Страница 95 из 99
И, наоборот, в этот период наиболее активное воздействие на финноязычные племена оказывали восточноевропейские племена индоиранской и индоевропейской языковых групп, т. е. происходила своеобразная «европеизация» финноязычных племен, их окончательный отход от угорских сородичей.
Значительную роль в судьбах приказанских и поздняковских племен сыграли носители срубной культуры, говорившие, по предположению языковедов[1122] и археологов[1123], на языке индоиранской группы.
По-видимому, те многочисленные индоиранские лексические заимствования, которые наблюдают языковеды почти у всех финноязычных народов Восточной Европы, в большинстве случаев возникли в условиях приказанско-поздняковских и срубных контактов. Характерно, что значительная часть этих заимствований связана с понятиями, относящимися к скотоводству, земледелию, типам оружия. И это не случайно, что развитие последних особенно широко наблюдается по материалам приказанской культуры, ибо несомненно, было связано с внедрением в Среднее Поволжье скотоводческо-земледельческих племен, среди которых ведущее место занимали племена срубной культуры. От последних финноязычные племена, очевидно, и заимствовали следующие понятия:
• корова — vaça (авеста), vasikka (фин. — теленок), vasikka (удм.), vazik (эст.), vaz, vaza (морд.)[1124];
• соха — karch (др. инд., снскр.), hurnia (скиф. — пашня), karhu (фин.), кораш (мар. — бороздить, делать черту), геры (удм.), гор (коми)[1125];
• гореть, сжигать на корню — sochtan (др. иран.), sütan (эст.), sotni (коми-зыр.), soetan (удм.), sokso (мари).
Возможно, что из древнеиранской среды к финно-угорским племенам проникли и некоторые типы боевого оружия, в том числе:
• палица, булава — vazra (авеста), vasara (фин.), vãskal (удм,), vashken (коми — ударять), user (морд.)[1126];
• меч — çiri (снср), kuras (фин.), kurask (эст.), kěrde (мари).
Кроме указанных слов, имеется еще несколько индо-иранских заимствований типа:
• золото — zaranya (авест.), zarni (коми, удм.), sördni (мари), şirne (морд.)[1127];
• господин — asura-s (снскр.), ahura (авест.), azoro, azor (морд.), uzir (удм. — богатый), ozir, uzir (коми), ora (мари. — хозяин)[1128].
Воздействие балановских и родственных им фатьяновских племен, которые ряд исследователей (Х.А. Моора, А.Я. Брюсов, М. Гимбутас и др.) склоны считать представителями древнебалтийской ветви индоевропейских племен, по-видимому, особенно активным было, как это мы видели на археологическом материале, в период волосовской культуры, т. е. тогда, когда еще существовала нераспавшаяся общефинская языковая группа.
Выше неоднократно отмечалось, что приказанская и поздняковская культуры сформировались на основе волосовской культуры. В первой четверти II тысячелетия до н. э. волосовская общность еще существовала на обширной территории лесостепи и леса Восточной Европы от р. Камы на востоке и до верховий Волги на западе.
Рубеж III–II и первая половина II тысячелетий до н. э. — это время активных контактов волосовских племен с фатьяновско-балановскими представителями культур «боевых топоров». На основе смешения балановских и части волосовских племен возникает своеобразная чирковско-сейминская культура, занявшая промежуточную территорию между восточными (волго-камскими) и западными (волго-окскими) группами волосовских племен. Контакты волосовского населения на ранней поре охотничье-рыболовческого с земледельческо-скотоводческими фатьяновско-балановскими племенами оказали большое воздействие на развитие экономики и общественных отношений волосовских племен, что нашло отражение и в лингвистическом материале.
Возможно, к этому периоду относится до десяти общих почти для всех финских языков слов балто-славянского происхождения («тысяча», «корень», «нож», «зерно», «черенок», «рукоятка» и др.), отмеченных Ф. Кеппеном[1129], И. Мегистэ[1130], Б.А. Серебренниковым[1131], Г.С. Кнабе[1132].
При рассмотрении конца волосовской эпохи нельзя не учитывать еще одно обстоятельство. Ближе к середине II тысячелетия до н. э. восточные группы племен волосовской культуры, на основе которых сформировались чирковско-сейминская и приказанская культуры, испытали определенное воздействие, если не включение, зауральских племен, принесших ряд новых приемов в обработке металла и новые типы орудий, что наглядно прослеживается на материалах Сейминского и Турбинского могильников. Возможно, это и предопределило распад общефинской (волосовской) группы на восточную (приказанскую) и западную (поздняковскую).
По мнению П.Н. Третьякова, в период существования волосовской культуры произошло основное расселение финно-угорских племен на запад[1133]. В процессе выхода волосовских племен в Волго-Окское междуречье и Верхнее Поволжье местные неолитические племена с ямочно-гребенчатой керамикой постепенно растворились в волосовской среде, что нашло археологическое отражение в образовании таких относительно кратковременных культур, как «Балахна Б». Мы пока не знаем всей сложности этого процесса, но такие явления, очевидно, происходили почти на всей территории наложения волосовской культуры на культуру с ямочно-гребенчатой керамикой (см., например, судьбу рязанской, валдайской карельской и других культур). Ясно одно — подобные процессы в основном протекали лишь в западных районах поэтому при выявлении специфики развития западной группы финноязычных племен, кроме их волосовской основы, должен учитываться и субстрат носителей культуры с ямочно-гребенчатой керамикой.
Антропологический тип волосовского населения ввиду крайней ограниченности краниологического материала может быть восстановлен лишь в самых общих чертах.
Черепа из волосовского погребения на Володарской стоянке характеризуются европеоидными чертами[1134]. Такой же европеоидный облик, но более приближающийся к черепам из среднеднепровских неолитических погребений имеет череп из Панфиловского погребения[1135]. Два черепа из поздненеолитического погребения на Гулькинской стоянке обладают некоторыми монголоидными чертами, хотя в общем также европеоидны[1136]. Наконец, череп из стоянки на р. Модлоне, относящийся к позднему периоду стоянки с керамикой волосовского типа, приближается к палеосибирскому, смягченно монголоидному типу[1137]. В целом можно предполагать, что для волосовского населения был характерен европеоидный антропологический тип с определенными элементами монголоидности.
В волосовских материалах, кажется, наблюдается установленная для раннеананьинского и приказанского периодов закономерность — в черепах из восточных (Гулькинское погребение) и северных (Модлона) памятников больше монголоидных черт, а из более западных — больше европеоидных.
Волосовской культуре в Прикамье была близка турбинская[1138], население которой в этническом отношении, очевидно, также было финноязычным. Последнее, как мы видели выше, вошло в качестве субстрата в состав предананьинского населения эпохи поздней бронзы.
1122
Б.В. Горнунг. Из предыстории образования общеславянского языкового единства. М.-Л., 1963.
1123
Н.Я. Мерперт. Из древнейшей истории Среднего Поволжья. МИА, № 61, 1958; С.В. Киселев. Бронзовый век СССР. МИА, № 130, 1965.
1124
Ф. Кеппен. Материалы к вопросу первоначальной родины и первобытном родстве индоевропейского и финно-угорского племени. Казань, 1886.
1125
Ф. Кеппен. Указ. соч., стр. 101; В.Н. Абаев. Осетинский язык и фольклор. М.-Л., 1949.
1126
В.И. Георгиев. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958.
1127
V.H. Toivonen. См. примеч. 1078.
1128
Там же.
1129
Ф. Кеппен. Указ. соч.
1130
J. Mägiste. Gibt es im Tsheremissischen baltishe Lehnwörter, UAJ, XXXI. Wiesbaden, 1969.
1131
Б.А. Серебренников. О некоторых следах исчезнувшего индоевропейского языка в центре Европейской части СССР, близкого к балтийским. «Тр. АН Литов. ССР», серия А, 1(2), Вильнюс, 1957.
1132
Г.С. Кнабе. Словарные заимствования и этногенез (к вопросу о «балтийских заимствованиях» в восточных финно-угорских языках). ВЯ, 1962, № 1.
1133
П.Н. Третьяков. См. примеч. 1085, стр. 49 и сл.
1134
М.М. Герасимов. Восстановление лица по черепу (Современный и ископаемый человек). «Тр. ИЭ» (новая серия), т. XXVIII, 1955, стр. 375–378.
1135
Там же, стр. 384.
1136
А.В. Збруева. Памятники эпохи поздней бронзы в Приказанском Поволжье и Нижнем Прикамье. МИА, № 80, 1960, стр. 52.
1137
М.М. Герасимов. Указ. соч., стр. 354.
1138
О.Н. Бадер. Древнейшая история Прикамья. М., 1963.