Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 13



Глава 5

Как только мы остаемся одни, маска сдержанной ярости спадает со Зверя. И сразу становится понятно, насколько сильно эта ярость была… сдерживаемой.

Потому что сейчас… Ох, это что-то страшное!

Он делает шаг в мою сторону, и волной накатывает  невероятно жуткое ощущение, будто на тебя великан дэв из маминых страшных сказок  движется, сейчас раздавит, проглотит!

Невольно отшатываюсь, упираюсь спиной в закрытую дверь, смотрю в полные ярости, жестокости и еще какой-то сложной, нечитаемой сейчас эмоции глаза своего бывшего мужа.

— Не ожидал увидеть тебя здесь, сладкая, — хрипит Азат и упирает огромную ладонь в полотно двери, — удивился.

— Я тоже… Удивилась… — говорить удается с трудом, он совсем не соблюдает социальную и личную дистанции, очень близко находится, голову кружит от страха и боли. И тоски.

Я все это время невольно тосковала по нему, глупая, такая глупая Нэй…

Или не по нему?

По своей первой любви? Сильной и страстной? По своему доверчивому счастью?

— Нэй? — спрашивает он, наклоняясь ниже и шумно, совершенно не стесняясь, втягивая запах моих волос, — интересное имя. Как… по-европейски… Ты на себя не похожа… Волосы обрезала…

Пальцы рядом с моим лицом сжимаются в кулак, белые костяшки пугают еще сильнее.

— Давно ты здесь, сладкая? — голос его, в противовес хриплому взволнованному дыханию , спокоен.

— Давно. Уже год практически.

— Вот как?.. — пауза, кулак сжимается еще сильнее, а сам Зверь нависает надо мной теснее, того и гляди, наклонится и по-животному за холку возьмет.

Как самец самку, принуждая к покорности, показывая, кто тут главный. Кто владеет ситуацией.

Я пытаюсь противостоять. Держусь, хотя все внутри полыхает и сжимается.

Ноги дрожат, губы дрожат, Бог мой, да во мне каждая жилка дрожит!

Надо как-то завершать разговор, надо прекращать это все…

— Я искал тебя… Долго. Очень долго, сладкая.

— Не стоило трудиться…

— Какая ты стала… Дерзкая.

— Всегда такая была.

— Нет… Ты была… Сладкая, покорная… — Опять пауза, а затем глухое, обреченное, — моя.

Молчу.



Нет смысла возражать.

Все так и есть.

Была. Да. До тех пор, пока не поняла, кто я для него. Пока не осознала, в каком беспросветном кошмаре живу.

Пока не нашла в себе силы сбежать.

— Знаешь… — ладонь разжимается, пальцы тяжело падают на плечо, невольно вздрагиваю от их жара, Азат наклоняется еще ниже, теперь он практически в висок мне дышит. И шепчет, — знаешь… Тебе с короткой стрижкой тоже хорошо… Ты… Выглядишь очень юной. — Ладонь скользит на затылок, властным движением перехватывает, заставляя еще сильнее задрать подбородок. Смотрю в его глаза, черные, поглощающие… В них нет просвета. Нет для меня спасения. — Я рад, что нашел тебя.

— Ты не нашел. Это случайность.

— Все случайности закономерны. Я не случайно купил долю в этой компании. Ты не случайно здесь работаешь. Звезды сошлись правильно. Потому что ты — моя.

— Это не так, — шепчу я, стараясь выдерживать его темный взгляд, выглядеть стойкой и хладнокровной, — я больше не имею к тебе никакого отношения. Я — свободная женщина. И живу, как хочу. И с кем хочу.

Его лицо искажается от гнева, становясь невероятно похожим на маску яростного древнего воина из старинных фресок.

— Ты — моя жена! И ты пойдешь со мной!

— Нет! — каким образом у меня получается вывернуться из его хватки и отпрыгнуть в сторону, не понимаю, мимо меня это все проходит. Прихожу в себя уже в двух метрах от Зверя. Нас разделяет длинный стеклянный стол.

Сразу становится невозможно легко  дышать.

Эта огромная глыба животной ярости и самцовой самоуверенности, оказывается, настолько сильно давила на меня, что теперь ощущение, будто легкие после длительного кислородного голодания расправляются.

Азат полон ярости. Он оскаливается и делает шаг ко мне.

В это момент он настолько дико выглядит, что непонятно, куда девался буквально пять минут назад излучаемый европейский лоск.

Сейчас ничего в нем европейского, цивилизованного нет!

Только первобытная жажда забрать свое!

Но я уже глотнула воздуха и сбросила морок.

И контролирую ситуацию.

Пытаюсь, по крайней мере.

Отшагиваю от него, стараясь оставлять стол между нами. Через него он вряд ли перепрыгнет, широкий слишком. Да и стекло. Опасно.

А значит, у меня есть некоторая защита.

И теперь, учитывая эту защиту, можно говорить.