применении таких способов, как приготовление воды со смытыми в нее амулетами и использование запретительных заклинаний, которые полезны, когда нужно избавиться от воздействия нечистой силы, но это вовсе не означает, что они сведущи в пути бессмертия. Люди, практикующие множество магических приемов, могут видеть чудесные демонические явления, но эта их способность абсолютно бесполезна для продления жизни. Если начать расспрашивать таких людей о пути золота и киновари, то вскоре выяснится, что они ничего о нем не знают. Поэтому наиболее умелые из них не останавливаются ни перед чем, обманывая народ и мороча людям голову ради собственного обогащения и извлечения выгоды. Их вполне можно сравнить с ворами, пробирающимися тайком в наши жилища, — хотя они и идут разными путями, но приходят к одной и той же цели. Гораздо лучше, нежели доверять их пустым речам, взять да и вынести их деяния на всеобщее обозрение, дабы те из них, что придут позднее, могли бы извлечь из этого хороший урок. Через сравнение их поступков можно будет убедиться в том, что все они лжецы и притворы.

В прежние годы был такой Гу Цян, который знал методы приема внутрь растительных снадобий, а также широко распространял приемы Жунчэна и Чистой Девы[832]. Ему уже было за восемьдесят, но его ум оставался острым, а чувства — чуткими, что никак не соответствовало его столь преклонному возрасту. Его современники стали повсеместно говорить, что это бессмертный, а кое-кто даже стал звать его «тысячелетним старцем». Тогда янчжоуский наместник господин Цзи[833] решил проверить, что это за человек, и навестил его в Иду. Когда господин Цзи пришел к Гу Цяну, тот напустил поначалу на себя загадочный и многозначительный вид, давая понять, что ему известна суть многих сокровеннейших тайн, которые он и не думает сообщать другим людям. В это время собрались поклонники Гу Цяна, столь же неотступно следовавшие за ним, как эхо следует за звуком, тень сопровождает тело и тучи сопутствуют дождю, а собравшись, начали восхвалять и превозносить его. Эти же люди в изобилии снабжали его пищей и деньгами, и то и другое у него всегда было в избытке. Даже почести, которых сподобились Луань Да и Ли Шао-цзюнь при династии Хань, ничуть не превосходили оказываемого ему почета. Хотя он постоянно принимал «зиму небесных врат»-спаржу, мы доподлинно знаем, что в его теле никогда не было великих эликсиров — золотого раствора и перегнанной киновари. Тем не менее он был достаточно начитан и прекрасно знал дела древности. Гу Цян утверждал, что ему четыре тысячи лет от роду, и рассказывал разные пустые побасенки, без тени смущения уверяя, что он был лично знаком с Яо, Шунем, Юем и Чэн-таном, и сообщая всякие подробности о них, как если бы действительно встречался с ними.

Он говорил, например: «В мире распространено представление, что у Яо были восьмицветные брови, но это не так. Просто концы его бровей резко поднимались вверх, напоминая по форме иероглиф „восемь», и все. Яо был крупным, высоким человеком с прекрасными усами и бакенбардами. Он каждый день пил вино и выпивал больше двух доу. Поэтому люди называли его Тысячепудовым, но это, конечно, не заслуживающее доверия преувеличение. Я сам несколько раз видел его чрезвычайно пьяным. Хотя он и был совершенным мудрецом, в старости он вершил дела правления гораздо хуже, чем когда он был молод и силен. Когда он разделался с «четырьмя бедствиями» и превознес восьмерых достойных[834], то передал все дела в руки Шуня, а Шунь был просто сиротой из семьи низкого происхождения.

У Шуня, однако, были особые природные таланты. Он незаметно распахал горы Лишань, рыбачил в Лэйцзэ, Озере Громов, и работал как гончар на морском берегу. Прежде чем его современники распознали его удивительные способности, я заметил, что он обладает удивительным свойством преобразовывать народ своей Благой Силой-Дэ. У него в каждом глазу были двойные зрачки, что я воспринял как признак его великого благородства. Я постоянно вдохновлял и подбадривал Шуня в его трудах, говоря, что следует всегда заботиться о благом и возвышенном и не горевать об отсутствии богатства и знатности. Я напоминал ему, что сила первоэлемента «огонь» близка к своему истощению, а эссенция желтого вот-вот должна проявиться[835]. «Поскольку именно вы родились под счастливой звездой, то кто же, если не вы, предназначен для верховной власти! — сказал я ему.

Его отец, однако, из крайней глупости, а его младший брат из-за смертельной ненависти задумали убить Шуня. Я же постоянно увещевал и критиковал их, говоря: „Этот мальчик должен возвыситься до государева трона, и все в пределах четырех морей ждут, когда он одарит их своими благодеяниями. И ведь не может же ваша благородная семья помешать ему выполнить его предназначение!»

Затем Яо внезапно передал ему престол, и таким образом все мои предсказания целиком исполнились".

И еще Гу Цян говорил: «Когда матери Конфуция было шестнадцать или семнадцать лет, я предсказал ей, что она родит сына, отмеченного печатью благородства, и она родила Чжун-ни, поистине необычайного человека. Он был ростом в девять чи и шесть цуней[836]; его лоб был, как у Яо, его шея была, как у Гао Яо, его плечи были, как у Цзы-чаня; если считать от талии до ступней, то он был на три цуня ниже, чем Юй[837]. Он был бедным и несчастным сиротой. Еще будучи мальчиком, он проявлял живейший интерес ко всему, связанному с различными ритуальными сосудами. Я знал, что он непременно добьется успехов и свершений. Когда он подрос, то начал приводить людей в изумление своими мудрыми речами, и отовсюду, из далеких и близких мест, к нему стали стекаться люди, чтобы учиться у него. И таких, как гласит их перечень, набиралось до нескольких тысяч человек. Я сам с наслаждением слушал его речи и не раз посещал его занятия. Он только сетовал на то, что я необразован и не могу быть его постоянным учеником и соратником. Он неоднократно побуждал меня читать „Канон Перемен», говоря: «Это превосходная книга. Я, Цю, глубоко люблю ее и постоянно читаю, отчего кожаные завязки, скрепляющие мой экземпляр этой книги, три раза рвались, но благодаря ее изучению я достиг великого прозрения»[838]. В четырнадцатый год правления луского Ай-гуна[839] охотники поймали в западной части страны благовещего единорога, причем единорог вскоре умер. Конфуций спросил меня, что это значит. Я ответил ему, что это нехорошее предвестие. Конфуций тогда опечалился и заплакал. После этого он увидел дурной сон и снова захотел увидеться со мной. Шла середина четвертого месяца, и уже было очень жарко. Поэтому я не смог пойти к нему и вскоре узнал, что он проболел семь дней и скончался. Мне кажется, что и теперь он стоит перед моими глазами, как живой".

831

Имеются в виду наиболее важные и «респектабельные» виды древнекитайской мантики, о которых неоднократно говорилось выше.

832

То есть методы даосской сексуальной практики (фан чжун чжи шу).

Жунчэн — один из древних даосских бессмертных, которому приписываются эротологические тексты.

Чистая Дева (Су-нюй) — божественная наставница в этом виде даосской практики.

833

Господин Цзи — имеется в виду Цзи Хань, друг Гэ Хуна, в канцелярии которого как губернатора Гуанчжоу Гэ Хун некоторое время служил секретарем после своего неудачного путешествия на север за даосскими текстами. После его убийства Гэ Хун вернулся в Нанкин (Цзянье, Цзянькан), где вскоре и приступил к написанию «Баопу-цзы» (между 317 и 320 гг.). Цзи Хань также увлекался даосизмом и занимался даосской практикой.

834

«Четыре бедствия» (сы сюн) — четыре враждебных племени, беспокоивших Поднебесную в период правления Яо: хуньдунь, цюяци, таоу и таоте. Иногда они описываются как звероподобные монстры. См. «Цзо чжуань» (18-й год Вэнь-гуна).

Восемь достойных (юань кай; ба юань; ба кай) — восемь достойных мужей и мудрых сановников времен Яо (см. «Цзо чжуань», 18-й год Вэнь-гуна).

835

Первоэлемент «земля» (желтый цвет) сменяет «огонь» в соответствии с порядком взаимопорождения (сян шэн) первоэлементов.

836

То есть около 230 см. О таком росте Конфуция говорится в главе «Речи о затруднениях» («Кунь юй») ханьского апокрифа «Речи семьи Конфуция» («Кун-цзы цзя юй»). Чрезвычайно высокий рост Конфуция, однако, подтверждается и другими источниками.

837

Об этом сообщается в жизнеописании Конфуция в «Исторических записках» Сыма Цяня и в главе «Гу сян» «Весов суждений» («Лунь хэн») философа-скептика I в. н. э. Ван Чуна.

838

В «Суждениях и беседах» («Лунь юй», версия «старых письмен», гу вэнь, гл. VII, 16) Конфуций восхваляет «Канон Перемен» и мечтает иметь возможность всю оставшуюся жизнь посвятить его изучению.

839

Это соответствует 481 г. до н. э.