Страница 60 из 80
Остров был удобно расположен — как раз на полпути между Тунисом и Сицилией.
Протокол одного заседания
I
Утро 10 июля 1943 года Муссолини встретил в городке Сетте Вене (Sette Vene), примерно в 40 километрах на север от Рима. Разумеется, он принимал там парад — последнее время его руководяшая роль стала сводиться к деятельности главным образом церемониальной, но в данном случае в параде был значительный политический смысл.
Дуче как бы принимал присягу новой, только что сформированной дивизии под названием «М».
Итальянцы следовали традиции присваивать своим дивизиям не только номера, но и названия. Имелась, скажем, так называемая 131 Divisione Corazzata «Centauro» — 131-я бронетанковая дивизия «Кентавр».
Дивизии делились на пехотные, бронетанковые, альпийские и специальные дивизии чернорубашечников, сформированные из членов фашистской милиции — они именовались «фашистскими» и дальше шли по номерам — 1, 2, 3 и 4.
Дивизия «М» была названа «фашистской бронетанковой», а вместо номера обозначена первой буквой фамилии «Муссолини», великого лидера фашистского движения. В нее входило четыре полка, на римский лад именуемых «когортами», и она должна была получить танковое вооружение из Германии — Гиммлер сдержал свое слово: дивизии «М» предстояло получить новые «Пантеры» германского производства.
Говорили даже, что дадут и батальон «Тигров» в качестве поддержки — но это отложили…
Важно было как можно скорее ввести дивизию в строй — дела в Италии шли так, что у дуче действительно возникла нужда в надежной гвардии.
Так что парад прошел замечательно — и дуче, окруженный германскими дипломатами и военными, инструкторами дивизии «М», заметно приободрился. Он чувствовал себя лучше — нервный стресс, которым он мучился последнее время, его немного отпустил.
И вот тут-то Муссолини и настигли плохие новости.
В ночь на 10 июля 1943 года началось англо-американское вторжение на Сицилию. Ситуация резко менялась к худшему — война, которая шла в Северной Африке и закончилась потерей всех итальянских колоний, теперь перекинулась на национальную территорию Италии.
Это, 3 общем-то, ожидалось, но тем не менее вызвало в стране полный шок.
Буквально сразу, на ходу, на совещании в Сетте Вене было решено, что дивизию «М» следует перебросить на юг, на усиление сицилийских гарнизонов. Там уже имелось два армейских корпуса итальянских войск под командой генерала Гуццони и пара немецких дивизий хорошего качества — одна из них была танковой дивизией «Герман Геринг», укомплектованной за счет личного состава люфтваффе. Предполагалось, что такая элитная часть, как «М», будет очень полезной добавкой — и уже через пару дней дивизию вывели из-под контроля фашистской милиции и передали в распоряжение армейского командования.
На этом очень настаивал начальник Генштаба генерал Амброзио.
II
Генерал хотел получить контроль над дивизией «М» вовсе не из военных соображений — у него была твердая уверенность, что, вне всякой зависимости от посылки или непосылки туда подкреплений, Сицилия будет потеряна. Германия вообще, по мнению генерала Амброзио, «шла на дно», и отвязать Италию от союза с ней он считал своим патриотическим долгом.
Сделать это, не устранив дуче, было невозможно.
Амброзио очень опасался, что за дуче могут заступиться чернорубашечники, и хотел убрать дивизию «М» как можно подальше от Рима. И он поговорил с комадую-щим военным округом столицы Италии генералом Роат-та и сказал ему, что «изменения в правительстве вполне возможны», и надо бы держать военные части округа в состоянии готовности. На них, в случае чего, можно было положиться.
В конце концов, армия присягала не дуче, а королю.
С королем, впрочем, тоже было неясно. Он уклонялся от любого вмешательства в политическую жизнь Италии — так предписывала ему конституция, списанная с английской практики: «Монарх царствует, но не правит». Он, так сказать, незыблемый символ государственности и стоит выше партийных дрязг.
Но времена наступали такие, что именно символу государственности следовало делать что-то, и 1 января король Виктор Эммануил III счел возможным письменно известить герцога де Аквароне, министра двора, то есть ведомства, подотчетного ему лично, что он принял решение положить конец фашистскому режиму и сместить главу фашистского правительства Бенито Муссолини.
В это, право же, трудно поверить, но тем не менее существует документ — меморандум короля, адресованный герцогу[144]. И там черным по белому написано, что король «намерен сменить режим». При этом он ничего для этой цели не делал, а в ходе аудиенции с деятелями старого, еще дофашистского режима только и сыпал сарказмами в адрес Рузвельта — «президента плутократической республики, оказавшегося в союзе с большевиками»[145].
Король, право же, летом 1943 года сильно колебался. Про настроения среди своих генералов он знал, но предпочел бы «не создавать конфликта между армией и партией», так что визиту Дино Гранди монарх очень обрадовался, особенно когда узнал, зачем тот к нему пришел.
Дино Гранди, бывший посол Италии в Лондоне, не стал ходить вокруг да около, а сообщил своему королю, что с Германией надо разойтись и что следует искать контактов с английским правительством, а уж если нужда припрет, то и с американским.
Разговор Гранди с Виктором Эммануилом состоялся 3 июня 1943 года, и король заверил своего собеседника, что если в отношении дуче он сможет найти «решение в рядах партии», то можно будет отыскать конституционные пути и для дальнейших действий.
На том они и расстались, а вот дальше события пошли очень быстро.
III
В ночь на. 3 июля англо-американская авиация впервые нанесла удар по окрестностям Рима — бомбили Остию и Фьюмичино. Вторжение в Сицилию, о котором мы уже говорили, началось в ночь на 10 июля, а 12 июля 1943 года военно-морская база Аугуста, расположенная на Сицилии, сдалась армиям вторжения, причем командовавший базой итальянский адмирал, к огромному изумлению своего германского коллеги, приказал взорвать все береговые укрепления еще до того, как увидел первого неприятельского солдата.
При этом итальянский флот даже не сделал попытки выйти в море, а союзная авиация его не бомбила.
Ну, это могло быть признанием итальянцев в безнадежности сопротивления, а еще это могло быть следствием желания союзников захватить итальянские корабли неповрежденными, но могло быть и результатом предварительного сговора.
По крайней мере, к такому заключению пришло германское командование.
14 июля было подано предложение о срочном созыве Большого фашистского совета — это был высший орган партии, но он уже давно не собирался, Муссолини предпочитал обходиться без него. 16 июля к нему на прием в Палаццо Венеция явилось 15 иерархов партии с предложением собрать Совет — и немедленно. Муссолини был полон подозрений, но тем не менее согласился. 18 июля через посла рейха в Риме фон Макензена пришло приглашение Гитлера срочно встретиться с ним. Дуче приглашение принял, и стороны договорились встретиться на вилле в Фельтре, на севере Италии. Муссолини вылетел в Тревизио — там был ближайший к месту встречи аэродром, — где и дождался самолета фюрера.
В Фельтре они поехали вместе.
Официально совещание открылось на следующий день, в 11.00 утра. В присутствии двух делегаций, германской и итальянской, фюрер заявил, что «итальянской армии доверять нельзя, потому что организована она исключительно плохо».
Муссолини сидел на краешке стула и чувствовал себя хуже некуда.
Ему уже сообщили, что предыдущей ночью английские самолеты сбросили над Римом листовки с предупреждением о бомбежке. В 12.00, в самый разгар заседания, к дуче подошел секретарь, вручил ему записку и тихо прошептал что-то на ухо.