Страница 10 из 17
Глава 3
Боевые действия в Европе меж тем развивались достаточно неспешно. С одной стороны, немцы явно по привычке опасались французской армии, от которой огребали так часто, что это уже практически вошло в привычку. С другой — французские маршалы, лишившиеся присмотра гениального Наполеона, явно были не столь уверены в своих собственных силах.
20 апреля основная французская армия численностью в 200 тысяч человек пересекла границу и вошла в мятежную Вестфалию, одним своим появлением поставив на бунте местных дворян жирную точку.
Оттуда, соединившись с корпусами союзников, Даву двинулся на юго-восток в сторону Вены, считая это направление более опасным. Для прикрытия Прусского направления был выделен пятидесятитысячный корпус под командованием маршала Груши, который выдвинулся к Эльбе и создал видимость угрозы Берлину.
Фридрих Вильгельм, лично вставший во главе армии не пожелал вновь терять столицу — в конце концов это уже было не смешно — и со своей стадвадцатититысячной армией не пошел на соединение с австрийцами. Вместо этого пруссаки смогли незаметно для противника переправиться через Эльбу ниже по течению и зайти Груши во фланг. 8 мая не далеко от города Гарделеген состоялось сражение, в котором прусская армия смогла отбросить французов на юг и тем самым ликвидировать угрозу своей столице. О самом сражении рассказывать особо нечего, себе в актив его вряд ли смогла бы занести хоть одна из сторон. Пруссаки, имея двукратное численное превосходство в силах позорно не смогли его реализовать, а Груши, прозевав выдвижение противника, тем не менее сумел грамотно отступить, сохранив армию, хоть и потеряв выгодную позицию.
Южнее Даву, имея под рукой сто пятьдесят тысяч французов и семьдесят тысяч немецких союзников столкнулся с основной австрийской армией под командованием фельдмаршала — он получил это звание за войну с Турцией — Фримона возле городка с сомнительным для русского уха названием Писек. У австрийцев было сто восемьдесят тысяч человек, преимущество в опыте — все же в отличие от французов Австрияки поучаствовали в относительно серьезной войне не так уж давно, поэтому солдаты смогли поднабраться опыта — и лучшая укрепленная позиция.
Не смотря на все вышеперечисленное Даву сходу атаковал австрияков, желая разгромить противника в одном генеральном сражении, как это не раз делал покойный французский император. Тут, однако, произошел натуральный конфуз. Окопавшиеся на возвышенности австрийские части, вооруженные капсюльными штуцерами, ружейным огнем наносили атакующим в плотных батальонных колоннах французам просто ужасающий урон. Обстрел начинался с шестисот шагов и за пять-семь минут, что атакующей пехоте требовалось на сближение, защищающиеся успевали дать порядка пятнадцати-двадцати залпов. Очевидно было, что с изменившимся оружием, нужно менять и тактику, и первыми это прочувствовали именно австрийцы.
Результатом полного хаоса сражения стали большие — примерно шесть тысяч человек убитыми и раненными — потери французов, которые добиться хоть какого-то успеха тут не смогли. Стало понятно, что быстро войну закончить не удастся.
В это время Англичане, не став выдумывать велосипед и не желая рисковать сверх необходимого, начали переброску восьмидесятитысячного экспедиционного корпуса на Пиренеи, на соединение с испанскими союзниками. Все прошлые недопонимания между двумя великими — Испания уже в прошлом, а Англия прямо сейчас — империями были быстро забыты, время как будто повернулось вспять и откатилось на восемь лет куда-нибудь в 1814.
В Каталонии южные рубежи французской империи вновь прикрывал знающий этот театр военных действий лучше всех Сульт. После заключения мира в 1815 году Наполеон понимая, что как минимум еще одна война, неизбежна назначил Сульта генерал-губернатором Каталонии с задачей подготовить провинцию к обороне.
На самом деле этот Наполеоновский маршал никогда не скрывал своих политических амбиций. По примеру покойного Мюрата — хотя тому это и не принесло счастья, но тут уж что поделать, военная Фортуна, она дама ветреная — Сульт отчаянно желал обрести кусок «своей» земли, собственно на этом честолюбии и сыграл Наполеон. Маршал, которому на выполнение основной оборонительной задачи был, по сути, дан карт-бланш, развернулся по полной. Он провел в ускоренном темпе социальные и экономические реформы по французскому образцу, что дало определённую долю лояльности местного населения, которое вздохнуло чуть посвободнее. Опять же на контрасте с остальной Испанией, где Фердинанд выжимал из подданных последние соки, дабы наскрести деньги одновременно на подготовку новой армии и на войну в колониях, ситуация в этой оторванной северной провинции виделась относительно приемлемой.
После этого Сульт развернул призыв в имперскую армию каталонцев — последние испанцев традиционно недолюбливали, — а также строительство нескольких мощных крепостей на самых важных с точки зрения возможной войны направлениях. Лерида, прикрывающая Барселону с запада была превращена неприступную твердыню, одних только орудий в этой крепости насчитывалось больше двухсот.
Впрочем, с началом войны Сутьт не стал отсиживаться в обороне, а оставив в Барселоне небольшой гарнизон с пятидесятитысячной армией ударил на запад в вдоль Пиренеев в сторону Бискайского залива, обеспечивая себе более надежную связь с метрополией и за одно прикрывая Байону с юга.
В первом же столкновении с испанцами, которое случилось 3 мая близ селения Барбастро французы наголову разгромили не успевший убраться с из дороги восьмитысячный испанский заслон. Хотя, если быть совсем честным, то как таковой битвы не получилось: испанцы, которым на несколько месяцев задерживали жалование, вооруженные старыми еще кремниевыми ружьями, принялись разбегаться едва только попали под обстрел. Генерал Мурильо, командовавший этим корпусом также не проявил чудеса храбрости и предпочел «отступить».
В целом начало войны, пришедшееся на весну и первую половину лета 1822 года, больших сражений не явило. Стороны предпочитали больше маневрировать чем бросаться в оголтелые атаки, подстраивали тактику под новое оружие, а также заканчивали мобилизационные мероприятия, формируя в тылу войска второго эшелона. Основные события сами собой перенеслись на вторую половину года.
18 июня после долгих приемно-сдаточных испытаний на баланс Балтийского флота был принят первый в мире экспериментальный пароходофрегат — вернее просто пароход — «Генералиссимус Суворов» полностью избавленный от парусного вооружения. Около 900 тонн водоизмещения, 24 орудия, две паровые машины по 150 лошадей каждая, крейсерский ход в районе 10 узлов, максимальный — 14.
Корабль получился, по правде говоря, не слишком красивым, во всяком случае до раскидывающих во все стороны белые крылья парусников ему было далеко. Две торчащие над низкой палубой трубы, источающие черный, пахнущий отнюдь не французскими духами дым, закрывающие чуть ли не треть борта, шлепающие по воде колеса, утилитарный, лишенный всяческой романтики вид. Низкий по сравнению с парусниками борт, отсутствие выраженных надстроек делали корабль похожим на коптящий утюг, какая уж тут красота.
Жители столицы к этому времени уже успели привыкнуть к ползающим по реке пароходам, никто на очередную «коптилку», путь даже она была больше других, особого внимания не обращал. Хотя поначалу люди собирались вдоль набережных, кричали, махали руками, некоторые пытались — от большого ума — святым крестным знамением изгнать в ад чадящих монстров.
— А все ж обычные корабли мне больше нравятся, — покачал головой Александр, которого я позвал прокатиться на боевом пароходе. — В них больше души что ли.