Страница 43 из 85
В приемной послышались тяжелые шаги и голоса. В дверь заглянул усатый человек в бушлате с блестящими пуговицами:
— Разрешите, Надежда Николаевна?
— Да, пожалуйста, Сергей Иванович.
Человек в бушлате вошел и, отдав честь, по всей форме доложил, что водолазы со всем оснащением доставлены в губком и ждут в передней.
— Спасибо, Сергей Иванович! — сказала Колесникова и представила его москвичам.
— Итак, товарищи, сейчас же поезжайте на Волгу. Разговор продолжим, когда закончите операцию. Желаю успеха.
Когда вышли из губкома, уже рассвело. Приехав на Волгу, установили около полыньи палатку и развели на льду костер.
Киров очень внимательно наблюдал, как устанавливали водолазное оборудование и снаряжение, как одевали водолаза, как укрепляли лесенку для его спуска, шланги для дыхания, трос, канат...
Как только водолаз — чернобровый молодой мужчина — скрылся под водой, Киров подошел к самому краю полыньи и пристально стал следить за канатом и шлангами.
Они, словно змейки, сползали в воду по ледяному срезу. Вдруг замерли. «Спустился на дно», — подумал Киров. Но вот опять поползли «змейки»: «Пошел по дну, ищет... А чего искать? Автомобиль не игрушка...»
Прошло минут двадцать, а может, и больше. Трос задергался.
— Ага, нашел! — сказал кто-то из красноармейцев. — Сейчас поднимать будут...
Рабочие стали осторожно вытягивать канат и шланги. Через несколько минут показался большой круглый шлем скафандра. В толстом стекле мелькнуло осунувшееся лицо водолаза.
Рабочие отвинтили и сняли шлем.
Водолаз в вязаной шапочке порывисто дышал.
— Ну что, нашел, Семен? — спросил его Сергей Иванович.
— Нет, не нашел...— глухо ответил водолаз. — Нет тут никакой машины. Должно, унесло течением.
— Как же так? — удивленно спросил Киров. — Ведь она весит пудов двести, а то и больше.
— Не знаю, а только тут нет! — сказал водолаз. — Я все вокруг облазил...
До вечера пробили, пропилили во льду Волги еще «окно», ниже по течению. Устроили дощатый желоб, по которому вытащили баграми льдины, спустили двух водолазов.
Они обшарили дно в радиусе нескольких метров, но ни машины, ни ящиков с деньгами не обнаружили...
Когда начало темнеть, Киров поставил охрану на большом участке реки и вместе с друзьями пошел в казарму.
Перекусив и выпив чаю, он прилег отдохнуть, собираясь вечером пойти к Колесниковой, но усталость взяла свое. Только прилег на тюфяк — сразу же заснул...
С утра опять начались поиски. Вызвав людей из экспедиции, Киров настоял на пропиливании еще нескольких «окон» во льду.
Поручив наблюдать за работами Бутягину, он отправил Атарбекова в казарму, чтобы оказать помощь заболевшему Лещинскому. Сам же решил побывать в Реввоенсовете фронта у Шляпникова: надо было рассказать об увиденном на Кизлярской дороге и просить, требовать принять решительные меры к спасению остатков армии.
Идя в кремль, Киров думал о предстоящем разговоре, вспоминая прошлые встречи со Шляпниковым.
«Пожалуй, никакого толку от этого разговора не получится. От того, что я расскажу, он придет в ярость. Это барин, вельможа, который привык руководить из кабинета. Нет, мне надо идти не к Шляпникову, а срочно, немедленно телеграфировать в Москву Ленину. Да, Ленину... Впрочем, Ленин может мне не поверить. Ведь он еще по загранице знает Шляпникова. А я только приехал в Астрахань... Может показаться, что я написал, не разобравшись в деле. Что же делать?..»
Киров присел на скамейку у ворот небольшого деревянного дома. Мимо, стуча каблуками по обледенелому тротуару, прошли, косясь на него, трое в штатском пальто, в каракулевых шапках.
Киров не слышал разговора, но обратил внимание на их выправку: «Офицеры. Определенно переодетые офицеры. Зачем они здесь? Может быть, готовят вылазку? Мятеж?.. А Шляпников и в ус не дует... Я должен немедленно телеграфировать в Москву. Пожалуй, лучше всего в Центральный Комитет. Сообщу обо всем, что видел. Попрошу, чтобы меня направили куда-нибудь на Кавказ, в тыл к белым, на подпольную работу. Там есть наши люди, я сумею наладить связи...»
Придя на почту, Киров достал блокнот и, присев в углу, стал писать.
Он кратко, но выразительно рассказал о поездке экспедиции навстречу отступающим частям Одиннадцатой армии, о принятых мерах по спасению раненых и больных бойцов и закончил телеграмму так:
«Поскольку остатки армии небоеспособны, оружие, боеприпасы и все имущество экспедиции передам в распоряжение астраханского гарнизона, а меня прошу направить на подпольную работу в тыл врага, на Кавказ.
В заключение считаю необходимым заявить, что Шляпникова полагаю если не прямым, то косвенным виновником в развале Одиннадцатой армии. Его дальнейшее пребывание в Астрахани не только нежелательно, но и вредно для дела революции».
Перечитав написанное, он склеил листочки и поднялся к начальнику почты — седоватому худому человеку в очках. Предъявил свой мандат.
— Чем могу служить? — спросил начальник.
— Вот телеграмма, которую нужно отправить срочно в Москву, в Центральный Комитет РКП(б).
— Слушаюсь. Будет исполнено.
Он прочел телеграмму, сходил в другую комнату и принес расписку.
Киров попрощался и вышел. А начальник, перечитав телеграмму, побледнел и дрожащей рукой снял телефонную трубку, попросил соединить с Особым отделом.
Ответил простуженный голос:
— Кто говорит?
— Это с почты. Мне бы товарища Сивакова.
— Сейчас подойдет...
И вслед за этим раздался приглушенный баритон Сивакова:
— Слушаю...
— Беспокоит начальник почты. Вы приказывали, чтобы без вашего ведома... так вот, как раз такой случай... Я затрудняюсь...
— Сейчас приеду, — сказал Сиваков и повесил трубку.
Сиваков, в длинной шинели и шапке со звездой, войдя, колючими глазками взглянул на начальника почты, по-хозяйски сел к столу, строго спросил:
— Что случилось?
Тут, знаете ли, товарищ Сиваков, одна телеграмма, задевающая самого Шляпникова.
— Дай сюда.
Начальник, ощущая холодок в спине, подал телеграмму.
Сиваков прочел, сдвинул нависшие брови.
— Кто-нибудь из ваших читал?
— Нет, только я...
— И ты забудь! Понял?
— Да-с, понимаю... Однако я дал расписку... Может быть, копию оставите?
— Я сказал — все! — Сиваков сунул телеграмму в карман и поднялся. — Если что подобное повторится — звони! До свидания! — Он козырнул и вышел...
Отдав телеграмму (Киров был уверен, что она будет отправлена немедленно), он не пошел к Шляпникову, а направился на Волгу. Его продолжала волновать судьба миллионов.
Там по-прежнему трудились люди экспедиции и водолазная группа. Пропиливали и освобождали ото льда еще одну прорубь, ниже по течению.
Увидев спустившегося с берега начальника экспедиции, Бутягин, путаясь в бурке, поспешил навстречу и доложил, что пока ни машину, ни ящики обнаружить не удалось.
— Неужели тут такое течение, что могло грузовик умчать?
— Сам ничего не пойму. Но ведь никто же, кроме нас, не мог его вытащить и завладеть деньгами.
— В том-то и дело...
На другом берегу послышались голоса, крики.
Оба повернулись к правому, более высокому берегу. Оттуда спускались, съезжали на лед красноармейцы, оборванные, обмотанные тряпьем.
— Видишь! — кивнул Киров. — Все еще бредут бойцы Одиннадцатой. Вон где нам следовало бы быть, а мы в воде бултыхаемся...
— Наше дело было доставить оружие и боеприпасы. Мы это сделали, — угрюмо сказал Бутягин. — Наша совесть чиста.
— Помимо совести еще есть сердце. А оно болит, видя все, что творится... Короче, я не выдержал и послал телеграмму в Москву. Описал все, что мы видели и видим, потребовал отстранения Шляпникова, как виновника катастрофы.