Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 88



И тут мир узнал совершенно неведомого ему дотоле Гэ Хуна: респектабельный конфуцианец обернулся даосским магом, с пылом и темпераментом отстаивающим возможность обретения бессмертия и изготовления эликсира вечной жизни, историк и литератор стал ученым-естествоиспытателем, а полемист, приверженный ценностям конфуцианской традиции, — едким критиком преклонения перед авторитетом классических канонов и книжности. И именно этот текст прославил и поистине обессмертил Гэ Хуна, показав его не только как мыслителя и полемиста, но и как одного из крупнейших ученых-природоведов древнего Китая, как человека, к которому прекрасно подходит несколько устаревшее слово «естествоиспытатель».

Человека, впервые обращающегося к чтению «Баопу-цзы» (здесь и ниже под «Баопу-цзы» будет иметься в виду только «эзотерическая» часть), многое удивляет и даже потрясает своей кажущейся парадоксальностью (подлинных парадоксов Гэ Хун не любил, считая их неким интеллектуальным блефом и проявлением извращенности ума, не желающего просто сказать «да» или «нет»), своим несоответствием привычным стандартам.

И действительно, Гэ Хун провозглашает веру в бессмертие (и притом телесное!) и бессмертных, в магию и астрологию, алхимию и нумерологию, а сам высмеивает (прямо в вольтеровских выражениях) тех, кто, вместо того чтобы обратиться к врачу, молится о выздоровлении божествам, совершает жертвоприношения и разоряется на оплате сомнительных услуг шаманов и знахарей. Как это понимать? Или другой пример: этот маг, алхимик и оккультист охотно цитирует не только «Дао-дэ цзин» или эзотерические каноны бессмертных (сянь цзин), но и сочинения таких скептиков и вольнодумцев древности, как Ван Чун и Хуань Тань. Что это, собственно, означает? Но ответы на эти вопросы мы сможем найти только после вдумчивого прочтения всего памятника при условии восприятия его как вполне определенного и непротиворечивого в себе целого.

И все-таки ключ к кажущимся противоречиям Гэ Хуна есть. И этот ключ — специфика самого естественнонаучного знания в традиционных культурах и отчетливое понимание того обстоятельства, что Гэ Хун по своему темпераменту, подходу и интересам был прежде всего не мистиком или интуитивистом, а ученым-экспериментатором и эмпириком. То, что нам кажется фантастикой или даже суеверием из принимавшегося Гэ Хуном, на самом деле относится просто к области допустимого научным знанием его эпохи. То же, что считалось суеверием и во время Гэ Хуна, отвергалось им целиком и полностью.

И здесь разворачивается еще один конфликт, характерный для содержания «Баопу-цзы»: конфликт между суждениями «здравого смысла» и данными опытного и научного знания. Ведь многое из того, что принимает наука, никак не приемлемо для обыденного сознания с его «здравым смыслом»: для обыденного сознания бессмысленно и нелепо и признание шарообразности Земли — антиподы тогда должны ходить ногами вверх! Другое дело, что в эпоху господства научного знания обыденное сознание принимает его как авторитет и берет данные науки на веру. Но все обстоит иначе с традиционными культурами, имеющими совершенно другие приоритеты. Их представитель не склонится перед императивом научного познания и будет утверждать, что нелепо говорить, будто киноварь — ртутное соединение, ибо ртуть белая, а киноварь красная. И подобного рода утверждения становятся объектом очень язвительной критики Гэ Хуна. Вместе с тем ограниченность самого научного знания и научного метода того времени препятствовала разграничению возможного от невозможного, реальных связей и отношений от фантастических. И вот уже Гэ Хун, вдоволь насмеявшись над «рационалистом» — неучем-обывателем, сам начинает отстаивать положения с нашей точки зрения полностью невозможные, но с его — относящиеся к области научно установленных фактов. Ведь если из белой ртути может получиться красная киноварь, то почему бы этой самой киновари не быть еще и эликсиром бессмертия? Гэ Хун совершенно справедливо распекает обывателя, упрямо твердящего по любому поводу, выходящему за пределы его убогого «здравого смысла»: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», но тут же на прямо противоположном основании (в конце концов может быть все, если иное не установлено опытным путем) начинает утверждать то, чего все-таки быть не может (но не может быть для нас, ибо мы знаем, на основании чего это невозможно, но не для Гэ Хуна, не знавшего этого основания).

И здесь встает простой и тоже обывательский вопрос: в какой мере мы можем доверять и следовать советам (например, медицинским) Гэ Хуна? Ответ весьма прост: мы можем следовать им в том случае, если они не вступают в противоречие с принципами современного нам научного знания. В противном случае лучше воздержаться.

Среди медицинских и гигиенических советов Гэ Хуна много совершенно бесспорных: кто, например, усомнится в том, что желательно спать по восемь часов в сутки или что желательно избегать неумеренности в еде? Но вряд ли стоит следовать замечательному совету полоскать рот винным уксусом для ухода за зубами или принимать пилюли с ртутью и мышьяком для продления жизни и обретения бессмертия. Есть, правда, и моменты спорные: в состоянии ли современная медицина однозначно высказаться за или против даосской дыхательной гимнастики или сексуальной практики?

Некоторые примеры инженерного гения Гэ Хуна просто удивительны — чего стоит хотя бы описание летательного аппарата тяжелее воздуха (типа планера с винтом) из 15-й главы «Баопу-цзы» (а рядом с ним — описание мази, которой надо натереть ноги, чтобы начать левитировать!). Но все-таки важнее всего, что ум Гэ Хуна открыт и совершенно антидогматичен. И если К. Ясперс писал о «философской вере», то даосскую веру автора «Баопу-цзы» вполне можно назвать «научной верой». Так что оккультист Гэ Хун — скорее сциентист и эмпирик, чем мистик-иррационалист и визионер.



Некоторые аспекты медицинских воззрений Гэ Хуна успешно разрушают созревшие в современном массовом сознании стереотипы. Так, весьма распространено представление, что «здоровая» восточная медицина — это сплошные «травки», а «гнилая» западная — одна только «химия». Нет большего заблуждения! Ведь в Европе до того, как в XVI в. Парацельс (ученый, типологически весьма близкий Гэ Хуну) начал лечить сифилис ртутью, действовал запрет античного врача Галена (II в.) на употребление любых лекарственных препаратов, кроме растительных, а китаец Гэ Хун в IV в. высмеивает поборников исключительного траволечения и поет подлинный гимн химии и химикалиям, металлам и минералам (4-я глава)!

Рассмотрим вкратце содержание «Баопу-цзы» («эзотерический» раздел).

Учению о Дао-Пути, даосской онтологии и метафизике посвящены (частично) 1-я, 9-я и 18-я главы «Баопу-цзы». Надо сказать, что метафизика — не самая сильная сторона Гэ Хуна и здесь он мало оригинален (недаром 1-я глава «Баопу-цзы», особенно ее первая половина, по существу, является просто хорошим парафразом 1-й главы «Хуайнань-цзы» — знаменитого даосского компендиума II в. до н. э.). Гэ Хун стремится поскорее покинуть метафизические выси и вернуться к проблемам практическим — будь то преимущества отшельнической жизни, критика суеверий и простонародных культов или методы даосского созерцания.

2-я, 3-я, 5-я и многие другие главы посвящены критике обывателей (су), с порога отвергающих веру в физическое бессмертие, бессмертных и даосские методы обретения бессмертия. Гэ Хун показывает себя здесь отличным полемистом, использующим как логические, так и эмпирические и исторические аргументы.

Алхимия подробно рассматривается Гэ Хуном в 4-й («великие эликсиры бессмертия»), 11-й (фармакология и криптоботаника «бессмертия») и 16-й (златоделие, аурифакция) главах его трактата.

9-я глава по преимуществу критикует народные верования, суеверия и так называемые непристойные культы (инь сы). Если бы здесь Гэ Хун, увы, не апеллировал к репрессивному аппарату власть имущих и палачу, то его по уровню рационалистичности и едкости вполне можно было бы сравнить с Вольтером или Гольбахом.