Страница 2 из 83
Но я замечала. Я, естественно, была наблюдательна, любопытна и хорошо замечала мелкие детали или жесты. И рядом с дедушкой Лео я годами оттачивала свое «оружие», чтобы оно было острым и полезным, а он, в свою очередь, использовал это для партии. Я же, применяя это «оружие», хотела помочь ему; хотела, чтобы он гордился мной; в особенности потому что в этом было что-то захватывающее. Нечто, что вызывает привыкание: в наблюдении за людьми, их оценке, в чтении их как раскрытой книге, и предугадывание действия задолго до совершения.
Но в ночь, когда я встретила колдуна, все это было только в будущем. В тот момент я чувствовала головокружение от снующих вокруг тарелок с десертами, что разносили официантки. Я все еще крутила головой по сторонам, когда мой дед поманил меня пальцем, чтобы я присоединилась к нему у входа в зал. Я подошла к нему, ожидая встречи с его обычными друзьями — владельцами транспортных средств, кусачими дилерами и скучными предпринимателями.
Но это был кто-то другой. Нечто другое. Высокий мужчина, лет двадцать с лишним лет, но из-за темных вороньих глаз и тонких губ, он напоминал злого волшебника из иллюстраций сказочных книг. Только в отличие от них, он не опирался на трость и не носил длинную мантию. Он был одет в смокинг, его лицо было чисто выбрито, а темные короткие волосы красиво уложены.
Дедушка присел рядом со мной, чтобы познакомить нас.
— Мистер Мерлин Рис, позвольте представить вам мою внучку Грир. Грир, этот молодой человек приехал сюда из Англии в качестве консультанта Партии.
Партия. Даже в семь лет Партия влияла на меня. Возможно, из-за того, что мой дедушка был бывшим вице-президентом. И он работал в Белом доме с покойным Пентли Лютером — умершим, но почитаемым как полубог Партии. Именно на президента Лютера ссылаются во всех речах, его упоминают всякий раз, когда наступает кризис. Что сделал бы Лютер? Что сделал бы Лютер?
Мистер Мерлин Рис посмотрел на меня. В его черных глазах отсвечивало золотое сияние бального зала, и невозможно было что-то прочесть.
— Для девочки твоего возраста тут, должно быть, немного скучно, — сказал он тихо, но не мягко.
В его словах слышался вызов, он затаился где-то в аккуратных согласных и воздушно-нежных гласных, но я не могла разгадать этой загадки, не могла проанализировать слова, и не могла отвести от него глаз.
— Она мое солнце, — ласково сказал дедушка, взъерошив мне волосы. — Сын и невестка уехали за границу для гуманитарной работы, поэтому эти месяцы она живет со мной. Она хорошо себя ведет. Не так ли, Грир?
— Да, дедушка, — послушно пробормотала я.
Выражение лица Мерлина стало хмурым и во мне что-то застыло. Меня будто окутал холодный туман, медленно вытягивая тепло.
Бросив взгляд на свои туфли, дрожа, я пыталась не прийти в себя. Глянцевая лаковая кожа отражала блеск позолоченного потолка, Мерлин и дедушка начали обсуждать стратегию предстоящих выборов. Я следила за мерцаниями и пыталась примирить чувства с разумом.
Я чувствовала сковывавший меня страх, что-то ползучее обернулось вокруг моей шеи. Я словно проснулась ночью и увидела, как дверца моего шкафа медленно открывается. Я знала, что в безопасности, дедушка Лео будет защищать меня, и этот незнакомец не сможет обидеть меня в помещении полном людей. Я не боялась, что он причинит боль. Происходило нечто иное. Черные глаза сверлят мои, и чужое осуждение охватывает меня настолько сильно, что пугает. Мне казалось, что он знает меня, понимает и видит насквозь, знает, когда я лгу и обманываю. Знает о каждой ночи, когда я не могла уснуть из-за открытой двери шкафа, но боялась встать, чтобы закрыть ее. О каждом утре, когда мы с отцом ходили в лес позади дома, о каждом вечере, когда моя мать терпеливо учила меня Тай-Чи. Обо всех сказках, которые я любила, сокровищах, спрятанных в маленькой коробочке под моей кроватью, тайных мечтах и страхах — обо всем. Этот человек видел все это.
А быть увиденной — реально увиденной — худшее, что я когда-либо испытывала.
— Лео! — окликнул какой-то человек, стоящий неподалеку от нас. Он также был членом Партии, и дедушка, наконец убрал руку с моей головы, жестом указал на приближающегося человека. — Минутку, мистер Рис.
Мерлин склонил голову, и мой дед повернулся, чтобы поговорить с другим мужчиной. Я снова взглянула Мерлину в глаза и тут же пожалела об этом. Во время общения с дедушкой он скрывал свои эмоции, но теперь отпустил все щиты, и его глаза пылали неприязнью.
— Грир Галлоуэй, — мягко произнес он. В его голосе появилась некая валлийская мелодичность, словно он потерял контроль над голосом и взглядом.
Я сглотнула. Я не знала, что сказать, — я была всего лишь ребенком. Обычно моих девичьих манер вполне хватало, чтобы очаровать друзей дедушки Лео, но я чувствовала, что здесь это не поможет. Я не смогла внушить любовь Мерлина Риса к себе — ни улыбками, ни ямочками, ни наивными вопросами.
И затем он опустился на колени. Для взрослых в мире Лео это было редкостью, даже женщины предпочитали разговаривать со мной стоя, чтобы ласкать мои светлые кудри, словно я домашнее животное. Но Мерлин опустился, чтобы я смогла смотреть ему в глаза, и, даже несмотря на мой страх, я знала, что это было знаком уважения. Он обращался со мной так, будто я была достойна его времени и внимания, учитывая, что он был омрачен неодобрением, я была этому по-своему благодарна.
Он протянул руку и ухватил мой подбородок длинными тонкими пальцами.
— Не слишком амбициозна, — сказал он, смотря в глаза. — Но часто неосторожна. Не холодная, но иногда отдаленная. Страстная, умная, мечтательная… и ранимая. — Он покачал головой. — Я так и думал.
Я знала из стопки книг у моей кровати, что слова колдуна очень опасны. Я знала, что не должна говорить, обещать, соглашаться на что-то, уступать, лгать или уклоняться. Но не смогла удержаться.
— Что вы думали?
Мерлин опустил руку, и на его лице отразилось сожаление.
— Это не можешь быть ты. Прости, но это так.
От страха я начала путаться.
— Кем я не могу быть?
Мерлин встал, разгладив полы смокинга, и задумался.
— Когда придет время, сохрани свои поцелуи, — сказал он.
Я не поняла.
— Я не целую никого, кроме дедушки Лео и моих мамы и папы.
— Сейчас твой мир другой. Но когда ты станешь старше, унаследуешь этот мир, — рукой обводя комнату, сказал он, — мир, который помог создать твой дедушка. И он висит на волоске между доверием и властью. Могущественные люди должны принять решение, когда доверять, а когда бороться друг с другом, и эти решения не всегда принимаются с умом. Они решаются сердцем. Понимаешь?
— Думаю, да… — медленно ответила я.
— Грир, один твой поцелуй может перевесить чашу весов от дружбы к вражде. От мира к войне. Это разрушит все, над чем твой дед так упорно работал, и многие пострадают. Ты же не хочешь навредить деду? Разрушить все, что он создал?
Я покачала головой.
— Я тоже так думаю. Но это произойдет, если твои губы коснутся чужих. Запомни мои слова.
Я кивнула, потому что это было логично. Все знали, что поцелуи волшебны. Они превращали лягушек в принцев, пробуждали принцесс от смертельного сна, решали судьбы королевств и империй. Мне никогда не приходило в голову, что Мерлин может ошибаться, а поцелуи могут быть безобидными.
Или что поцелуи могут причинить какой-то вред.
Сожаление в его глазах перешло в печаль.
— Я сожалею о твоих родителях, — мягко сказал он. — Ты милая девушка, что бы ни было. И заслуживаешь только счастья. Может быть, однажды ты познаешь, что я пытаюсь тебе сказать. Держись крепче за то что делает тебя счастливой, и никогда не сомневайся, что тебя любят. — Он кивнул в сторону дедушки Лео, который уже шел к нам.
— Не сожалей о моих родителях, — озадаченно пробормотала я. — Они в порядке.
Мерлин ничего не сказал, но он потянулся и коснулся моего плеча. Не обнял, не погладил, не приласкал, просто прикоснулся. Минутное соприкосновение, и все, ничего не осталось, кроме легкого ощущения беспокойства.