Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 100

Таким образом, вся Вселенная мыслится как живое тело. Как живое тело она обладает душой (дао), проявляющей себя как разум (божественный разум — шэньмин) и благо (дэ). Точно так же и человек обладает душой, проявляющей себя как разум и жизненная сила. Уже идея единства космоса и человека дает возможность предполагать, что душа космоса будет поставлена в прямую связь с душой человека.

Отправным моментом в трактовке этой темы служит представление об эфире (или воздухе) как первичной основе всего существующего. Эфир наполняет небо и землю, эфир же наполняет и человеческое тело. Движение эфира во Вселенной делает ее живой, движение эфира в человеческом теле — также признак его жизни. Вся Вселенная представляет собой живой организм, и человек является неотъемлемой частью этого организма, живущей одним дыханием со всей Вселенной. Но эфир этот не однороден. В нем содержатся так называемые частицы цзин. Частицы цзин представляют собой как бы квинтэссенцию эфира, его мельчайшую и чистейшую сущность. Частицы цзин играют в даосском учении чрезвычайно важную роль. В природе из них состоят солнце, луна и звезды, гром и молния, ветер и дождь (7, 120). В человеке они сосредоточены в «пяти внутренних органах» — легких, почках, желчном пузыре, печени и сердце (7, 100). Но «пять внутренних органов» связаны с органами чувств — глазами, ушами, ртом, носом: «легкие господствуют над глазами, почки — над носом, желчный пузырь — надо ртом, печень — над ушами» (там же). Частицы цзин, проникая через посредство «пяти внутренних органов» в глаза, уши, рот и т.д., сообщают им способность восприятия, способность ощущения: «Частицы цзин проникают в глаза, и глаза становятся зоркими; в уши — и уши становятся чуткими; задерживаются во рту — и речи становятся должными; собираются в сердце — и мысль становится проницательной» (7, 121).

Но и частицы цзин, сколь они ни малы, ни тонки, ни чисты, могут достигать крайней степени этой малости, тонкости, чистоты. И тогда они становятся частицами нового качества — частицами шэнь (7, 129), из которых состоит душа как космоса, так и человека. Душа космоса — это дао, посредствующее между миром абсолютного небытия, небытия-пустоты и бытия, а душа человека — это «сокровище» его сердца (7, 103).

Таким образом, получается иерархия: эфир ци, частицы цзин и частицы шэнь. Эфир ци разлит по всему «телу» Вселенной; частицы цзин сконцентрированы в солнце, луне и звездах, в громе и молнии, ветре и дожде; частицы шэнь — в «сердце» Вселенной — дао. В человеке эфир ци разлит в теле, частицы цзин — в «пяти внутренних органах», частицы шэнь составляют «сокровище сердца». Соответственно этой иерархии и человеческое знание распределяется по уровням: наравне со всей природой; наравне с солнцем, луной и звездами как источниками света; и, наконец, наравне с дао.

Теперь посмотрим, каково то знание, которое соответствует этим уровням.

По представлениям авторов «Хуайнаньцзы», всякая вещь во Вселенной способна самоопределяться благодаря присущей ей «природе» (син): «Приходят весенние ветры, и падает благодатный дождь. Оживает и начинает расти тьма вещей. Пернатые высиживают птенцов, покрытые шерстью вынашивают плод. Цветение трав и деревьев, птичьи яйца, звериные детеныши — нигде не видно того, кто делает это, а все успешно завершается. Осенние ветры опускают на землю иней, пригибают живое, губят слабое. Орлы и коршуны дерутся за добычу[1302]; насекомые прячутся, травы и деревья уходят в корень; рыбы и черепахи скрываются в пучинах. Нигде не видно того, кто делает это, а все исчезает бесследно. Деревья растут в лесах, вода течет в руслах. Птицы и звери живут в гнездах и логовах, люди — в жилищах... Каждый изобретает то, в чем нуждается, чтобы спастись от палящего солнца или сырости; каждый находит место, чтобы защитить себя от холода или жары. Все находит себе удобное, [всякая вещь] устраивает свое место. Ясно, что тьма вещей твердо держится естественности» (7, 6). Благодаря своей природе всякая вещь сама «знает», что ей удобно, что не удобно, что полезно для нее, а что вредно:

«Пресмыкающиеся и черви, насекомые и бабочки — все знают, что доставляет им радость или отвращение, несет с собой выгоду или вред. Отчего? Оттого, что их природа остается при них и их не покидает...» (7, 17).

«Природа» является для вещи «Полярной звездой» (7, 173), ориентируясь на которую вещь находит подходящие для себя условия существования. Вещи обладают этой способностью потому, что их природа руководима благом: «...благо — это то, на что опирается природа вещей» (7, 153). Основная же функция блага — в сохранении жизни. Поэтому «природа вещей» также руководит вещами, охраняя их от вредного и направляя к полезному. Таким образом, когда в тексте говорится о том, что вещь определяется в мире «естественно», сама собой, то это означает, что она не подвластна ничьей личной воле, а движется руководимая силой своего естества, своей «природой», хотя ее «природа» и ведома силой мирового блага.

«Природа» свойственна всем вещам во Вселенной, как бы велики они ни были (небо и земля) и как бы малы они ни были (черви и насекомые). «Знание» того, как сохранить жизнь, присуще всем от рождения:

«Природа вещи и ее судьба выходят из рождающего их корня одновременно с формой» (7, 16). Как видим, природа вещи тесно связана с двумя понятиями — «судьбой» (мин) и «формой» (син). Иными словами, как говорит А. Ф. Лосев, характеризуя греческое представление о вещах, «в каждой вещи мы наглядно находим и вполне ощутимо видим всю материальную структуру вещи, в которой выражена и вся ее внутренняя сторона, т.е. как действующая в ней сила, так и та цель и назначение, которые дают смысл всей вещи целиком»[1303]. «Форма» является материальной структурой вещи, «природа вещи» — действующей в ней силой, а «судьба» — ее целью и назначением. Все три «составные части» не могут быть отделены друг от друга: всякая отдельная форма обладает именно этой «природой» и имеет именно это, а не другое назначение, вытекающее из ее «природы», из прирожденных ей свойств[1304]. Последнее очень важно подчеркнуть, потому что слово «судьба» опять-таки здесь понимается не как сверхъестественная сила, предопределяющая жизнь человека, а именно как назначение всех вещей во Вселенной, определяемое их особенными свойствами: «Нет ни малого, ни большого, ни длинного, ни короткого — каждое определяется на то, к чему подходит; круглое и квадратное, квадрат и круг — всему находится применение», только «нельзя хорька заставить ловить быка, а тигра — мышей» (7, 139).

Таким образом, «знание», диктуемое природой вещей, им прирожденно, и способность к такому знанию свойственна всей Вселенной во всем множестве составляющих ее вещей, в том числе и человеку.

«Знание» вещи получают через ощущения (цин). Ощущения же возникают в результате воздействия внешнего мира на вещи, на их форму. Вещи есть только «скопление эфира» (Чжуанцзы 3, 138, 246; Лецзы 3, 9, 50), поэтому воздействие мира на них выражается во взаимодействии эфира, из которого состоит данная форма, и эфира, из которого состоит воздействующая на нее форма. Они, как говорится в «Хуайнаньцзы», «откликаются» (ян) друг другу.





Более конкретное рассуждение по поводу знания ведется в «Хуайнаньцзы» на уровне человека. О растениях, животных и неживой природе речи в этом плане почти нет.

В человеке ощущения возникают в результате реакции формы на внешнее воздействие. Наиболее общее определение формы звучит так: «Форма — прибежище жизни» (7,17). Таким образом, форма может быть понята как тело, но с одной оговоркой — тело, способное к восприятию. Поэтому форма — это видящие глаза и слышащие уши, обоняющий нос, осязающая кожа и ощущающий вкус рот: «То, чем природа воздействует на человека, — это звук и цвет, различаемые через глаза и уши; аромат и зловоние, различаемые через рот и нос; холод и жар, различаемые через кожу» (7, 29). Все эти ощущения, по мнению авторов «Хуайнаньцзы», одинаково свойственны и тем, кто мудр, как само дао, и тем, кто безумен (там же). То, что дает форме способность ощущения, — это «пять внутренних органов»: легкие, почки, желчный пузырь, печень и сердце, в которых сосредоточены частицы цзин. Форма является по отношению к «пяти внутренним органам» внешним началом, а «пять внутренних органов» по отношению к форме — внутренним началом. Внутреннее господствует над внешним, поэтому легкие господствуют над глазами, почки — над носом, желчный пузырь — надо ртом, печень — над ушами (7, 100). Сердце же, пятый «внутренний орган», обладает способностью ощущения особого рода — умом[1305]: «Ум — это кладовая сердца» (7, 29). Ум сообщает сердцу так же, как другим четырем внутренним органам, ощущения через посредство частиц цзин: «Частицы цзин... собираются в сердце, и мысль становится проницательной» (7,121).

1302

В народных поверьях схватки орлов за добычу символизируют момент наступления осени.

1303

Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 1969. С. 92.

1304

Из этого общефилософского положения проистекает ряд выводов, имеющих выход в политическую теорию «Хуайнаньцзы». Этим утверждается особая ценность всякой природной вещи (в переносе на общество — каждого человека); необходимость считаться с ее в каждом случае особой «природой» (в обществе — обычаями людей); возможность разумно использовать свойства вещи, определяющие ее назначение (в человеке — его способности). Отсюда же берет начало идея равенства всех вещей с точки зрения их особой функции в том большом организме, который представляет собой вся Вселенная.

1305

О том, что ум понимается как ощущение же, мы можем судить из такого высказывания: «Человеческие ощущения — это способность к размышлению, способность понимать то, что слышишь и видишь, способность испытывать удовольствие и гнев» (7, 120).