Форумные тролли

Правда выродок, что ли, подумал Олег, и бросился вперёд. Кайнд затопал следом, то ли помочь, то ли остановить. Розочка тускло сверкнула в замахе.

Как только они пересекли порог, мужик метнулся в темноту и побежал куда-то вглубь. Было темно, хоть глаз коли, только грязные отсветы лежали контурах руин.

Олег хромал, и Кайнд вырвался вперёд. Его светлая куртка мелькала в темноте, Олег следовал за ней.

Как только они оказались в полумраке, дверь сзади хлопнула, и что-то обрушилось на них, смрадное, хрипящее, быстрое и мускулистое. То ли свора бомжей, то ли собак. Пахло потом, пережаренным жиром, плесенью и шерстью.

Олег отбивался, рядом ухал Кайнд, но его хватило, видно, на два удара, потому что раздался вдруг леденящий, полный боли крик. Так кричал человек, которому когда-то ночью у Олега под окнами засадили в рёбра нож. Он тогда вызывал милицию сразу же, и скорую, да и не он один. Даже раз навестил парня в больнице, а ублюдков тогда не нашли.

Вот и Кайнд кричал так же, потом крик резко оборвался. Розочку вывернули из руки, звериное дыхание обжигало ухо. Руки заломили за спину до треска, голову нагнули вниз, больным коленом обрушили на пол и поволокли. Недолго. Куда-то вниз, к тусклой лампочке. Когда голову Олегу подняли, он закричал, тоскливо, надрывно, долго, потом крик его угас, как умирающая сирена.

Его бросили на пол и больше не держали. Но он не вставал, только смотрел.

Этого не могло быть, не могло быть, этого вообще не могло быть, как же так, он, Олег, работник управления юстиции, вышел в обеденный перерыв в город, и… Что это? Это у него в городе такое? Это с ним? Сейчас? Происходит?

Он больше не сопротивлялся, не пытался вскочить, хотя тот, назвавший себя Баярином, стоял в нескольких шагах от него. Но злость Олега кончилась. Захлебнулась, утонула в ужасе, погасла. Сейчас он мог только скулить, слабо вращая головой и глядя на то, что его окружало.

Кайнд лежал на боку в позе зародыша, закрывая окровавленными пальцами рану на боку.

Баярин стоял рядом, поигрывая дешёвым и грязным выкидным ножом.

Он выглядел отвратительно, и несло от него так же.

Засаленные пятнистые штаны казались мокрыми в паху, словно он обмочился от восторга при виде пленников. Полосатая рубаха была грязной, манжеты заеложены до сальной черноты, жёлтые рукава казались пропитанными застарелым маслом; из кармана на груди торчала какая-то осклизлая кость. Олег видел его смятый бугристый череп, слезящиеся, жёлтые, тускло блестящие глаза с сетью красных сосудов, глубокие морщины на изрытом оспинами грубом лице. Ухмылка не сходила с этой морды, не уходила из больных глаз — радостная, самодовольная, и вместе с этим отвратительная, ненормальная. Так мог бы улыбаться рехнувшийся маньяк над телом жертвы; наркоман в той степени угара, когда люди вырезают себе глаза, продолжая петь и смеяться; такая улыбка могла бы принадлежать бешеному зверю, пребывающему в отличном настроении, если б он существовал. И мог улыбаться.

Остальные были ещё хуже.

Пятеро или четверо толпились в угольной черноте за спиной, низко урчали чем-то — то ли горлом, то ли животами. Все они неуловимо походили на первого, но, насколько далеко было ему до нормального человеческого облика, настолько им — до Баярина. Голые, кривобокие, сутулые, с рахитичными и одновременно мускулистыми конечностями, лохматыми головами, они больше всего походили на уродливых, лысеющих обезьян, если бы не морды. Вытянутые вперёд, узконосые, с вывернутыми губами и хаотично торчащими, крупными зубами. Жёлтые глаза, запрятанные под нависающими, первобытными лбами, отсвечивали в темноте. Двое из них всё норовили припасть на длинные передние не то руки, не то лапы. Кожу тварей покрывали пятна и грубая редкая щетина.

Олег заиндевевшим от страха нутром чувствовал, что это не розыгрыш, не съёмки, не скрытая камера. Что это не опустившаяся алкашня, не банда.

В них не было почти ничего человеческого.

Олег приподнялся на дрожащих руках, и его вырвало. Он откатился от мутной лужи утреннего супа и получил чудовищной силы удар по рёбрам, так, что нечто в глубине его хрустнуло, а весь воздух вылетел из лёгких. Олег закашлялся и заплакал.

Баярин, или кто он там был, сгрёб Олега за шиворот, содрал с него куртку и бросил в блевоту.

— Вытирай! — рявкнул он. — Бегом!

Олег завозился, вымакивая лужу, в диком ужасе от того, что он делает и что происходит вокруг. Кайнд попробовал встать, сначала на колени. Он был жив, а насколько серьёзно ранен, Олег оценить не мог. Да Олегу было и не до Кайнда, он тёр грязный пол своей курткой, развозя собственную блевоту, и, как заворожённый, поглядывал на тусклое лезвие в лапе у мужика.

— Ты кто такой, — спросил Кайнд. — Вы кто, падлы, такие.

Баярин, хохотнул, закашлялся, сплюнул на Олегову куртку.

— Я — постоянный пользователь форума, — сказал он. — Баярин, человек, который знает, как лучше.

— Нихрена ты не человек, — хмуро, глядя в пол, сказал Кайнд. — Да?

— А чё так? Я-то вполне, — сказал мужик. — Я даже в магаз сходить могу, если вечером, например. А братцы — нет. Приходится мне за ними ухаживать. Они все есть хотят, а кормилец — один я.

Голос у него был глухой и тошнотворный, как будто он набрал в рот каши. Из угла рта в щетину всё время стекала слюна. Где-то под вязким бульканьем проступала хриплая, надтреснутая нота.

Олег пытался уложить в голове эту картинку. Как некая тварь, прикинувшись простым пользователем, намеренно, методично выводит людей из себя, потом назначает встречу в заброшенном, скрытом от посторонних глаз месте.

И заманивает в руины… Зачем?

— Так, братцы, потащили их. Там решим, кого на кухню, кого в стажёры.

Олег шагнул вперёд, сжал кулаки, первый раз в жизни заклиная, призывая свою истаявшую, забившуюся в угол при запахе мускуса злость.

Баярин ударил его снизу вверх, перебросив нож рукояткой вперёд. Лёгким движением, покровительственно похлопав согнувшегося от боли Олега по спине.

— Ну, ну, ну, ну… — успокаивающе сказал он, а потом швырнул на руки тем тварям, которых называл братцами. — Ну, ну, ну, ну… Всё, всё. Больше тебе уже дёргаться не надо, боец. Тут и не такие дёргались. Пошли, а то на кухню прямиком загремишь. Я вот это не люблю.

Их поволокли, пихая в спину, вдоль по коридору, прочь от лампочки, в затхлую темноту. Олег только подвывал от каждого очередного тычка. Они поворачивали, спускались, опять поворачивали, и он полностью потерял чувство времени и направления. От звериного дыхания за спиной, от стонов Кайнда, от запаха ему было невыносимо, до тошноты страшно. Его бы вырвало ещё раз, но желудок был пуст.

Впереди снова загорелся свет: мигающая лампочка на двух проводах, серпантин раскрутившейся старой изоленты. Железная дверь с рваными, словно гвоздём натыкали, отверстиями. Полуоткрытая. Перед ней — коридор налево, откуда тянуло отвратительным смрадом, как будто кто-то жарил котлеты из давно сдохшей свиньи. Наверное, там и размещалась кухня. Олег весь сжался при мысли, что сейчас его поведут туда. Но Баярин распахнул дверь перед ними, и их с Кайндом втолкнули в тесное, душное помещение, освещённое только тусклой мерцающей двадцативаткой под слоями паутины, и привычным светом монитора,

В комнатушке, у голой бетонной стены, стоял стол с грязным, словно заплёванным ЭЛТ-монитором. Старый, пожелтевший от времени системник начала двухтысячных, серый бесперебойник, клавиатура. Никакой мыши, никаких колонок.

Это всё Олег отметил автоматически, по рабочей привычке. Смотрел он, на самом деле, на того, кто сидел за монитором, на разломанном деревянном стуле, прикованный за ногу к торчащей из стены трубе. Руки его были зажаты в кандалах, прикрёплённых к столешнице. На захламлённом столе стояла грязная рыжая миска и стальная кружка на цепи, рядом со стулом в бетонном полу была дыра.

Узник обернулся к ним, худой, измождённый, с сумасшедшими глазами за мутными стёклами очков. Одна линза треснула, на лоб и глаза падали спутанные, грязные отросшие волосы. Парень был молод и чудовищно костляв.