Страница 2 из 4
Люсенька. Сидишь потом – пунцовая вся…
Петров. Внимание! «Автопокрышка»!
Башмаков. О, господи!
Входит Бутулов. Под мышкой – папка. Тоскливые глаза, неуверенные движения. Поздоровавшись со всеми, проходит к Дусе.
Бутулов. Товарищ Лалаев у себя?
Дуся. Занят очень.
Бутулов. Так что же мне делать?
Дуся. Ехали б вы, Бутулов, домой. Вас, наверно, семья заждалась.
Бутулов. Как же мне ехать? С пустыми руками… Я завтра приду.
Дуся. Он занят будет. Обратитесь к Ивану Прокофьичу.
Бутулов. Так обращался. Сколько раз.
Башмаков. И каждый раз я вам разъяснял. Вот ведь какой пошел народ. Бывало, является в учреждение командированный человек, – он понимает свое место. Только и думает, как создать благоприятное впечатление.
Бутулов. Вот дождетесь, что отберут неосвоенную резину. Я завтра приду. (Уходит.)
Дуся. Больной человек.
Башмаков. Видели, уже угрожает.
Метлахов. Не так, ветеранушко, говорил. Блеска нет.
Башмаков. Блеск по вашей части. Я не чистильщик – блеск наводить. Еще говорят, – не все то золото…
Метлахов. Да вы не злитесь, я – от души! Углы! Одни углы выпирают. Ни политуры, ни политеса. Тридцатилетней давности стиль.
Башмаков. Какой уж есть. Стар подновляться. Слава богу, тридцать лет на резине. И слава богу, – еще тяну.
Метлахов. Резину.
Башмаков. Не резину, а лямку. До пенсии дотяну и уйду.
Метлахов. Поймите, определенность груба. Служить – занятие целомудренное. Это ваша прямая обязанность – всякую выпуклость сделать вогнутостью.
Люсенька. Он!
Метлахов. Вас, Люсенька, не касается. Равно, как и Марианны Маратовны. И прочих дам.
Грудкова. О, какой…
Метлахов (Люсеньке). Вот эта замшевая женщина вам на досуге все объяснит.
Грудкова. Циник.
Метлахов. Скажите лучше – прагматик.
Люсенька. С ума сойти.
Метлахов (доволен). Я – реалист.
Грудкова. Вы человек опасный.
Метлахов (он счастлив). Возможно.
Башмаков (хрипит). Где мягко стелют…
Метлахов. Там мягко спать. Ваши пословицы и поговорки также нуждаются в пересмотре. Посетитель должен уйти неудовлетворенный, но довольный.
Башмаков. Забалуешь, так и сядут на голову.
Метлахов. Значит, такая уж голова. На то и дана, чтоб на ней сидели.
Огарков. А если «Автопокрышка» права? Действительно, отберут резину?
Метлахов. А кто ее отберет? Пиночет? Наше родимое государство. Будет нужно ему – отберет. А вам лишних движений не нужно. На службе необходима грация. Служба не терпит инстинктов, импульсов и следованья порывам души. Есть формулы, выстраданные поколеньями! Подработать, принять за основу, разобраться, согласовать.
Башмаков (негромко вздыхая). Богатая речь.
Огарков. Значит, вы отрицаете какой-либо творческий подход?
Башмаков (хрипло). В инструкцию почаще заглядывай. Там что ни слово, то бриллиант.
Метлахов. Творишь, а инспекция уже едет. А «ТУ-134» летит. А поезд несется, а рельсы вьются, а колеса стучат. Тук-тук.
Башмаков. Сидел бы уж ты, Огарков, тихо. Если природою не дано.
Огарков пожимает плечами.
Грудкова. Метлахов, вы далеко пойдете.
Метлахов (с досадой, негромко). Знаете, я умею ждать, – но, черт побери, почему уже год вакантно место его заместителя? (Кивает на кабинет.)
Грудкова. Не нервничайте, оно не уйдет.
Метлахов. Скоро первое сентября. Увидите, отберут единицу.
Огарков (поднимает голову). А кто ее отберет? Пиночет? Не понимаю, что вас тревожит.
Метлахов (задет). Не вмешивайтесь в чужой разговор. (С усмешкой.) Татьяна Гурьевна вас искала. Вы еще не внесли червончик.
Огарков. На что?
Метлахов. Как вам нравится? Он забыл.
Грудкова (качая головой). Завтра в обеденный перерыв мы поздравляем Аркадия Павловича.
Огарков. Ладно.
Башмаков. Ты одолженья не делай. (Вздыхает.) Наказанье…
Метлахов. Женщины, слушайте… (Понижает голос.)
Люсенька. Бесстыдник!
Метлахов. …пожар, сирены, хаос и голос из шкафа: «Спасайте мебель!»
В кабинете неожиданно просыпается Лалаев. Звонит. Входит Дуся.
Лалаев. Марианну Маратовну ко мне! Дыбеев звонил?
Дуся. Звонил. Приедут. (Выходя.) Марианна Маратовна! К Аркадию Павловичу!..
Грудкова поправляет прическу и входит в кабинет.
Лалаев. Сядьте, Марианна Маратовна. Не хочу смотреть на вас снизу вверх, подобно всем остальным мужчинам.
Грудкова. Как он баюкает… Бармалей… А женщина слушает и гибнет.
Лалаев. Завтра полвека. Пятьдесят. Полстолетия. Даже страшно.
Грудкова. О, я давно уже вас поняла. Вас пожалей, а там и бездна…
Лалаев. Вот что, умнейшая в мире женщина. Хочу посоветоваться. Я уже знаю, что завтра, в обеденный перерыв тут собираются отмечать эту мучительную дату.
Грудкова. Ну ничто от него не укроется.
Лалаев. Нужно ли это?
Грудкова. Немного братания ни в коей мере не повредит.
Лалаев. Но вот что меня несколько жмет. Я знаю, с людей собирают деньги.
Грудкова. На подарки.
Лалаев. Нехорошо.
Грудкова (мягко). Не разорятся.
Лалаев. Я понимаю. Но все-таки… На мой юбилей…
Грудкова. Аркадий Павлович, ваш юбилей вовсе не ваше личное дело.
Лалаев. Я понимаю, это нужно. Это сплачивает людей. Но все-таки… Могут не то подумать…
Грудкова. Если это вас так волнует, обратимся к общественному мнению.
Лалаев (берет трубку). Дуся. Татьяну Гурьевну. Быстренько.
Дуся (в трубку). Татьяна Гурьевна. К Аркадию Павловичу.
Лалаев. Ясность, ясность. Всегда и во всем.
Появляется Татьяна Гурьевна Карпонос. Полноватая дама лет сорока пяти. Она проходит большую комнату, мимо занятых своими делами сотрудников и входит в кабинет.
Татьяна Гурьевна, я узнал, что завтра в обеденный перерыв объединение хочет отметить мой юбилей…
Карпонос (держится с достоинством). Есть такое намерение.
Лалаев. Прошу вас нелицеприятно сказать, как смотрит на это общественное мнение?
Карпонос. Всецело поддерживает.
Лалаев. Нет ли протестов?
Карпонос. Протестов нет и не может быть.
Лалаев. Но вот что меня несколько жмет. То, что с людей собирают деньги. Не вызовут ли подобные действия нежелательный резонанс?
Карпонос. Да кто же разрешит кривотолки?
Лалаев. Представьте, что вдруг поползет слушок: какие-то, мол, поборы… И прочее…
Карпонос. Да кто ж позволит? Нет, извините. За это мы можем дать по рукам. Вот еще новости… «поборы»… Это вполне стихийный порыв. Другое дело, что этот порыв мы приветствуем и ему придаем испытанные организационные формы. Так что уж ваша щепетильность в данном случае – ни к чему.
Грудкова. Тем более что к вам не пристанет. Вы у нас – как жена Цезаря.
Лалаев. Вы так считаете?
Грудкова. Безусловно.
Лалаев. И все ж, если б это мероприятие не имело общественного значения, я бы его не допустил.