Страница 9 из 17
Потом нагрянули омоновцы, скрутили его, поволокли в машину и привезли сюда.
Гуров слушал рассказ Разделкина и никак не мог определить, какое впечатление он на него производит. Вроде бы все логично, вполне объяснимо. Ночные прогулки одинокого человека, не имеющего работы и компании для проведения досуга. Его реакция на увиденное. Даже тот факт, что телефона у Александра под рукой не оказалось, выглядел вполне правдоподобно. Все же Гуров чувствовал, что Разделкин с ним далеко не откровенен. Что-то он недоговаривает, пытается скрыть какие-то моменты этой истории.
Виновен ли этот человек? Действительно ли он хотел помочь или испугался того, что натворил, и попытался исправить ошибку?
Этот вопрос оставался без ответа. На большую откровенность Разделкина рассчитывать не приходилось. В итоге Гуров объяснил этому субъекту, что ввиду сложившихся обстоятельств ему придется посидеть в камере еще некоторое время. Оказалось, что насчет этого у Разделкина возражений не было. Мол, проверяйте, выясняйте. Торопиться мне совершенно некуда.
Когда Гуров вернулся в кабинет, Стаса Крячко там не было. Лев Иванович предположил, что тот домучил-таки отчет и понес его генералу.
Он вызвал к себе капитана Жаворонкова и поручил ему собрать всю возможную информацию по Разделкину.
– Сделать это желательно как можно быстрее, – проговорил Гуров. – Пока у меня не будет информации по Разделкину, двигаться мне некуда, а время, сам знаешь, самый важный фактор в раскрытии преступления.
Жаворонков ушел, а Гуров задумался.
«Что еще я могу предпринять, пока жду результатов? Снова поехать в институт, пообщаться там с коллегами Шанина? Вдруг Татьяна права, и у профессора все же появилась подруга, а у нее есть ревнивый муж или бывший воздыхатель? Эта версия – практически классика жанра, так почему бы не проверить ее?
Или же отправиться в район Дорогомиловского моста и попытаться найти новых свидетелей? Никто не знает, сколько в столице любителей ночных прогулок, таких, как Антонов и Разделкин.
Понятно, что на календаре первое октября, но по факту погода в этом году москвичей балует. Дожди не заливают, ветра не свирепствуют, да и температура воздуха вполне пригодная для эпизодических прогулок».
Гуров бросил взгляд на часы и увидел, что стрелки приближались к четырем.
«Ого, сколько времени я провозился», – удивился полковник.
Он чуть подумал и решил отправить на набережную ребят из отдела.
«Пусть потрудятся, ноги разомнут, а я сгоняю в НИИ, побеседую с кем-то из профессорского состава. Может, что и накопаю. Ну а оттуда можно будет и домой отправляться».
Перед тем как ехать, сыщик позвонил Славику и спросил, есть ли на месте кто-то из профессорского состава, можно ли будет с кем-то обсудить производственные дела Шанина. Славик заверил полковника в том, что преподавательский состав он сможет лицезреть вплоть до семи часов вечера. Раньше, мол, никто из сотрудников НИИ через проходную не проходит. Еще Славик дал ему пару дельных подсказок по поводу того, с кем Шанин общался особенно тесно.
Таких персон оказалось не так уж и много. Славик упомянул младшего научного сотрудника Костюшкина, которого Шанин опекал последние три года, еще Вишнякова, его секретаря или помощника по связям с общественностью. Назвал он и пару профессоров, с которыми Евгений Иванович время от времени встречался в неформальной обстановке. Это были Николай Никандров и Узморский с чудным именем Аврелий.
С таким уловом сыщик уже мог развернуться.
Оказавшись в знакомом холле, Гуров сразу предъявил дежурному охраннику удостоверение и заявил, что находится при исполнении, так что время тянуть не стоит. Этот парень оказался не таким дотошным, как предыдущий, выписал визитеру временный пропуск и обошелся без доклада начальнику охраны. После этого он услужливо подсказал сыщику, куда тому следует идти, чтобы встретиться с профессором Никандровым.
Согласно инструкции, Гуров поднялся на третий этаж, прошел по длинному коридору, пару раз повернул налево и оказался в тупичке с единственной дверью. На ней красовалась табличка с надписью «Лаборатория профессора Никандрова».
Лев Иванович подергал за ручку. Дверь оказалась заперта. Он постучал, но ответа не последовало.
«Вот тебе и раз, – подумал полковник. – Что же мне теперь делать? Где искать профессора?»
Выручил его все тот же Славик. На звонок он ответил мгновенно, будто сидел и ждал вызова. Он попросил сыщика никуда не уходить и отключился.
Прождал Гуров минут пятнадцать, зато в итоге получил вместо одного сразу двух профессоров. Никандров и Узморский пришли вместе.
Никандров запустил всех в помещение лаборатории, устроил в комнате отдыха и начал разговор первым.
– Это правда? То, что сказал нам Славик? – спросил он. – Жени Шанина действительно больше нет?
– Да, это так, – ответил Гуров.
– Славик сказал, что его убили. Как такое возможно?
– Это нам и предстоит выяснить, – заявил Гуров. – Собственно, за этим я и приехал.
– Думаете, это кто-то из наших? – подал голос профессор Узморский. – Об этом не может быть и речи! В институте работают люди исключительной порядочности.
– Да брось ты, Аврелий. Навуходоносор, по-твоему, порядочный человек? Или, может, Лева Строев? – возмутился Никандров. – Это я еще про группу Васечкина молчу.
– Ты занимаешься подменой понятий, – принялся философствовать Узморский. – Одно дело – защита интересов рабочей группы, и совсем другое – противоправные действия.
– А откуда мне знать, разграничиваются ли критерии порядочности у того же самого Строева, или он во всех областях жизни ведет себя недостойно, – настаивал Никандров. – Вполне вероятно, что ради защиты тех самых пресловутых интересов рабочей группы этот тип не остановится перед устранением препятствия.
– Профессор Шанин являлся препятствием для Строева? – вклинился в полемику Гуров.
– Нет, что вы! – заявил Никандров. – Это всего лишь рабочая версия. Для примера, так сказать.
– Так! Давайте изначально определимся, – категорично заявил Гуров. – Времени у меня в обрез, так что прошу выдавать только ту информацию, которая имеет отношение к Евгению Шанину и подтверждена фактами. Я могу на вас рассчитывать?
Профессора сконфузились и принялись рассыпаться в заверениях, что впредь станут говорить только о том, что имеет отношение к делу. Разумеется, только факты. На этом они и порешили.
Гуров начал задавать конкретные вопросы, а профессора то врозь, то поодиночке отвечали на них.
Профессор Шанин, по мнению коллег и друзей, являлся примерным семьянином. Предположить, что у него вдруг появилась пассия, казалось им невозможным. На этом сошлись оба профессора.
Относительно сотрудников, находящихся в его подчинении, Шанин вел довольно строгую политику. Сачковать и отлынивать, работая над его проектами, не удавалось никому. С лентяями он расставался безжалостно, но серьезных конфликтов с уволенными сотрудниками у него не возникало. Как правило, сотрудники с ленцой сами от него убегали. Вообще, по мнению коллег, работать в группе Шанина было непросто. Зато те люди, которые задерживались там хотя бы на год, оставались в команде надолго.
Другой аспект профессиональной деятельности Шанина, а именно поиск и привлечение инвесторов под свои проекты, проходил в стороне от глаз коллег-профессоров. Но о том, что эта деятельность приносила ощутимые результаты, знали все. У Шанина в запасе всегда имелись один-два инвестора, готовых подписаться под его исследования. Один только проект всероссийского фестиваля науки чего стоил. Под крышей НИИ ядерной физики в дни его работы собирались представители почти всех регионов страны. Это обходилось недешево. Большую часть расходов несли инвесторы, завербованные Евгением Шаниным.
Изменения в его поведении профессора отметили особо. Да, в последнее время Женя стал раздражительным, нетерпимым к ошибкам подчиненных. Теперь он больше времени проводил в лаборатории, в одиночестве, часто отказывался от встреч в неформальной обстановке и вообще вел себя недружелюбно.