Страница 5 из 12
– Ты мне тоже. О-го-нек… Красиво.
– Пойдем со мной, – предложил Человек, и Она согласилась. Идти и разговаривать было весело, Человек знал очень много всяких интересных вещей, он был очень умным, и Огонек все никак не могла понять, как столько знаний уместилось в одном Человеке.
– Это мой дом. Ты тоже можешь жить в нем, если захочешь, конечно.
– Хочу, – ответила Огонек, которая никогда прежде не видела столь чудесных домов. Впрочем, она вообще никаких домов не видела, а если и видела, то забыла.
– Но тогда тебе придется оставить крылья на пороге.
– Крылья? – Она повернула голову и действительно увидела крылья, легкие, полупрозрачные и очень красивые, оставлять их было безумно жаль, и Огонек осмелилась задать вопрос Человеку, он ведь такой умный и все-все знает.
– А почему я не могу жить там с крыльями?
– Потому, что они будут мешать. Да и зачем тебе крылья, когда есть я.
Н’гаи-Кутуми зевнула и отвернулась от окна. Ну вот, очередная незаконченная сказка.
– А дальше?
– Дальше… ну, она послушалась, оставила крылья на пороге, и Человек их спрятал, потому что на самом деле знал, откуда появилась Огонек, и очень боялся, что когда-нибудь она улетит на небо. А она обнаружила, что изнутри дом совсем не такой красивый, как снаружи, пыльный и тесный, и еще постоянно вспоминала об утраченных крыльях и пыталась понять, чем же они помешали бы. А когда в доме совсем душно, она погасла.
– Почему?
– Ну потому, что огонь не может существовать без воздуха, – фыркнула Н’гаи. – Это даже кошки знают.
Снег белым мушиным роем вьется вокруг фонаря, наблюдать за ним странно и немного жутко. Ветер призрачной кошкой трется о стекло, оно дребезжит и отпечатки моих ладоней медленно зарастают холодом.
– Завтра будет холодно, – Н’гаи-Кутуми калачиком свернулась на батарее. – Ненавижу холод.
Жмурится, и длинные усы раздраженно подрагивают.
– Расскажи что-нибудь…
Вздыхает… наверное, нет настроения, но в просьбе не откажет. На самом деле Н’гаи любит рассказывать истории, а я люблю слушать. Даже ветер за окном притих, вслушиваясь в уютное мурлыканье.
Всего день жизни… целый день для нее одной. Лохматое облако отпустило на волю, теперь расправить ледяные крылья и вниз, к земле. Жемчужно-перламутровое утро встречает холодом, мерзлое солнце расцвечивает наряд сотней огоньков, почти бриллианты… она слышала, про бриллианты, но не знала, что это такое. Да и какая разница.
Ветер дружелюбно подхватил на руки, закружил, завертел и, наигравшись, осторожно посадил на обледеневший подоконник.
– Бывай, Снежинка…
Она не ответила, не хватало еще с ветром разговаривать, он ведь такой… ветреный. Впереди целый мир, столько всего нужно увидеть… белые цветы на стекле величественно-прекрасны, а в прозрачных колоннах сосулек отражается солнечный свет. И она сама, вместе с ажурными крыльями и любопытством в глазах. На себя она смотрела недолго, мир вокруг гораздо интереснее.
– Еще одна, – раздраженно чирикнул Воробей. – Когда это закончится? Падаете и падаете, падаете и падаете… спасу нет.
Ей стало немного стыдно за то, что она мешает воробью, и расправив крылья, снежинка соскользнула вниз, прямо на зеленую еловую лапку. Уютно пахло хвоей и Снежинка долго сидела на иголке, свесив ноги и любуясь небом, солнцем и ледяными чешуйками на темной коре. Потом ей надоело просто смотреть, время шло и… страшно было подумать, что мир вокруг может когда-нибудь закончится.
Она долго летала, иногда подымаясь высоко-высоко, так, что земля бело-зеленым шаром ускользала вниз, но потом крылья уставали, и Снежинке приходилось тратить драгоценное время на отдых. Столько всего хотелось посмотреть…
– Все равно не успеешь! – Каркнула Ворона. – Завтра оттепель, зря ты сюда прилетела, возвращайся домой.
– Домой? – Снежинка еще раз посмотрела на небо, пытаясь понять, какая из этих туч – ее дом. Снизу они выглядели такими чужими… да и сил не хватит подняться.
– Домой, домой, глупая Снежинка. Весна уже. Тепло. Солнце.
– Солнце доброе, – возразила Снежинка. – Смотри.
Она расправила крылья, показывая Вороне, как ярко они сверкают, но та не захотела смотреть и отвернулась. Жаль. Снежинке интересно было бы поговорить, одной немного скучно. Поэтому она продолжала сидеть и ждать – а вдруг Ворона передумает и скажет еще что-нибудь, она же давно живет… несколько дней… или даже недель, много видела, мудрая птица.
– Ох и глупые же вы, – пробурчала мудрая птица. – Летите, а куда и зачем? И неужто тебя не предупреждали, что завтра тепло будет?
– Предупреждали, – призналась Снежинка, – и не хотели отпускать, но ведь день – это очень много…
– Год – это много, а день… ерунда. Год – это весна, лето, осень и зима. Весной я возвращаюсь в город, а зимой лучше на свалке, там теплее…
Ворона рассказывала очень странные и интересные вещи, Снежинка не совсем понимала, что такое свалка и город, и почему теплее, значит лучше, но слушала… и заснула.
– А потом? – Вот что меня всегда раздражало, так это привычка Н’гаи обрывать повествование в самых интересных местах.
– Потом наступила весна и Снежинка растаяла, ледяные крылья – хрупкая вещь. – Н’гаи-Кутуми потянулась и, коснувшись стекла, поспешно одернула лапу. – Каждому свое, кому-то час, кому-то год… кому-то полет, кому-то город или свалка, кто знает, что лучше.
– В этом смысл?
– Смысл? – Н’гаи-Кутуми презрительно фыркнула. – Какой смысл в сказке?
Ветер завыл с новой силой, отгоняя от окна белый рой любопытных снежинок… жаль, хотелось бы посмотреть, как блестят на солнце ледяные крылья.
Из разорванного пакета по скатерти растекалось белое кефирное море, и Н’гаи медленно отступала, умудряясь выглядеть при этому ну совершенно непричастной к случившемуся.
– Это не я! – Хвост нервно дернулся. – Это случайно получилось! И вообще я кефир не люблю…
Не любит, точно знаю, что не любит, как и то, что Н’гаи опрокинула пакет, а теперь сидит на краю стола и наблюдает, как медленно скатываются вниз кефирные капли.
– Ну не злись, хочешь, я сказку расскажу? – и не дожидаясь согласия, начинает:
Из окна башни было видно море. Иногда серо-лиловое, словно мотки шелковых нитей, что лежали в ее корзинке с рукодельем, иногда бархатно-синее, но чаще нежно-зеленое, мягкое. А небо белое. Или голубое. Или тоже лиловое. Оттенков много, и ей нравилось, сидя на широком подоконнике, выискивать все новые и новые, это как бисер для вышивки подбирать, правда, вышивать она не любила, ну совершенно. Нитки постоянно путались, иглы кололи пальцы и терялись, а пяльцы норовили раскрыться, отчего натянутая ткань моментально шла складками, и стежки получались кривыми. Ну кто сказал, что раз принцесса и в башне, то обязательно рукодельница?
Ветер швырнул в раскрытое окно горсть мелких капель, то ли морская вода, то ли дождь, но на белом атласе платья моментально расцвели некрасивые мокрые пятна. Следовало бы закрыть окно или пересесть с подоконника поближе к камину… у камина и теплее, и уютнее, но принято, чтобы принцесса ждала спасителя у раскрытого окна. И рукодельничая.
Наперсток, соскользнув с пальца, рухнул вниз, и принцесса поежилась, представив, что будет если и она… случайно… например, как в ту ночь, когда буря была, и небо дрожало от молний, а залетевший в комнату ветер норовил столкнуть с подоконника.
Кто сказал, что ждать просто?
Скучно. Иногда страшно. И очень одиноко. Поначалу она даже плакала и стыдилась собственных слез, потому что те, кто ждал до нее, наверняка, не думали о всяких пустяках, вроде собственного одиночества. И теней, что ночью наполняют комнату странным подобием жизни, не боялись, и ветра, и вышивать, конечно же, умели.
Внизу море сверкнуло осколком стекла… как витраж в ее старой комнате, где красные рыбки и зеленые полосы водорослей. Отсюда, с башни, не разглядеть ни водорослей, ни рыб… ничего.