Отрицательная Жизель (сборник)

Отрицательная Жизель

РАССКАЗЫ

ЛУШКИНА РАБОТА

Лушка была самая маленькая в классе. Не по возрасту, по росту. Маленькая, худая, будто не восьмого, а пятого класса ученица.

Училась она средне — тройки, четверки. Бывали пятерки, но редко. Все это — рост, худобу, отметки — мать Лушки объясняла едой.

— Еда у нас неважная, — говорила она, — да и пока ты ложку возьмешь, Юрка уже кастрюлю выскребает.

Юрка, Лушкин брат, на три года моложе, находился в самом жористом возрасте. В двенадцать лет самостоятельные мальчишки, которые гоняют во дворе все свободное время, всегда просят добавки.

Пора уже сказать, что Лушка вовсе не Лукерья, а Лукьянова Вера, ученица восьмого «В» класса, прозванная Лушкой. Ласковое это имя говорило о том, что в классе ее любят. И было за что: Лушка хороший товарищ, охотно придет на помощь, редко откажет в просьбе, отчего достается ей дежурить не в очередь, выполнять поручения учителей и давать взаймы на неопределенное время двадцать копеек, выданные мамой на завтрак.

Сверх отзывчивости и доброты было в Лушке еще одно привлекательное свойство — она была похожа на знаменитую гимнастку Олю Корбут. Лушка об этом знала и любила причесываться на две косички — сходство увеличивалось.

Была весна, кончался учебный год. Все обсуждали летние планы, классные модницы — летние платья. А несколько человек со школой прощались: уходили в ПТУ на техучебу. Лушка тоже уходила — работать. Она сама выбрала себе дело, к которому давно присмотрелась, — продавцом в магазин электротоваров «Свет». На полгода надо было идти в ученицы, получать маленькую стипендию. К этому она тоже была готова.

Еще зимой, проходя мимо стеклянных стен магазина, всматриваясь в его сияющее, блесткое нутро, любуясь нарядными люстрами, светящимися абажурами, никелированными приборами, белыми кубиками холодильников, она поняла, что ей хочется двигаться среди этих вещей, и не просто двигаться и глядеть, но двигаться, трогать, владеть ими. А в витрине стояла доска, на которой было написано, что принимаются на работу ученики-продавцы с образованием не ниже восьми классов, в возрасте не менее пятнадцати лет.

С этих зимних дней, когда Лушка разглядывала магазин, она привыкла думать о нем. Сначала как о возможной работе, а потом как о работе желанной.

Укрепляло ее в этом решении также чувство, что работать ей необходимо. Она видела: матери трудно растить их двоих — кормить, одевать. Много лет работала мать в химчистке, в цехе, но года три назад нашли у нее хронический бронхит и работать с химикатами запретили. Она перешла в приемщицы, заработок ее снизился, а здоровье не восстанавливалось. Отец несколько лет назад ушел от них, завел другую семью, он помогал, но деньги были небольшие, у него росли уже другие дети, им тоже надо было.

Когда Лушка сказала матери, что учиться больше не хочет, пойдет работать, мать расстроилась. Ей хотелось, чтобы дочь стала инженером, учительницей, врачом. Лушка утешала мать, говорила, что все равно не пройдет по конкурсу и только напрасно потеряет два года. Мать сокрушалась: у дочери тоже не будет хорошей специальности, больших заработков и будет она жить скудно и трудно. Чтобы успокоить мать, выиграть в споре, Лушка сказала:

— Мам, неужели все на свете должны кончать институты? Есть же люди, неспособные к высшему образованию. Вот я как раз такая.

Мать замолчала растерянно и подумала: «Не знаю уж, как там способности, а силенок у нее в самом деле может не хватить».

Но мать ошибалась. Лушка, хоть и была худенькая, силу имела. И в руках, и в душе.

Навести подробные справки в магазине «Свет» Лушка подговорила свою подружку Катю Ефимчук. Рослая, крепкая Катя соответствовала прозвищу Ефим, данному ей в классе, и казалась парнишкой в девичьем платье. Ефим сходила к директорше, узнала, какая работа ждет ученика на продавца, и стала отговаривать Лушку.

— Уж если нельзя иначе, лучше идти в промтоварный на легкие предметы — шляпы, платья или сумки. А в этих электротоварах одно железо. Где тебе с железом справиться…

Но Лушку звал светлый и легкий облик магазина, и она не могла даже представить, о каком там железе толкует Ефим.

Однако кое-какие выводы из рассказа подружки Лушка сделала. Когда пришло время отдать заявление и оформляться, она тщательно обдумала внешность кандидата в ученики, будущего продавца электротоваров. И, обдумав, сделала вот что: надела две пары колготок, Юркину бумазейную рубаху, а затем уже натянула юбку и шерстяную кофточку. Рукава от Юркиной рубашки сбились к плечам, образуя желанную ширину, а юбка тесно облегала бока. Лушка разглядела себя в зеркало и сказала со вздохом:

— Ну что — сорок восьмой размер, может, и есть…

Волосы она начесала и сделала прическу не слишком высокую, но все же пышную, сантиметра два в росте она ей прибавила. Надела еще мамины туфли на каблуках, напихав в носы ваты, — еще два сантиметра. Потом Лушка тщательно, не торопясь, оглядела себя в зеркало. Она хотела выглядеть солиднее, однако людей пугать незачем.

Сыграла ли свою роль костюмированная затея, или в магазине сильно не хватало продавцов, а также учеников, но Лушку приняли, не подвергнув критическому рассмотрению. Через месяц, как только кончится учебный год в школе, должна она приступить к работе.

Восьмой «В» провожал товарищей, уходивших в ПТУ. Лушка тоже провожала их. Ее не провожали — официально нет. Директор школы — дородная красивая женщина с властным лицом — в своей прощальной и напутственной речи обращалась только к будущим технарям. Не вспомнил о Вере Лукьяновой и секретарь комсомольской организации.

Он в своем выступлении развил мысль о талантах — сказал, что бывают таланты, подобные фейерверку, яркие, внезапные, но есть и другие — скромные, неброские, но для общества не менее важные, и к ним относятся те, кто сможет творчески овладеть техникой, ибо техника растет, усложняется, требует притока новых сил на производство.

Лушка слушала и жалела, что у нее нет таланта никакого. Правда, ей казалось, что у ребят, которых провожал класс, тоже нет талантов. И она смотрела на тех, чьи таланты были бесспорны: Витю Стрелецкого — первого в классе математика, переходившего в специальную школу, Веронику Флерович — лучшую в школе поэтессу, Ваню Лопухова, искрометного комика, первого актера школьного драмкружка.

Ваню она знала лучше других — она тоже была в драмкружке, но как-то доставалось ей больше работать за сценой, а если выходить, то в самых маленьких ролях, на несколько реплик.

«С талантом жить, конечно, гораздо интереснее, — думала Лушка, — но легче ли? — И отвечала сама себе: — Нет, не легче, пожалуй, даже труднее».

И вдруг Лушка услышала свое имя. Вспомнила о ней классная руководительница. Она сказала, что ей, им всем, классу, очень будет не хватать Лушки, Верочки Лукьяновой — доброго, теплого человека, хорошего товарища. Тут все повернулись к Лушке, захлопали в ладоши, закричали разное: «Лушка, ты нас не забывай!», «Счастливо тебе, Луша!», «Мы тебя любим!»

У Лушки даже горло сжалось, так она была растрогана.

А через день наступила новая жизнь — Лушка пошла на работу. И сразу же начались разочарования. Новые товарки встретили ее неплохо, но твердо давали почувствовать: они продавщицы, она всего только ученица. Они взрослые, она девчонка. А все то, на что Лушка любовалась когда-то сквозь витринные стекла, весь этот блестящий и сияющий мир нисколько не принадлежал ей.

Основную часть дня проводила она в подсобных помещениях, распаковывая коробки, разбирая всякую электромелочь, которую надо было, пересчитав поштучно, разнести и уложить на стеллажах в отделе самообслуживания. И не сбиться со счета, не перепутать «вилки штепсельные одинарные» с «вилками штепсельными тройными». Также надо было не рассыпать, не перемешать металлические и пластмассовые детальки, не дать запутаться шнурам удлинителей, не смотать провода разных сечений, не приклеиться к изоляционной ленте. Много чего надо было избежать и не допускать.