Страница 15 из 17
Профессора он увидел в отделе молочной продукции. Тот рассматривал этикетку на банке со сметаной. Разделкин подошел ближе. Сейчас от Шанина его отделяли какие-то два метра.
«Подожди еще минуту, – подбадривал себя Александр. – Потом иди».
Минута прошла. Разделкин сделал шаг вперед и уже открыл рот, чтобы произнести одну из злых фраз, заготовленных заранее. Тут профессор поднял голову и встретился с ним взглядом. Мститель застыл. Вот оно, свершилось! Сейчас Шанин узнает его!
– Простите, молодой человек, вы мне не поможете? Не могу рассмотреть срок годности, – обратился к нему Евгений Иванович. – То ли этикетка затерта, то ли со зрением проблемы появились.
Профессор протянул Разделкину банку, тот взял ее в руки, но на этикетку даже не взглянул.
– Что-то не так? У вас, наверное, тоже проблемы со зрением, – совершенно спокойно проговорил Шанин. – Не беда, попрошу продавца. В конце концов, это его работа. Простите за беспокойство, молодой человек. Удачного дня. – Профессор забрал из рук Разделкина банку и пошел разыскивать продавца.
Александр так и остался стоять с поднятой рукой и недоумением, написанным на лице. В висках у него стучало, ноги стали ватными.
Дикая по своей абсурдности мысль сверлила мозг:
«Шанин меня не узнал! Как? Как такое вообще возможно? Столько месяцев судебных тяжб, масса крови и нервов. В итоге прошло всего шесть лет, и этот тип забыл обо мне! А как же поломанная жизнь? Да хрен с ней, с моей жизнью. Как Шанин мог забыть лицо человека, который вроде бы убил его мать?»
Неизвестно, сколько Разделкин простоял бы в отделе молочной продукции, если бы не вмешательство охранника. Поведение этого покупателя показалось тому подозрительным. Он подошел к нему, тронул за плечо и поинтересовался, все ли у него в порядке, не нужна ли ему помощь.
От помощи Александр, разумеется, отказался, поставил корзину на пол и ушел.
После этого эпизода он перестал следить за профессором, не ездил ни к институту, ни на квартиру. Вообще из дома не выходил. Сидел на кухне, курил и смотрел в окно. Или спал. И все пытался понять, как профессор мог его не узнать. Но ничего у него не выходило.
По логике вещей, лицо Разделкина должно было отпечататься в памяти профессора на всю жизнь. Ведь сам-то Александр накрепко запомнил физиономию Шанина. Но, видимо, мозг у этого светила науки был организован как-то иначе. Когда Разделкин пришел к такому выводу, потребность встретиться с Шаниным и поговорить с ним разгорелась в его душе с новой силой.
Он возобновил поездки в институт и к дому профессора, иногда останавливался на крыльце и слушал разговоры Шанина с коллегами и студентами. Александр несколько раз заходил вместе с профессором в магазин и специально старался попасться ему на глаза. Но чаще всего он просто наблюдал за входом, дожидался, пока Евгений Иванович выйдет, смотрел, как тот шел до машины или до подъезда, и ехал домой.
Это была странная, можно сказать, печальная история одинокого, оскорбленного человека. Но для Гурова польза в ней нашлась.
Примерно шесть недель назад Разделкин заметил, что в поведении профессора появились изменения. Он стал каким-то нервным, дерганым, оглядывался по сторонам, пока шел до машины и обратно.
Началось это с телефонного звонка. Вернее сказать, с череды таковых.
Первый раз это произошло примерно в середине августа. Профессор приехал домой, вышел из машины, и тут ему кто-то позвонил. Он ответил на вызов, сначала обрадовался, а потом, буквально через несколько секунд, изменился в лице, охнул и только слушал. Закончил он разговор, уже войдя в подъезд.
Недели две после первого звонка профессор с завидной регулярностью выходил на крыльцо НИИ и говорил с кем-то по телефону. Все эти беседы всегда заканчивались одним и тем же. Евгений Иванович довольно грубо требовал прекратить ему названивать и уходил обратно в институт.
Потом звонки прекратились. Профессор больше не появлялся на крыльце. Но именно с тех пор он начал ходить с оглядкой.
Этой информации Гурову оказалось достаточно. Теперь он знал, куда направить расследование и где искать корни проблем Шанина.
Глава 5
В полдень третьего октября полковник Гуров сидел в салоне самолета и перебирал в уме события предыдущего дня.
После повторной встречи с Разделкиным он отправился к Татьяне Шаниной, чтобы выяснить, какой мобильной связью пользовался ее супруг. Аппарат, принадлежавший Шанину, не был найден ни в карманах его одежды, ни на мосту, ни в автомобиле. Вариант отправлять запросы во все компании грозил многодневным ожиданием. Получить конкретный номер и все данные по нему можно было намного проще.
Разумеется, одного телефонного звонка было бы вполне достаточно. Вовсе не обязательно было беспокоить вдову. Номер профессора Гуров мог узнать и у Славика, и у Вишнякова, и даже просто в отделе кадров НИИ. Но полковник предпочел встретиться с женщиной лично. Причин тому было две.
Во-первых, у Евгения Ивановича могло быть два номера. Один для коллег, другой – для родных и близких. Многие люди, чья деятельность сопряжена с большим количеством деловых партнеров, предпочитают разделять работу и быт.
Во-вторых, он хотел встретиться с Татьяной, чтобы получить дополнительную информацию о странных звонках. Да и не только о них.
Татьяна встретила Гурова холодно. В дом войти не пригласила, разговаривала отрывочными фразами и вообще старалась как можно быстрее от него отделаться. Лев Иванович силился вспомнить, чем мог досадить супруге жертвы, но на ум ему ничего не приходило. Тогда он решил не гадать, а спросить напрямую.
Татьяна рассердилась еще больше.
– Зачем задавать глупые вопросы? – в сердцах воскликнула она. – Неужели вы не понимаете, что ассоциируетесь у меня со смертью мужа? Ведь это вы сообщили мне о его гибели, водили меня в этот ужасный морг и стали свидетелем… – Здесь Татьяна осеклась, но Гуров понял, что она хотела сказать.
Прошло время, улеглись эмоции. К Татьяне пришла скорбь, а вместе с ней стыд за те слова, которые она произнесла у дверей морга.
Гуров понимал, что общаться с этой женщиной ему придется еще не один день. Поэтому доверительные отношения между ними необходимо было восстановить.
Не спрашивая разрешения, он шагнул в квартиру и плотно закрыл за собой дверь. В гостиную сыщик не пошел, направился прямиком на кухню, вспомнив, как хозяйка квартиры говорила, что принимает там только близких людей. Татьяна прошла следом, остановилась в дверях и устремила на него вопросительный взгляд.
Полковник выдвинул из-под стола табурет, поставил у окна и сел. Татьяне не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. Минут пять они молчали. Потом женщина не выдержала, опустила глаза и прошептала слова извинения так тихо, что Гуров едва их расслышал, но этого было достаточно. Комментировать выходку Татьяны он не стал, вместо этого начал рассказывать ей, что успел выяснить и предпринять по делу.
Татьяну удивило, как много сыщик успел узнать всего за сутки с небольшим. Известие о том, что в ходе расследования всплыла история со смертью матери Евгения, женщина приняла тяжело. Еще шесть лет назад она сомневалась в том, был ли виновен хирург. Теперь же, когда вдова узнала все обстоятельства, ее сомнения превратились в уверенность. Тогда ее муж перегнул палку, в результате чего пострадал человек. Теперь муж мертв. Он уже не сможет исправить ошибку.
Гуров понял, что цель достигнута, Татьяна вновь готова общаться с ним без смущения и недовольства, и перешел к насущным вопросам. Он рассказал ей о телефонных звонках и попросил вспомнить, не говорил ли Евгений, кто донимает его таким вот образом.
Татьяна август этого года помнила плохо, так как именно на вторую половину месяца пришлось обострение бессонницы. В те дни она спала не более одного часа в сутки, все, что происходило в тот период, представляла себе довольно смутно, будто сквозь туман. Вроде бы что-то такое было. Муж стал очень уж нервным. Телефон Евгения постоянно находился в беззвучном режиме, из-за чего многие знакомые не могли до него дозвониться.