Санкт-Петроград

— А я ведь почти поверила, что ты такой же самовлюблённый болван, как и все принцы, — усмехнулась она. — Знала, что ты не владеешь собой, и всё равно...

— Сфинкс говорит, что в худое верится проще, чем в доброе, — сказал Тео. Рассмеялся. — "Принц"... рехнуться можно... Каких богов я прогневил в прошлой жизни? — он поднялся на ноги, стряхнул с одежды прилипшие хлопья небесной манны.

Все, кроме фортучента, почтительно склонили головы.

— Похоже, надо что-то сказать, — шепнул Тео Рите. — А?

— Надо, — она хихикнула. — Давай, толкни речь. Видишь, подданные ждут.

Сфинкс грациозной тенью скользнул к ним, задев хвостом, — и время остановилось, увязнув в уже знакомой Рите клейкой массе вечности.

— Для речей ещё настанет время, — мурлыкнул он.

Эпилог

На песчаном берегу близ Петропавловской крепости было, как всегда, многолюдно, но один небольшой кусочек берега горожане и туристы обходили стороной: тот, где расположились черноволосый парень в рубашке слегка старомодного покроя и девушка в сиреневом атласном платье. После официального принятия титула наследника сила Тео возросла многократно, и теперь ему не стоило никакого труда раскинуть широкий защитный полог — незримый и неосязаемый для посторонних, но надёжно оберегающий их от любопытных ушей и глаз.

— Почему люди не любят называть вещи своими именами? — Тео задумчиво глядел вдаль, на противоположный берег Невы. — Почему боятся открыто говорить о своих чувствах?

— Должно быть, потому, что опасаются быть осмеянными и отвергнутыми, — тихо откликнулась Рита. — А это — очень больно.

— Наверное, ты права, — Тео вздохнул. — Но всякий раз должен находиться кто-то, кто сможет перебороть в себе этот страх и сделать первый шаг. Иначе всё остановится и застынет — ведь именно любовь служит движущей силой, которая вертит мир.

На стрелке Васильевского острова пылали Ростральные колонны. Рита лениво подумала, что сегодня очередной дурацкий государственный праздник — из тех, что толком не может сформулировать большинство обывателей (которые при этом отнюдь не против получить лишний выходной).

Впрочем, сейчас она ничего не имела против подобных нововведений. Лично ей после событий последних дней день-другой отдыха точно не был бы лишним.

В тот памятный день великой битвы Грифон рассказал им всё что знал — а Станис и фортучент добавили остальное.

...Отец Тео влюбился в девушку из мира людей. Он клялся ей в любви, он был готов ради неё на всё. Но Серафиму было невыгодно появление на свет наследника. Он пришёл к девушке и от имени фортучента сказал ей, что ему не нужен ни ребёнок от иномирянки, ни она сама. Девушка поверила и сбежала, а Серафим солгал фортученту, что она оставила его, бросила ребёнка и ушла, предъявив только что родившегося младенца, сына нищенки, и выдав его за наследника. Однако убить настоящего наследника Серафиму не удалось: мать Тео отдала сына близкой подруге, которой доверяла, а себя принесла в жертву. Серафим думал, что уничтожил и Тео, и его мать, но погибла лишь несчастная женщина: малыш у неё на руках был иллюзией.

Серафим надеялся, что сможет вырастить из юного Максимилиана слабовольного бесхарактерного человека, чтобы впоследствии вертеть им как вздумается: ведь слабым гораздо проще и удобнее управлять. Однако впереди маячила ещё одна преграда: в день Клятвы наследник фортучента должен был пройти обряд инициации на Полной Чаше — но истинный артефакт мгновенно изобличил бы самозванца, испортив весь план. Тогда Серафим решил рискнуть и похитить артефакт, причем постарался проделать всё так, чтобы по максимуму отвести подозрения от себя, наведя их на других: на Премьер-советника, слишком ревностно выполнявшего свои обязанности и, чего греха таить, недолюбливавшего Серафима, и вовремя подвернувшуюся под руку девчонку, которая умудрилась проникнуть в инфрамир через естественный портал.

Изъятие Полной Чаши потрясло инфрамир до основания, вывернуло наизнанку, скрутило в бараний рог, вновь расправило, а затем хорошенько встряхнуло. А хорошая встряска, как известно, способна поднять на поверхность то, что веками лежало на самом дне, ненужное и забытое. Многие образы великих диктаторов нашли своё отражение в инфрамире; доселе дремавшие, они пробудились и довольно быстро отыскали возмутителя спокойствия. Их тени и подсказали Серафиму ещё более дерзкий и амбициозный план: энергию Полной Чаши можно было перенаправить так, чтобы её поток хлынул в мир людей. Всего-то и нужно было провести простенький ритуал: солнце, огонь и хотя бы одна человеческая жертва...

Голос Тео выдернул её из пучины воспоминаний.

— Я хочу, чтобы на официальном приёме ты стояла рядом со мной.

Рита отметила про себя, что Тео нарочно произнёс это как бы между прочим: так, чтобы она не успела сообразить, что к чему, и машинально согласилась.

— А не многовато ли чести? — хмыкнула она. — Не повлечёт ли это брожения среди твоих поданных? Дескать, иномирянка, простолюдинка, стяжательница дешёвой славы, да и вообще подобный союз — грубейший мезальянс. Словом, вопиющее нарушение всех сложившихся устоев.

Тео хрустнул костяшками пальцев.

— Всякому, кто осмелиться даже помыслить о подобном, я лично откручу...

— Не надо, — поспешно вставила Рита. — Я же пошутила.

— Считаешь меня легкомысленным? — Тео прищурился, улыбка его мгновенно стала пронзительно-острой. — Думаешь, моё слово ничего не стоит?

— Я этого не говорила, — Рита смутилась.

— Не говорила, но подразумевала, — Тео стремительно развернулся, и она тут же оказалась на песке. — Не так ли?

— Пусти, — засмеялась Рита, пытаясь высвободиться — впрочем, не особо усердно.

— Не пущу, пока не признаешься.

— Грифон сказал, что моё место в мире людей, — она вспомнила непреклонно-суровый прищур нечеловеческих глаз, и в сердце прокрался непрошенный холод. — Сказал, что у вас я всегда буду чужой, что инфрафизический мир никогда не примет меня...

— У грифонов язык без костей и напрочь отсутствует чувство такта, — беззлобно проворчал Тео. — Но кое в чём крылатый, пожалуй, прав. Ты должна стать частью инфрамира. Поэтому... — он вдруг резко сменил тон на официальный — впрочем, выражение лица осталось тем же, беспечно-озорным, с лукавыми искорками на дне темных глаз. — Прекрасная Маргарита, согласна ли ты разделить со мной путь, судьбу и жизнь? — на его ладони сверкнуло кольцо.

От неожиданности у Риты перехватило дыхание.

— И что будет, если я соглашусь? — поинтересовалась она, чудом справившись с собой.

— Что будет? — Тео притворно задумался, наморщив лоб. — Хм-м... честно? Понятия не имею. Давай узнаем это вместе?

* * *

Впервые за долгое время в небе над Санкт-Петроградом не было замечено ни одной лярвы, да и вообще ни одной демонической сущности. Должно быть, не выдержали такой концентрации небесной манны, которая для них токсична, как и для всех паразитов, и залегли на дно, вернее, попрятались кто куда. Грифоны даже перестали патрулировать воздушное пространство и спокойно сидели в своей башне, и судя по доносящимся оттуда звукам, увлечённо играли во что-то азартное. Сфинкс тоже отдыхал. "Летучий голландец", наскоро пришвартованный на набережной у Академии художеств, указывал на то, что без собутыльника он не остался.

Львы скучали в отсутствие нежити, поэтому повадились патрулировать улицы в поисках нелегальных курьеров и прочих незадачливых попаданцев. Ходит слух, что им вроде даже удалось сцапать одного. Говорят, он кричал, брыкался, даже кусался, вопил, что он заместитель генерального директора и его шеф "открутит всем хвосты, когда узнает". Кажется, его удалось благополучно вернуть в мир людей — правда, за его дальнейшую судьбу там ручаться не берусь.

В скверике между Ростральных колонн танцевали влюблённые пары; кариатиды у колоннады Биржи хихикали и перешёптывались между собой.