Между Сциллой и Харибдой

Глава 39

Говорили мы с мужем долго, пока я не почувствовала, что отключаюсь. Саша благородно уступил мне супружескую кровать, а сам отправился спать на диване. А я ухнула в сон, как в омут, втайне ожидая встретить там Рауля.

Почему я на это надеялась? Даже не знаю, ведь прекрасно знала, что расстояние, через которое маг может вломиться в чужой сон, ограничено. Если Теодоро после потери Сиятельности не смог бы достучаться до адресата в Теофрении, то как Рауль доберётся до другого мира? Но незаконченная фраза Альбы о том, что Рауль что-то хотел мне передать, подарила надежду, что он что-то придумает. Но он не навестил меня во сне, и утром я проснулась необычайно расстроенной.

Пришлось заставить себя трезво посмотреть на жизнь, тем более что пары коньяка, выпитого вчера под разговор, к утру полностью выветрились вместе с оставшимися иллюзиями. Зачем я Раулю? Мы с ним познакомились, когда я была в теле юной мурицийской аристократки. Даже если я ему нравилась, то для него моя душа была неотделима от тела Эстефании, он воспринимал их в комплекте и вряд ли перенесёт свои чувства на девушку с совсем другой внешностью, да ещё и старше на восемь лет. Тех препятствий, что стояли между нами, теперь не было, зато появились другие, куда более непреодолимые.

Странным образом принятие новой реальности меня успокоило, и я начала обдумывать, как теперь заново обустраиваться в этом мире. Эстефания словно мстя мне за что-то, последовательно уничтожала всё, что относилось к моей прошлой жизни. Пожалуй, я бы не рискнула пока подойти даже к сестре, не говоря уж о подругах, тайны которых Эстефания сделала всеобщим достоянием. Даже если удастся доказать, что это сделано не мной, трещина в отношениях всё равно останется. О том, чтобы вернуться на прежнюю работу, тоже можно было не думать — сомневаюсь, что они теперь согласятся даже положительный отзыв на меня оставить. По итогу я была сейчас в точности в такой же ситуации, как при попадании в Мурицию, за тем исключением, что у меня не было герцогских драгоценностей, которые можно продать для повышения уровня жизни. Можно было, конечно, продать вещи Эстефании, но у меня чесались руки отнести их на помойку, и я решила не отказывать себе в этой мелочи.

— Екатерина Васильевна, доброго утречка. — Вошедшая домработница напоминала сестёр Риос, служивших экономками у Эрилейских. Только не в варианте противостояния, а в варианте подлизывания. По их образу и подобию наверняка и подбиралась. — Как ваше самочувствие?

— Прекрасно, Елена, прекрасно, — ответила я, чувствуя некоторое неудобство от того, что она обращается ко мне по имени-отчеству, а я только по имени. Но менять манеру общения сейчас всё равно что рассказывать направо-налево о случившемся. А это чревато: если не отправят в психиатрическую клинику, то загребут на опыты. — Александр Дмитриевич ещё не ушёл?

То, что мы спали по отдельности, она наверняка отметила, так что скрывать смысла не было. Но удивляться домработнице было не с чего: если Катя злилась, то всегда отправляла Сашу ночевать на диван.

— Он даже ещё не позавтракал. — Она позволила себя улыбку. — Вас ожидает, Екатерина Васильевна.

Несмотря на показную доброжелательность, она точно была не на моей стороне. Точнее, не на стороне той, с кем она раньше общалась. Зато Саше она симпатизировала. Но сегодня здесь она в любом случае была лишней.

— Спасибо, Елена. Этот день у вас свободный. Вы можете уйти прямо сейчас.

— Но как же?.. — растерялась она. — У меня свободный день был только вчера, и…

— На вашей зарплате это не отразится, — поняла я её беспокойство. — Можете уйти прямо сейчас.

— Но завтрак, Екатерина Васильевна?..

— Мы разберёмся сами.

Не знаю, что она подумала — скорее всего, что мы собираемся мириться и свидетели нам не нужны — но из квартиры она исчезла с волшебной скоростью, и мы опять остались вдвоём с Сашей. Смотрел он на меня странно и первое, что спросил:

— Мне вчера всё это не почудилось?

— Ты про магию? — усмехнулась я. — Увы, нет. Могу ещё что-нибудь показать, а лучше не будем маяться дурью. Позавтракаем, начнём заниматься, потом напишем заявление на развод, вернёмся и продолжим заниматься.

— Я должен обязательно побывать в клинике. Зачем разводиться прямо сейчас? — неожиданно спросил он. — Как моя жена, ты имеешь определённый вес в обществе и определённый доход. А так и идти тебе некуда, честно говоря.

Это было так, но в Сашину клинику были вложены и деньги моей мамы, так что на определённую долю я могла претендовать, это раз. А два — мне почудилось в Сашиных словах нежелание что-то менять. Привязка Эстефании ещё работала, хоть и слабела с каждым днём.

— Купишь мне маленькую однокомнатную квартиру, и я не буду настаивать на разделе имущества, — предложила я. — Саша, твои чувства ко мне наведённые, они скоро закончатся. И чем быстрее мы разъедемся, тем безболезненнее это произойдёт.

— Но есть ещё клиника, — задумчиво сказал он. — В свете узнанного вчера я не уверен, что смогу оказывать ту помощь, за которой ко мне обращаются.

— Саш, если я смогу тебя чему-нибудь научить, я научу. Но, сразу предупреждаю, что по целительским практикам у Эстефании был только самый базовый уровень, больше направленный на то, чтобы лечить себя, а значит, тебе придётся адаптировать её знания, чтобы уменьшить потерю магии.

— А она?..

— Она не адаптировала, потому что не собиралась этим серьёзно заниматься. Но ты же хочешь серьёзно?

Он неуверенно кивнул и внезапно захохотал.

— У меня в голове не укладываются вместе серьёзно и магия, — пояснил он сквозь смех. — Мне всё это кажется каким-то диким сюром.

— Мне тоже, Саша, — сказала я. — Знаешь, я уже отказалась от этой жизни и пыталась принять ту. А теперь я вернулась и нужно опять начинать всё с нуля. Но тогда, когда Эстефания со мной связалась, я думала, что сошла с ума, и даже отнеслась к этому с радостью.

— С радостью?

— Лучше быть сумасшедшей и ничего не чувствовать в реальном мире, чем находиться в своём уме и страдать от невозможности сделать хоть что-нибудь. Я же всё слышала и чувствовала, но даже пальцем не могла пошевелить. Это страшно, Саша.

Чтобы перебить нахлынувшее состояние обречённости, я решила посмотреть, что нам приготовили на завтрак. В кастрюльке была та самая мерзкая каша, которая вызывала у меня стойкое отвращение, и не только из-за ассоциации с Эстефанией. Пусть эта пища была суперполезной и прекрасно влияла на цвет лица, но он у меня и без того был сияющий, а самой Эстефании эта каша засиять не помогла. Если я вынуждена вокруг всё менять, то начну, пожалуй, с собственного питания.

— А чем-нибудь нормальным тут кормят? — проворчала я. — Так и умереть можно.

— От голода?

— Нет, от отвращения.

— Серьёзная причина. — Он открыл холодильник и завис, изучая содержимое. — Могу предложить только бутерброды. Всё остальное относится к полезной еде.

— Согласна на бутерброды. И кофе.

Ели мы в молчании. Не знаю, о чём размышлял Саша, а я обдумывала, как вести обучение. Немного мне в этом помогали задержавшиеся в памяти размышления Эстефании. У неё появлялось желание обучить мужа, чтобы самой не заниматься грязной работой, и она даже почти собралась. Но тут начала пропадать Сиятельность, и Эстефания решила, что её знания — страховка на случай, если с мужем окончательно разладятся отношения, которые при недостаточной подпитке флёром принялись потрескивать, грозя рассыпаться в любой момент. А когда Эстефания окончательно приготовилась уйти, то вопрос — учить или не учить — перед ней даже не встал, поскольку она хотела, чтобы Сашина клиника разорилась, а сам он вернулся к тому, что было до неё. Чтобы он остался в уверенности, что только она приносила удачу, а без жены сам Саша ничего не представляет. В мыслях её царили злорадство и желание того, что муж будет винить себя вечно за потерю её, такой прекрасной. И это стимулировало меня лучше, чем что-либо иное.