Мрачный Жнец (сборник)

Долг воззвал к нему сквозь розовые туманы, заполнившие его голову. Он схватил вторые часы и вгляделся в стекло. Песок был почти на исходе.

По поверхности стекла шли узоры в виде лепестков лотоса. Когда Мор слегка ударил по нему пальцем, оно откликнулось тягучим «Оммм».

По ломающейся под ногами ледяной корке он опрометью кинулся к Бинки и одним махом очутился в седле. Лошадь встряхнула головой, встала на дыбы и устремилась к звездам.

Величественные молчаливые потоки синего и зеленого пламени стекали с крыши мира… Их движение не воспринималось глазом, поэтому казалось, что они свисают, точно сверкающая бахрома роскошного платья. Вуали октаринового сияния исполняли над Диском медленный и величественный танец, в то время как огни Центрального Сияния, испускаемого неподвижным магическим полем Диска, заземлялись в зеленых льдах Пупа Плоского мира.

Пуповый пик Кори Челести, обиталище богов, представлял собой десятимильный столб холодного блистающего пламени.

Немногие люди могли похвастаться, что им довелось стать свидетелями этого зрелища. И Мор не принадлежал к их числу, поскольку, пригнувшись к шее Бинки, он изо всех сил вцепился в гриву. Тяжелые копыта лошади выбивали искры из пространства. Мор и Бинки скакали по ночному небу, оставляя за собой похожий на комету светящийся след пара.

Были и другие горы, теснившиеся вокруг Кори Челести. По сравнению с пиком они казались не выше термитных кучек, хотя в реальности каждая из них могла похвастаться столь величественным ассортиментом лавин, кряжей, подземных туннелей, забоев, обрывов, каменистых осыпей и ледников, что любой нормальный горный массив был бы счастлив иметь с данной представительницей что-то общее.

Среди самых высоких из гор, в воронкообразной долине, обитали Слушатели.

Они представляли собой одну из древнейших религиозных сект Диска, хотя даже сами боги расходились во мнениях по поводу того, является ли Слушание приличной и соответствующей обстановке религией. Были даже разговоры на тему, а не стереть ли храм с лица земли посредством нескольких точно нацеленных лавин. Единственное, что спасало Слушателей, — это божественное любопытство: что же такое эти людишки могут якобы Услышать? Если и есть на свете что-то, действительно раздражающее богов, так это незнание.

Чтобы прибыть на место, Мору потребовалось не больше нескольких минут.

Тут автор не прочь был бы украсить страницу рядом точек, ведь это так чудно заполняет время (и главное, пространство). Однако читатель уже, вероятно, заметил странную форму храма, — тот свернулся в самом конце долины, подобно большому белому уху, — и, вероятно, потребует объяснений.

Факт состоит в том, что Слушатели пытаются выяснить в точности, что именно сказал Создатель, сотворив эту Вселенную.

Теория довольно незамысловата.

Ясно, что ничто, сотворенное Создателем, никогда и ни при каких условиях не может быть уничтожено. Из чего вытекает, что эхо первых слогов и слов по-прежнему должно блуждать где-то, отдаваясь и резонируя во всем материальном космосе, но оставаясь различимым для настоящего Слушателя.

Много веков назад Слушатели обнаружили, что лед и случай сформировали эту единственную в своем роде долину, превратив ее в идеальный акустический инструмент, расположенный непосредственно напротив другой долины, по которой эхо так и разгуливает. Они возвели напичканный кельями храм и расположили его, в точности повторив очертания комфортабельного кресла в обиталище неистового фанатика-радиолюбителя. Хитроумные приборы улавливали и усиливали звук, который затем направлялся все глубже и глубже в прохладу воронки, пока не достигал центральной кельи. В ней, в любой час дня и ночи, всегда сидели три монаха.

И слушали.

Не обходилось, правда, без некоторых сложностей. Дело в том, что они слышали не только нежное эхо Первых Слов, но и вообще любой, издаваемый на Плоском мире звук. Чтобы распознать Слова, им надо было научиться идентифицировать все остальные шумы. Это требовало известного таланта, так что неофита принимали на обучение только в том случае, если он мог, ориентируясь на один только звук, определить на расстоянии в тысячу ярдов, какой стороной выпала подброшенная монета. И все равно — даже в этом случае он не считался принятым до тех пор, пока слух его не обострялся до такой степени, что он мог определить, какого цвета была монета.

Несмотря на удаленность Святых Слушателей от мира, многие люди предпринимали продолжительнейшие и опаснейшие паломничества в их храм, преодолевая замерзшие земли, рискуя подвергнуться нападению троллей, переходя вброд быстрые, холодные, как лед, реки, взбираясь на грозные, внушающие ужас горы, пересекая негостеприимную тундру, — все ради того, чтобы взобраться по узкой лестнице, ведущей в скрытую от глаз долину, и с открытым сердцем искать там ответ на извечную загадку существования.

А монахи орали на них: «Потише, вы, негодяи!»

Бинки размытым пятном пересекла горные вершины. Ее копыта коснулись земли лишь на заснеженном пустынном дворе, ровная поверхность которого, благодаря льющемуся с неба свету Плоского мира, отливала всеми цветами радуги. Мор соскочил с седла и побежал под пустынными сводами в келью, где, окруженный преданными последователями, лежал на последнем издыхании восемьдесят восьмой аббат.

Шаги Мора отдавались гулким эхом, пока он несся по облицованному искусной мозаикой полу. Сами монахи носили поверх обычной обуви специальные шерстяные тапочки.

Добежав до кровати, он на минуту остановился, опираясь на косу и пережидая, пока восстановится дыхание.

Аббат, маленький, абсолютно лысый и обладающий большим количеством морщин, чем целый мешок чернослива, открыл глаза.

— Опаздываешь… прошептал он и испустил дух.

Мор сглотнул, стараясь дышать ровно и медленно, плавной дугой привел косу в движение. Несмотря ни на что, удар был нанесен точно; аббат сел, оставив свой труп за спиной.

— С точностью до секунды, — произнес он голосом, который мог слышать только Мор. — А я уж было забеспокоился.

— Все в порядке? — осведомился Мор. — Тогда мне пора бежать…

Решительным движением свесив ноги с кровати, аббат бодро вскочил и двинулся в направлении Мора сквозь ряды своих скорбящих приверженцев.

— Не исчезай так быстро, — позвал он. — Я всегда с нетерпением жду этих бесед. А что случилось с обычным парнем?

— Обычным парнем? — переспросил вконец растерявшийся Мор.

— Высокий такой детина. Черный плащ. Судя по виду, недоедает, объяснил аббат.

— Обычный парень? Ты имеешь в виду Смерть? — дошло наконец до Мора.

— Его самого, — жизнерадостно кивнул аббат.

У Мора отвалилась челюсть.

— Ты что, уже не в первый раз умираешь? — с трудом совладав с непослушным языком, сумел выговорить он.

— И не в последний, — продолжил аббат. — Как только улавливаешь, в чем тут дело, дальше вопрос практики.

— Неужели?

— Нам пора отчаливать, — поторопил его аббат.

Челюсть Мора со стуком захлопнулась.

— Именно это я и пытался сказать.

— Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты просто подбросил меня до долины, — безмятежно сообщил монах.

Он пулей метнулся мимо Мора во двор. Какое-то мгновение Мор ошарашенно пялился на пол, на то самое место, где за секунду до этого стоял аббат, а затем кинулся следом. Он бежал и стыдился сам себя: до такой степени непрофессионально и недостойно занимаемой должности он, как ему показалось, выглядел.

— Значит, так… — начал он.

— Помнится, у другого была лошадь по имени Бинки, — любезно, словно ведя светскую беседу, произнес аббат. — Ты что, купил у него один обход?

— Обход? — повторил Мор, уже окончательно запутавшись.

— Или как там это называется. Не суть важно. Прости меня, парень, сказал аббат, — я ведь не знаю, как эти вещи организуются.

— Мор, — отрешенно поправил Мор. — И я думаю, что тебе положено возвращаться вместе со мной. Если не возражаешь, — добавил он как можно более твердым и авторитетным тоном.