Страница 1 из 13
Галина Романова
Теория вероятного чуда
© Романова Г.В., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Редактор серии А. Антонова
Оформление серии К. Гусарева
В оформлении обложки использована иллюстрация: © Clash_Gene / Shutterstock.com; Иллюстрация в марке серии: © Maisei Raman / Shutterstock.com
Глава 1
Солнце жгло макушку с такой силой, что, казалось, волосы слегка потрескивают. И кожа головы – еще минута-другая – начнет лопаться и дымиться. И ее зальет кровью. И люди, проходящие мимо, станут от нее шарахаться, показывать пальцем или просто снимать на мобильник, чтобы выложить в сеть. Некоторым ведь кажется забавным истекающий кровью человек. Некоторым уродам, да…
Надо было отойти в тень. Всего шаг сделать влево. Там росло огромное дерево, тоже, как и она, уставшее от зноя и пыли, но все же отбрасывающее благодатную тень. Она поискала глазами вокруг себя на асфальте. Странно, но от нее уже и тени не было. Она превратилась в нечто, не способное помочь кому-нибудь в зной или мороз. Рядом с ней было либо очень холодно, либо невыносимо жарко.
– Ты не создана для счастья, милая, – со странным сожалением произнес перед расставанием ее бывший муж. – Прими это как данность и не мучайся. И не мучай других. Прекрати уже регулярно ходить замуж!
Муж, к слову, был уже третий, поэтому к его словам она не особенно прислушивалась. Породу мужчин, достающихся ей в мужья, то ли по странному стечению обстоятельств, то ли по чьему-то проклятию, она хорошо изучила. Поэтому особенно не расстраивалась. То есть не принимала все их обидные реплики в ее адрес на свой счет. И плохой она уж точно не была. Стали бы ее держать в органах, продвигать по служебной лестнице, да еще и награждать.
– Я такая, какая есть, – ответила она ему спокойно, невозмутимо наблюдая за его сборами. – Ты знал, какая я. Чего сейчас? Почему именно сейчас?
– Я сожалею, – грустно изрек бывший третий. – Я хотел семью. Настоящую семью. Детей. Своих собственных. С моими генами, похожих на нас глазами и ушами. А ты…
А она, стоя сейчас на солнцепеке, держала в руках медицинское заключение, гласившее, что у нее какая-то странная несовместимость с ее бывшим третьим. Несовместимость расписывалась терминами, в которых она ну вот ничего вообще не понимала.
Если честно, то она надеялась на чудо. И анализ этот дорогостоящий сдала, когда у них начались всякие скотские свистопляски с его отсутствием ночью дома, потому что он решил до утра остаться в офисе, вызовами в выходные дни на работу, с повернутой к ней спиной в постели, потому что он страшно устал. В темечко ударило: начинается. И она помчалась в этот медицинский центр. Биоматериал мужа не понадобился. Он уже сдавал анализ за несколько недель до нее, устав ждать, когда она его осчастливит двумя полосками на тесте на беременность. С ним оказалось все хорошо. Значит, причина была в ней. Она и решилась…
Анализ делали бесконечно долго. Потом она о нем забыла. Потом вдруг вспомнила. Стало интересно. Вдруг они рано разбежались? Вдруг у них еще получился бы ребенок с его ушами и ее глазами?
И сегодня с утра она поехала в медицинский центр и получила результат, когда ее третьего мужа уже и след простыл. Они уже два месяца как разъехались. И месяц как не состояли в официальном браке.
– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – отозвалась она ворчливо на телефонный звонок Палыча – ее коллеги и старого друга. – У нас какая-то странная несовместимость.
– Какая? – фыркнул Палыч недоверчиво. – Чего это такое вообще?
– Простыми словами: моя яйцеклетка не хочет его сперматозоидов. Или наоборот.
– А может, это ты его не хочешь, Панина? А на яйцеклетку все сваливаешь?
В телефоне раздался скрежет, непременно показавшийся бы постороннему человеку странным. Но она точно знала: Палыч чешет щеку, заросшую за выходные густой седой щетиной. Он никогда по выходным не брился. Ныл, что и в будни бы не взял в руки бритву, если бы не устав.
– Фигня это все, Палыч. Врут они. Я, наверное, просто бесплодна. Третий муж, а картина маслом одна.
– Так у тебя и мужья-то как близнецы с той картины маслом, Панина, – хохотнул он и снова пошкрябал жесткую щетину. – Все какие-то тоненькие, стройненькие, пиджачки в обтяжечку, стрижка за пять тысяч, маникюр с педикюром по пятницам. Ну что это такое? Разве это мужики?
– Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей, Пушкин Александр Сергеевич утверждал. Давай не станем с ним спорить, Палыч?
Она досадливо поморщилась, тут же привычно пожалев, что излишне откровенна с коллегой. Тот не щадил ее никогда. И всех ее мужей не щадил тоже, а он их знал и критиковал при каждом удобном случае. А когда она с ними расставалась, удовлетворенно улыбался. И непременно добавлял:
– А я тебе говорил!..
– Что там про твое бесплодие доктора говорят? – вернул ее к реальности озадаченный голос Палыча.
– Ничего. Говорят, что здорова.
Она подумала, говорить ли дальше? Не вызовет ли ее новость у Палыча очередных замечаний, но все же не выдержала и произнесла:
– Но советуют не затягивать с этим. Часики тикают, и все такое…
– Во-от, Панина. Верь им, – миролюбиво изрек Палыч, кажется, улыбаясь. И добавил: – И не затягивай. Согласен с твоими докторами: время быстротечно. А ты куда сейчас?
Она вообще-то никуда не собиралась. Если бы у нее на руках было положительное решение проблемы ее неудавшегося третьего брака, она бы, возможно, позвонила бывшему. Может, промямлила бы что-нибудь в духе: давай попробуем еще раз.
Но на руках у нее был приговор. Их брак не просто расторгнут, он похоронен под бетонной плитой. И поэтому делать дома ей было абсолютно нечего. Потому что некого было тащить в койку.
– Я не знаю, Палыч. – призналась она честно после недолгих размышлений. – Жара на улице. Домой тоже не хочу.
– Дуй ко мне, за город. В саду благодать. Пожарим чего-нибудь. Я рыбы вчера наловил.
Она поморщилась. Рыбу, которую ловил в озере Палыч, она не просто не любила, она не умела ее есть. И вся мякоть, что имелась на мелких противных косточках, так на них и оставалась. Палыч злился на нее, учил, как надо обращаться с его деликатесом, но у нее ничего не выходило.
– Не хочешь рыбы, пожарим мяса, – тут же заполнил он повисшую паузу миролюбивым голосом старого добряка. – Я вчера купил таких свиных ребрышек…
Она закатила глаза. Свиные ребрышки были чуть лучше прудовой рыбы. Особенно те, которые где-то ухитрялся добывать Палыч. На костях, напоминающих музыкальный инструмент далеких горцев, кроме жира не было ничего.
– Спасибо, Палыч, но, пожалуй, я поеду домой. Времени уже не остается на шашлык с учетом дороги, – принялась она тут же оправдываться.
– Панина, так бы и сказала, что ни моя рыба, ни свиные ребрышки тебя не прельщают. Вот начинаешь крутиться, – совсем без обиды проговорил он. – Ладно, поезжай домой. Но только обещай мне не тосковать, идет?
– А с какой это стати мне тосковать, Палыч? – она даже рассмеялась. – Диагноз вынесен не мне, а моему браку.
– Это я так, на всякий случай. И да, Панина, постарайся не влезать ни в какие приключения по дороге домой.
– В смы-ысле? – протянула она с наигранным удивлением.
– В том самом, что не бросайся по дороге домой задерживать преступников, случайно подвернувшихся тебе, не очутись в числе заложников или свидетелей правонарушений, одним словом, прекращай спасать мир в свободное от работы время. Чтобы мне не пришлось спасать тебя в мой личный выходной…
Рассмеявшись, они простились.
Опустив солнцезащитный козырек в машине, она уставилась на свое отражение в маленьком зеркале с подсветкой.
– Ну что, Дарья Дмитриевна, едешь домой? Или пообедаешь?
Она могла сколько угодно обманывать себя и своего старого друга Палыча. От содержания той бумаги, что лежала сейчас в ее сумочке, ей было совсем не весело. Так же не бывает, чтобы какая-то там несовместимость мешала ей завести ребенка сразу от трех мужчин. Не одновременно, конечно. А по очереди, но все же! Так же не бывает, чтобы три ее бывших мужа были с ней несовместимы по каким-то там медицинским показателям, выговорить которые страшно сложно. И даже сложно прочитать. Может, с ней в самом деле что-то не так? Она чем-то больна, а от нее это просто скрывают?