Страница 24 из 25
Здравствуй, милый Толя!
Получил сразу и бандероль, и твоё письмо к царю-государю…
Спасибо большое за книгу – я её заказывал уже ста человекам так же, как и Киреевского, и в обмене искал, но вот только ты один и отличился. Награда тебе за это будет. А раз ты вознаграждения не желаешь, то я тебе тоже книжками отплачу. Если не очень трудно, то вышли, пожалуйста, и Киреевского – я сейчас в таком замоте, что на полчаса на улицу выйти без дела не могу. Так что и к тебе прибуду только по весне – точнее, в апреле, ибо в конце марта дней на десять поеду на Север.
Получил ли ты моё письмо с отзывом о твоей рукописи? Твои рукописи вместе с отзывом я передал лично Н. П. Машовцу. Интересовался твоей рукописью и Б. Царев из «Природа и человек». Он хочет, возможно, часть какую-то взять для своего журнала. Но не обольщайся – народ в «Природе» темный, малограмотный, решения их могут меняться в любую сторону в зависимости от настроения.
Пишешь ли ты свои очерки-рассказы о земляках-старателях? В том письме, которое ты не получил весной прошлого года и которое я длинно писал, как раз и шел разговор о соцзаказе: мол, пиши о своих земляках-старателях, о их ремеслах, умениях, о их работящей душе и талантливых руках. Напишешь книжечку листов на 8–10, и я помогу тебе её издать в Москве. Книжечка будет очень нужная – людям надо указать пути возвращения к земной жизни, без труда руками на земле ли, на дереве ли, на железе ли – мы, русские люди, погибнем, а вместе с нами на эту землю придет варварство чужеземцев, забудется наша умная наука, как обихаживать родную землю. Займись этим, молодежные повести долго не попишешь, да и польза сейчас большая от народной науки… А для тебя это будет новый этап творчества – первый (молодежный) ты, я считаю, прошел вполне удачно. Только пиши, старайся – пиши глубже, слушай музыку слова, которая окружает твоих героев, ритм их жизни старайся сохранить в рассказе-новелле. Стремись к новелле, обобщай, угадывай за образом одного человека будущее его дела, икону угадывай – ведь икона – это обобщающий образ христианской нравственности. Думал ли ты об этом? Был человек, стал святым – и вот его лик-икона, как путеводная звезда для других, и заступница, и повелительница. Вот ты таких своих земляков и пиши – они это заслуживают, вступай жёстко в спор с обманом городской жизни, с обманом общества потребления (гонки за новой цветной тряпкой) – ведь наша прежняя городская цивилизация уже привела нас на грань катастрофы (тот же экологический кризис). Ищи в своих людях-работягах примеры высокой нравственности, умение жить духовной пищей, хотя они и мастера, и цену себе большую знают. Я, например, воспитывал в себе желание работать ради работы – так и хорошая лошадь работает, а вовсе не из боязни кнута.
Ну, вот пока и всё.
У меня все драки с «Детской литературой», вернули мне «моих коров и петухов» с резолюцией: мол, не воспитываю я у молодежи желание работать в современных условиях. И снова ругань – а ведь знаешь, Толя, что ругаться хорошо только на уровне районной газеты – там ты хоть глаза редактора видишь. А вот ругань через ЦК КПСС иная – ты пишешь, просишь, а все кругом молчит – словом, с почтой только и разговаривать остается.
Гарька пишет, жена у него пришла из больницы, прислал он мне несколько милых новеллок для журнала «Рыболовство», я его туда сватаю вести «уголок юного рыболова»: это 6 раз в год – всё парню будет поддержка и нравственная, и материальная.
Жду от него книжечку с новеллами – как придет, понесу опять к Машовцу Н. П. Будем и эту книжечку пробивать. Ты вот от вознаграждений отказываешься, а книги присылаешь да ещё меня братьями Аксаковыми стращаешь… Как вот я тебе отвечу на твой вопрос: нравится ли мне книжица братьев Аксаковых? Если какие заказы у тебя по Москве будут, какие я сделать смогу, тогда книжные дела с тобой поддерживать стану, тогда и братьями Аксаковыми заинтересуюсь. Дело в том, что все эти книги почему-то выходили в Москве в то время, когда я пропадал в лесах, выходили и быстро исчезали с прилавков, приезжал я и узнавал, что их уже нет.
Ну, всё.
Снимаю твоё письмо с машинки и закладываю листы для рукописи, которую тороплюсь приготовить для издательства «Советский писатель».
Обнимаю. Пиши. Твой Онегов.
Поклон низкий жене, скажи, пусть терпит – писателей обязательно кто-то должен терпеть.
Толя, я лично посылаю книги не заказной, а ценной почтой – это чуть дороже, но у нас на почте есть объявление, что так книги не пропадают. У меня тут пропаж не было. Скоро пришлю тебе свою книжицу «Следы на воде» («Физкультура и спорт»).
1 февраля 1985 года.
Здравствуй, Толя!
…Твою рукопись отдал в отдел главный редактор издательства Н. П. Машовец – отдал с указанием не хамить. К этой рукописи был приложен мой трактат с оценкой твоей работы.
С чем надо не соглашаться?.. Мазать дегтем героя не надо. Это твой герой, это твоё предложение решать жизненные вопросы и отстаивай его, как сможешь, – тут и я тебя поддержу, ибо глубоко уверен, что сейчас, сегодня, способны что-то сделать только святые, честные люди, иные народ заевшийся, заворовавшийся и не поднимут, не остановят. Поэтому я и поддержал тебя с твоей работой. Но это, видимо, не главная претензия к тебе – Павка Корчагин тоже был рыцарем без страха и упрека…
А вот что касается предложения сделать из одной повести две, то я бы сказал ещё проще – одну, но освободить её от всего ненужного и к тому же плохо выписанного, т. е. некую вторую повесть вообще выкинуть.
У тебя предельно светлая и чистая линия, и на этой прямой честности и живет твой герой (я бы его вообще без девки оставил, как монаха, и в дружбу двух ребят девку бы не мешал – ведь у нас в литературе девка появляется для того, чтобы спасти неумение авторов выстроить деловой разговор – устает читатель, а тут ему половую интрижку и т. д.). Высокие книги писались вообще без простыней, простыни – это жидовская принадлежность, чтобы развращать нас, людей русских, чистых от рождения и т. д.
Твой герой, потерпев поражение в городе, приезжает в деревню – есть в нём большой свет, поэтому к нему и мальчишечка тянется – детей не обманешь – тут ты во всём прав и всё тут прекрасно. И в газете у него не ладится из-за его прямоты – это тоже всё точно и верно (ведь проходит испытание жизнью булатная закалка клинка). И враги у него появляются. И мальчишечка топится – это всё правда, и страшно. И вот тут-то и должна быть близка кульминация. Ведь всё закрутилось, завертелось. И сцена с тракторами, и избиение его бандюгами… И вот тут у тебя началась семейная жизнь, которая меня и остановила, – до этого всё читалось мной легко и ясно. Споткнулся я, споткнулся раз, два, три – и не разбираясь, понял, городил ты тут что-то, не чувствуя, что хоронишь, оставляешь динамику, изменяешь ей.
Ты уже привел героя к выбору – стоять или сломиться. Сломиться ему нельзя. Надо стоять. И вот убийство друга и суд! И костры за окном кабинета прокурора – опять динамика, опять прежний интерес, и кончено всё тобой хорошо…
Вот, Толя, это моё мнение. Я бы твою работу почистил основательно, ибо служить она должна большому делу, а не вызывать критику в многословии и пр.
Если бы я был издателем, то взял бы твою работу и сам бы переделал и опубликовал бы. А целиком печатать не стал бы – ты это поймешь всё сам, но чуть позже.
…Подумай и о том, что успехи студенческих зеленых дружин не очень-то тиражируются в стране. Я многим здесь интересовался и ни разу не нашел для себя человека, который был бы мне целиком симпатичен. Либо это горящие глаза штурмовика