Страница 41 из 41
Лев смотрит одно мгновение, нюхает воздух; потом становится на лапы, в три счета переходит клетку и мягким прыжком выскакивает на авансцену.
Только в этот момент зал заметил происшедшее.
Пять тысяч ртов вдруг издали страшный крик: "Ай!" – лев остановился у самого края сцены, уперся передними лапами о рампу, в двух метрах от рядов кресел, и, казалось, колебался, выбирал.
Помню, что я вскочил на свою скамейку и стал выкрикивать: – но я, должно быть, не кричал, а только думал; разве слышен был бы мой слабый голос в диком реве этого зала? – "Тише! Ни с места!"
Когда я размышляю об этом теперь, я нахожу, что было естественным, возможным только одно: вся эта толпа срывается со своих мест, устремляется к выходам, происходит толкотня, давка. Словом, паника и человеческие жертвы.
Но произошло следующее: "Ай" толпы замерло. В зале стало вдруг тихо, как в церкви. Никто не шевелился. Лев все еще колебался. В клетке налево красивый укротитель застыл, как изваяние, посреди своих зверей, которые больше не прыгали.
Тогда я почувствовал, что наполняюсь силою, бесконечно превосходящею человеческую силу. Сказать: "Я почувствовал себя в десять, в двадцать раз сильнее," – значит не сказать ровно ничего.
Вы сейчас услышите величайшую нелепость: я, разумеется, никогда не был ни стальным носом броненосца, ни грудью паровоза. Но если бы это сравнение не показалось слишком глупым, то можно было бы попробовать представить себе, что должны испытывать передняя часть курьерского паровоза или нос броненосца на полном ходу. Вам понятно это? Человек – совсем небольшая вещь, он весит несколько кило. Но вы чувствуете за собою, в спине, огромную мощь, которая все прибывает, нарастает и сосредоточивается в вас; каждый миллиметр вашей поверхности приобретает силу пушечного ядра.
Я смотрел на льва; я вонзил в его тело взгляд своих глаз; мне казалось, что он совсем близко от меня; у меня было ощущение соприкосновения с предметом, который находится рядом с вами.
Сначала лев вздрогнул, все мускулы его напряглись от шеи и до хвоста; мне показалось, что кожа его шпарится в том месте, куда вонзался мой взгляд.
Потом он скорчился, вытянул шею и два или три раза медленно повел головою направо и налево.
Тело его напряглось, изогнулось, как тетива лука, точно какая-то сила напирала на него.
Я не ослаблял напора; я смотрел все пристальнее и пристальнее.
По телу зверя несколько раз пробежала судорога. Он забил хвостом; еще выше поднял голову; глаза стали выкатываться из орбит; он полуоткрыл пасть; послышался могучий, но тихий, почти беззвучный вздох.
Потом лапы зацарапали по полу.
И вдруг он грохнулся оземь.