Страница 52 из 80
Для этого даже не понадобилось покидать вокзал — Гитлер прибыл в Андай на собственном поезде, и ровно в 3.30 дня в салон-вагоне поезда фюрера началось совещание. На нем присутствовало всего семь человек: Гитлер, Франко, Риббентроп, Серрано Суньер, переводчик испанской делегации, переводчик немецкой делегации и пресс-секретарь германского МИДа Пауль Шмидт.
Надо сказать, что присутствие пресс-секретаря впоследствии оказалось очень полезным для историков. Есть четыре записи «встречи в Андае»: Серрано Суньера, Риббентропа, барона де лас Торреса, переводчика с испанской стороны и Шмидта.
Так вот «протокол Шмидта» является записью наиболее подробной.
Ей, конечно, не всегда и не во всем можно верить — например, Шмидт утверждал, что поезд каудильо опоздал не на восемь минут, а на целый час. Это, конечно, неправда — Гитлер не стал бы дожидаться каудильо столько времени, стоя на перроне. Но все же записки Шмидта проливают свет на многие детали этого, право же, исторического совещания.
Оно прошло не так, как было запланировано в Берлине, и этому способствовал целый ряд различных обстоятельств.
Ну, для начала — Серрано Суньер прибыл в Андай уже не в качестве чрезвычайного посла, а в качестве министра иностранных дел Испании. Буквально за неделю до встречи с Гитлером Франко внезапно сместил со своего поста главу МИДа генерала Хуана Бейгбедера-и-Атенса и назначил на его место Рамона Серрано Суньера.
По поводу отставки Бейгбедера ходило немало слухов — в частности, считалось, что его скомпрометировала связь с англичанкой Розалиндой Фокс, которая, в свою очередь, снабжала сведениями сэра Сэмюэла Хоара, посла Великобритании.
Это сомнительно — Бейгбедер познакомился с прекрасной Розалиндой еще в 1936-м, на Берлинской олимпиаде, а то, что она была его любовницей, было известно не то что Франко, а любому зеваке в Мадриде. Но, как бы то ни было, каудильо решил сменить своего министра иностранных дел буквально накануне встречи с Гитлером.
В Англии считали, что это «шаг, приближающий Испанию к союзу с державами оси» — Серрано Суньер в Лондоне считался деятелем прогерманской ориентации.
В Берлине этого мнения не разделяли — он казался Риббентропу «человеком, полным пустой гордости», да и Гитлер был о нем невысокого мнения. Об испанцах вообще в Германии в то время было принято говорить с легким пренебрежением.
Генрих Гиммлер, навестивший Испанию 20 октября 1940 года, за три дня до встречи фюрера с каудильо в Ан-дае, даже укорил Франко в «излишней жестокости».
Рейхсфюрер СС полагал, что держать в тюрьмах сотни тысяч побежденных республиканцев — дело совершенно излишнее. Конечно, зачинщиков, агитаторов и интеллигентов следовало извести под корень, но почему же не амнистировать рядовых защитников Республики, «тех, кто принадлежит к рабочему классу Испании»?
Наверное, к наиболее радикальному суждению об Испании пришел рейхсмаршал Герман Геринг — он думал, что Германии следует пройти через испанскую территорию и захватить Гибралтар, а уж что подумают на эту тему испанцы — вопрос совершенно второстепенный. У него даже хватило ума поделиться этим мнением с Серрано Суньером, когда тот гостил в Берлине.
В общем, скрытых ловушек на испано-германской шахматной доске было предостаточно, но самое серьезное влияние на ход этой игры оказали не они, а иное событие. Как ни странно, оно случилось в совершенно другой игре — между Англией и Францией.
23 сентября 1940 года английские корабли напали на Дакар).
II
Уинстон Черчилль был человек настойчивый. В июне 1940 года, когда оборона Франции рушилась на глазах и дело явно шло к катастрофе, он всячески уговаривал французское правительство увести военный флот в английские порты. А когда уговоры действия не возымели, не поколебался использовать силу.
3 июля 1940 года английские корабли обстреляли своих бывших союзников.
Операция наделала много шума, имела огромные политические последствия, но исполнение ее оставило много «незаштопанных дыр». Одной из них было пребывание крупных военных кораблей в атлантических портах французских колоний.
В частности, в порту Дакара (в теперешнем Сенегале) стояла целая эскадра, во главе с новейшим линкором «Ришелье»[132].
Поэтому 23 сентября было организовано новое нападение — на этот раз с использованием каких-то сил «Свободной Франции» генерала де Голля. Ну, де Голль предоставлял главным образом свое имя — основные военные силы были английскими.
Успех предприятия был сомнительным — «Ришелье», правда, получил новые повреждения, но захватить Дакар не удалось. Французские колониальные войска не только остались верны правительству Пэтена в Виши, не только яростно защищались и подбили английский линкор, но еще и организовали контратаку.
Французские самолеты, вылетевшие из Дакара, дважды бомбили Гибралтар[133].
Этот факт произвел на Гитлера большое впечатление. Мы знаем об этом совершенно точно — 28 сентября Гитлер встретился с главой МИДа Италии графом Чиано и сказал ему, что намерения Франко захватить французскую часть Марокко попросту вредны для общего дела. Ну разве непонятно, что при попытке провести это пожелание в жизнь лояльность французских гарнизонов по отношению к Пэтену поколеблется.
Кто знает, может быть, они даже поднимут знамя «Свободной Франции»?
И свою беседу с Франко Гитлер начал как раз с пункта об испанских колониальных приобретениях:
«Если сотрудничество с Францией окажется возможным, территориальные результаты [для Испании] могут оказаться не столь значительны. Не лучше ли достичь успеха с меньшим риском и в более короткое время, чем пытаться получить максимальный результат?»
Франко ответил длинной речью, в которой всячески упирал на значение приобретения Марокко для Испании, на тяжелое положение с продовольствием, на необходимость поставок военных материалов из Германии и закончил утверждением:
«Испании не нужна помощь германских войск».
Все это сильно не понравилось его собеседнику.
Шмидт отмечал потом, что каудильо раздражал фюрера даже манерой речи: «бесконечный монолог, произносимый писклявым голосом, монотонной песней, похожей на крик муэдзина, созывающего правоверных к молитве».
Худшее, однако, было впереди.
Франко, ссылаясь на мнение своего военно-морского атташе в Лондоне капитана Эспиноса де лос Монтенос, сообщил Гитлеру, что в случае успешной высадки германских войск в Англии правительство Черчилля продолжит войну — просто английский флот уйдет в Канаду[134].
В яростной вспышке раздражения Гитлер вскочил на ноги.
Он заявил, что «не видит смысла в продолжении совещания».
III
Переговоры, в общем, на этом могли и закончиться — но они не закончились. Был объявлен перерыв, в ходе которого Гитлер поделился с окружающими своими чувствами по поводу мелочности и тупости Франко, его узкого ума, не способного понять величие момента, и того, что он посмел подвергнуть сомнению близость полной победы над Англией.
По мнению фюрера, это была даже не глупость, а хуже — дурной вкус[135].
Впечатление, произведенное на Гитлера разговором с Франко, уловили и испанцы. Их переводчик, барон де лас Торрес, уловил слова фюрера, которые тот пробормотал при выходе из салона: «mit diesem Kerl ist nicht zu machen» — «с этим малым ничего нельзя делать [вместе]».
Так что Франко принял это во внимание и в ходе дальнейшей беседы был сама любезность. Он рассыпался в похвалах германской армии и гению фюрера, уверял в преданности общему делу, а при расставании даже сказал следующее: «Если когда-нибудь настанет день, когда Германии действительно понадобится моя помощь, я встану на ее сторону, ничего не требуя взамен».
Биограф Франко Пол Престон почему-то уверен, что слова эти были искренними. Он при этом ссылается на то, что, согласно мемуарам Серрано Суньера, тот был в ужасе от неосторожных слов каудильо и опасался самого худшего, но, к счастью, «немцы ничего не поняли и решили, что это обычная, ничего не значащая любезность».