Страница 29 из 80
Я это поддерживать мненье;
Затем по гнусливому голосу ты
Еврейского происхожденья…
Ну, а если нельзя доказать, что провинившийся осел все же рожден не французской кобылицей, а как-то более обычно, то он виновен в том, что его ослиность всего лишь рассудочна:
Но если все это неправда — осел
Ты только сухой и холодный,
И чужды тебе глубь ослиной души,
Ее мистицизм благородный…
Гейне, в общем-то, весьма ядовито описывал современный ему парламент Пруссии и идущие там дебаты — если в словосочетание «глубь ослиной души» вместо «ослиной» подставить «германской», то получится очень похоже, вплоть до крайне подозрительного отношения к «французским кобылицам».
Однако поэт Гейне умер в феврале 1856 года.
А вот Антон Дрекслер был на год моложе Муссолини. Основатель Немецкой рабочей партии («Deutsche Arbeiterpartei»; DAP), которую позднее, под названием НСДАП, возглавил Гитлер, утверждал, что итальянцы принадлежат к «средиземноморской расе»[84], уступающей арийцам по всем статьям, что фашизм — это еврейское изобретение и что сам основатель движения фашистов, Бенито Муссолини, как-то очень уж подозрительно похож на еврея[85].
Что и говорить — атмосфере дружбы это не способствовало.
Положение несколько изменилось в 1927 году — итальянский консул в Мюнхене сообщил по начальству, что Адольф Гитлер чуть ли не единственный, кто в среде правых партий ставит Италию высоко и считает ее возможным союзником в борьбе с Францией.
А в интервью с итальянским журналистом на вилле семьи Бехштейн[86] Гитлер предсказал неизбежное сближение между фашистской Италией и новой Германией, которая непременно возникнет в ближайшем будущем.
И эта новая Германия уже в 1930 году стала обретать вполне видимые очертания — президент итальянской торговой палаты в Берлине, Джузеппе Ренцетти, докладывал в Рим, что 107 мест, полученных НСДАП на выборах в Рейхстаг, — это только начало.
В этой связи возникли уже серьезные вопросы.
Победа национал-социалистов в Германии, предсказывал в 1931 году Дино Гранди, создаст большие затруднения, потому что Германия будет стремиться к аншлюсу (нем. Anschliisse — «присоединение», «союз») с Австрией. И в итоге на альпийской границе окажется не слабая страна под итальянским влиянием, а мощная держава с населением вдвое больше, чем в Италии.
Тут уж просто пришлось подумать о будущем — и Муссолини завел определенные связи и с Гитлером, и с Герингом, — но делалось это все на сугубо личной основе, вне официальных каналов. Однако все попытки Гитлера устроить встречу с Муссолини неизменно отклонялись.
И тем не менее Гитлер в 1932 году сказал, что после прихода национал-социалистической партии к власти Германия и Италия Непременно установят союз, который будет длиться десятки лет или, по крайней мере, «до тех пор, пока я жив». Ну, а в январе 1933 года Гитлер стал рейхсканцлером.
Слова можно было ставить на почву реальности.
Клара Петаччи и проблемы безопасности государства
I
В сентябре 1933 года Бенито Муссолини написал своей дочери, Эдде, что любит ее всегда и неизменно — и тогда, когда она была еще малышкой, а его дела шли трудно, так и теперь, когда все изменилось. К этому времени у него в жизни появилась и еще одна женщина, на пару лет помоложе Эдды — ее звали Кларой Петаччи, и дуче встретил ее 8 сентября 1933 года на автомобильной прогулке?.
Она была барышней из хорошей семьи, которая располагала средствами. Во всяком случае, ее родители не поколебались подарить своей любимой дочке спортивный автомобиль по случаю 18-летия. Это, собственно, не так важно.
Но вот то, что Бенито Муссолини разъезжал в автомобиле просто с шофером и даже без всякой видимой охраны, поистине удивительно.
На него к этому времени уже было сделано несколько покушений.
7 апреля 1926 года Виолетта Гибсон стреляла в Муссолини из револьвера. Обошлось — пуля только слегка задела его нос, а мисс Гибсон признали ненормальной и быстренько выслали обратно в Великобританию. Как-никак она была дочерью лорда, по-видимому, действительно страдала помешательством, а серьезно ссориться с Англией Муссолини в то время было решительно не с руки.
В сентябре 1926 года какой-то анархист по имени Джино Лучетти кинул в его машину бомбу. Не получилось — бомба попала в капот, отскочила и взорвалась на мостовой. Дуче не пострадал, а покушавшегося схватили, сочли нормальным — и приговорили к пожизненному заключению.
Еще одно покушение случилось в самый последний день все того же 1926 года — 31 декабря 15-летний мальчишка, Антео Дзамбони, выстрелил по машине Муссолини и был на месте растерзан толпой.
Но с тех пор в Италии ничего подобного больше не происходи ло.
Еще в сентябре 1926 года, на волне покушения Лучетти, которое оказалось не выходкой сумасшедшего, а результатом заговора анархистов, была создана секретная полиция под названием, которое по-русски звучало как ОВРА.
Это была аббревиатура — OVRA, — «Огдапо di Vigilanza dei Reati Antistatali» — «Орган обеспечения безопасности от антигосударственных проявлений», но быстро стало восприниматься как вполне самостоятельное слово — примерно так, как НКВД Или ЧК.
ОВРА, собственно, была создана еще в 1921-м как организация обеспечения безопасности внутри фашистской партии, но в 1926-м ее расширили, придали статус государственного учреждения и включили как особое отдельное подразделение в состав итальянской полиции.
А во главе был поставлен весьма компетентный полицейский — Артуро Боккини (Arturo Bocchini).
Надо сказать, OVRA под его управлением оказалась организацией на редкость деликатной[87]. И людей не хватали почем зря, и наказания, как правило, сводились к высылке на острова — ну, скажем, где-нибудь в Адриатике, с единственным ограничением: в виде запрета въезжать в континентальную часть Италии. И даже семьи не разлучали — ссыльный мог отправиться к месту своего пребывания в «конфино» — «confino» — вместе с женой и детьми.
В общем, с методами гестапо или НКВД не сравнишь. Штат у организации был невелик, в ней всего три-четыре сотни штатных сотрудников. Зато они знали дело, следили лишь за теми, кто и правда мог представлять интерес для органов безопасности, и широко пользовались техническими средствами, в частности телефонной прослушкой.
И вскоре начали слушать и разговоры Клары Петаччи с ее возлюбленным.
II
В общем-то, нельзя сказать, что они услышали что-нибудь необычное. Ну что может сказать мужчина, находящийся на высоком посту, сильно занятый и уже переваливший за пятьдесят, своей подруге, которая моложе его почти на полных 30 лет?
Вот Бенито Муссолини именно это и говорил: «…дорогая, я люблю тебя так сильно, так сильно… Когда гляжу в твои глаза, для меня исчезает весь мир и я забываю все на свете…».
Ну, и так далее…
Отношения этой пары развивались не совсем по прямой. Как-никак разница в возрасте и в общественном положении была очень велика. Дуче повел себя как истинный джентльмен — через три дня после знакомства позвонил Кларе Петаччи домой и формально испросил разрешения поговорить с ней у ее матушки.
Разрешение было даровано.
Тогда уже у самой барышни было спрошено, не желает ли она повидаться еще раз. И оказалось, что барышня желает, и даже очень. Тогда Муссолини пригласил ее навестить его в Палаццо Венеция и там показал «квартирку для отдыха», которая была устроена позади его устрашающе огромного рабочего кабинета.