Закон забвения

– Да, сэр. – Нокс сделал пометку.

– Еще: есть ли у нас осведомитель среди пуританского сообщества в Спайтелфилдсе?

– Несколько, мистер Нэйлер.

– Тогда пусть наведут справки, но осторожно, где обретается преподобный Хук. Он приведет нас к семьям, я уверен.

– Наживим Хука и поймаем нашу рыбку, – произнес Принн[12].

Его узкие губы глумливо скривились. На впалых щеках виднелись буквы «МК», означающие «мятежный клеветник», выжженные по приговору верховного судьи одновременно с отсечением ушей. За годы буквы расплылись, превратившись в бурые неровные полосы, похожие на червоточины. Хотя наказание осуществлялось по приговору правительства Карла I, Принн, следуя прихотливым изгибам своей не обремененной принципами логики, оказался в итоге на стороне роялистов.

– Я этих Уолли и Гоффа знаю, – продолжил он. – Они стояли вместе с полковником Прайдом и его солдатами, не давая мне пройти в Парламент, потому как знали, что я из числа депутатов, которые не станут голосовать за суд над королем. Несколько недель продержали меня в мерзкой темнице и отпустили только после казни его величества. Я с удовольствием поглядел бы, как эту парочку вздернут и выпотрошат заживо.

Нэйлер кивнул в знак согласия, но больше ничего не добавил. Более того, отвел взгляд, предпочитая не видеть своего отражения в этих фанатичных глазах.

Два дня спустя, в воскресенье, вскоре после восхода солнца Нэйлер сидел у себя в кабинете, сочиняя меморандум сэру Орландо Бриджману, когда дверь отворилась и в комнату влетел Нокс.

– Хука нашли. Он снял сельский дом у богатого пуританского купца из Сити по фамилии Голд.

Нэйлер отложил перо, откинулся на спинку стула и радостно рассмеялся, но тут же одернул себя.

– А это действительно так? – спросил он. – Богатый человек по фамилии Голд?[13] Уверены, что это не шутка?

– Уверен, сэр, – горячо заявил Нокс. – Источник надежный. Накануне вечером я установил слежку за домом и поутру получил доклад, что Хук и его жена действительно проживают там, а вместе с ними и прочие – женщины и дети.

– Где это?

– Сразу за рекой, в деревне Клэпхем.

– Еще кого-то засекли?

– Ни о ком не сообщали.

– Но ведь наверняка было темно?

– Точно, сэр.

Нэйлер сидел молча, постукивая указательным пальцем по столу. Он думал, что, возможно – маловероятно, но вдруг, – эти Уолли и Гофф прячутся вместе с семьями.

– Переговорите с сержантом стражи, – распорядился он. – Введите в курс дела. Скажите, что нам нужна дюжина вооруженных людей, чтобы нанести неожиданный визит в этот дом в Клэпхеме. Сегодня.

Глава 7

Нет смысла говорить о бедственном положении, в котором оказалась Фрэнсис Гофф ни с того ни с сего в свои двадцать шесть, за исключением разве того, что оно не оставляло времени предаваться печали. За каких-нибудь несколько месяцев она лишилась мужа и отца, положения в обществе, дома, имущества, денег, прислуги и душевного покоя, если не считать простой и твердой веры, что Господь не напрасно послал ей это испытание и ее долг с честью его выдержать. Если бы не эта решимость, она бы наверняка сошла с ума.

У нее было пятеро детей, все младше восьми, причем средние, дочери Бетти и Нэн, обе болезненные, доставляли больше всего хлопот. Но не столько, сколько ее мать, лежавшая рядом с ней на постели с открытыми глазами и недвижимая, пока Фрэнсис пыталась влить ей в рот немного супа с ложечки, одновременно кормя грудью младенца Ричарда. Светало. Она слышала, как наверху тетя Джейн велит Фрэнки, старшенькой, помочь сестре Джудит одеться. Дядя Уильям в кухне штудирует Библию; из всех домочадцев его, похоже, меньше всего заботит их стесненное положение.

Дом был маленький – коттедж в конце улицы, в полумиле от центра деревни, с двумя комнатами наверху. Одну занимали Хуки, другую делили девочки, тогда как Фрэнсис спала внизу в гостиной. Каждый вечер она раскатывала на сыром полу матрас между постелью матери и люлькой Дикки. Помимо кроватей, стола и полудюжины деревянных стульев в кухне, другой мебели не было – мистер Голд планировал снести старый дом и построить на его месте новый. Впрочем, в шкафах, сундуках и буфетах жильцы нужды не испытывали, так как им нечего было там хранить. Из имущества остались лишь одежда, бывшая на них, пара запасных рубашек и сорочек, куклы девочек и три семейные Библии. С Хуками дело обстояло лучше, их собственность не конфисковали, но пожитки они свезли на склад в городе. Дядя Уильям денег никогда не имел, к тому же отдал бо́льшую часть сбережений Уиллу и Неду при отъезде, так что теперь в его распоряжении были только десять фунтов, одолженных у мистера Голда. Тетя Джейн позаимствовала несколько шиллингов и совершала ежедневные вылазки в деревню с целью купить домашних продуктов, из которых они с Фрэнсис сами готовили еду. Слуг не было. Как не похоже это было на жизнь, которую вела Фрэнсис прежде: апартаменты в Сомерсет-хаусе, дом на Кинг-стрит, почтение, подобающее семье, принадлежащей к ближнему кругу протектора.

– Мужайся, дитя, – говорил дядя Уильям, застав ее в слезах. – Господь довольствовался и меньшим, а мы хотя бы есть друг у друга.

Это так. Но у нее не было мужа.

Малыш перестал сосать и уснул. Фрэнсис уложила его в люльку и возобновила попытки покормить мать. Кэтрин Уолли была не стара, едва за сорок, и, если точнее, приходилась ей мачехой – родная мать Фрэнсис умерла, когда та была еще маленькой, – но была абсолютно седой, а плоть лишь тонким саваном обтягивала ее кости. Болела она много лет, после последнего выкидыша. Теперь женщина, похоже, полностью потеряла связь с реальностью и мотала головой, как упрямый ребенок. Суп стекал по стиснутым губам на подушку. Фрэнсис промокнула его тряпкой, потом легла на матрас и закрыла глаза ладонью.

«Уилл… Уилл… Уилл…»

Скоро уже четыре месяца, как он уплыл в Америку. Она не знала, добрался ли он. Слишком мало прошло времени, чтобы успела прийти весточка. Уилл не хотел уезжать, но она умоляла мужа ради ее самой и детей не сдаваться врагам. Факт, что рядом с ним находится ее отец, немного утешал Фрэнсис: старик практичен и хитер, тогда как Уилл склонен к мистике и фатализму. Да простит ее Бог за такие мысли, но это так. Она любила его с шестнадцати лет, вышла замуж в восемнадцать и знала супруга, как никто иной.

Фрэнсис села и нащупала в шве матраса небольшой прорез, сделанный ею. Пошарив пальцами в соломе, она извлекла единственные три вещи, оставшиеся ей от мужа: прядь волос, миниатюрный портрет и последнюю записку, посланную им в день отплытия. Дядя Уильям привез ее из Грейвсенда, после того как проводил беглецов.

Дражайшее мое сердце, Бог обережет нас, ибо Его волей происходят на земле все правильные вещи. Молись за меня, я же всегда буду молиться за тебя – ты величайший из даров, коим наградил Он меня. Я вернусь к тебе, как только смогу.

Письмо было написано аккуратным почерком Уилла на клочке бумаги, неровно вырванном из блокнота. Чернила расплылись. Записка была без даты и без подписи. Она еще раз перечитала ее. Вдохнула запах пряди темных волос. Вгляделась в любимое лицо на портрете – широко расставленные глаза, тонкий нос, маленький изящный рот – и поцеловала его.

Фрэнсис услышала, как тетя зовет ее по имени. Она засунула свои сокровища поглубже в матрас и побежала вверх по лестнице посмотреть, чем может помочь.

Несколько часов спустя, к исходу утра, вскоре после того, как тетя Джейн вернулась из деревни с хлебом и сыром, а Фрэнсис натаскала воды из колодца, чтобы постирать ночные сорочки детям, дядя Уильям, собиравший яблоки в саду, влетел в дом с известием, что по улице едут конные солдаты. На его лице Фрэнсис прочла страх.

12

Принн обыгрывает значение фамилии Хук (Hooke), созвучной слову «Hook», то есть «крюк».

13

Обыгрывается значение английского слова «Gold» – «золото».