Страница 4 из 79
Свежий ветер перемен, долетавший с Родины, взбудоражил зарубежных русских (всех эмигрантов из нашей страны независимо от их национальности называют за границей русскими). У людей, настроенных патриотически, так или иначе сохранивших в душе привязанность к своей стране, вести о перестройке возродили ощущение сопричастности к происходящему у нас, желание подключиться, помочь. У других, испреклонных ниспровергателей, перемены в СССР вызвали растерянность. Старые клише уже не срабатывали.
Произошел принципиальный сдвиг: не скрываемая от народа правда исходит от нас самих. И вот уже расхватываются советские литературные журналы в тех немногих местах, где их можно купить, и старый книжный магазин русских выходцев из Харбина «Камкин» не успевает удовлетворять спрос.
Да, встрепенулись, зашевелились, заволновались наши соотечественники.
Известный эмигрантсткий сочинитель песен Вилли Токарев запел:
Я на днях известие в «Известиях» прочел,
что в Союзе приоткрылись двери.
Да чтоб ты был здоров, Михал Сергеич Горбачев!
Хочется надеяться и верить!
Проходит всего год, и Токарев поет уже о родственниках, приезжающих в Америку из Союза, — юмористическая, грустноватая песенка о «горбачевских мстителях», как их тут же окрестили в эмиграции, об их бесконечных покупках, о хождениях по магазинам, разорительных для родни… Даже слушая незамысловатые песенки нынешних бардов эмиграции, поражаешься, как стремительно меняется время, как быстро восстанавливаются кровные связи, как постепенно завязываются связи экономические, возникают совместные советско-американские предприятия, и во многих из них участвуют бывшие эмигранты из Советского Союза.
В самолете, которым мы недавно летели из Нью-Йорка в Москву, было только четыре советских пассажира — остальные эмигранты. Всю долгую дорогу, все двенадцать часов, мы не могли заснуть. Перекрикивая шум моторов, в салоне громко разговаривали: «А у нас в Одессе…», «А у нас в Гомеле…», «Нет, у нас в Кишиневе лучше…» Становилось непонятно, где же живут в конце концов эти люди? Может, они летали в гости в Америку и возвращаются домой? Да нет, ничего подобного, в Нью-Йорке они живут! Летят в гости, летят по делам. Самолет полон.
Но все же стоит отметить, что нынешняя, четвертая волна очень неоднородна по своему составу.
Кстати, к вопросу о нумерации волн. Последнее пополнение эмигрантов из Советского Союза довольно часто называют третьей волной. Думается, это не так, вернее, не совсем так. В этом случае сбрасывается со счетов трудовая эмиграция царского времени, целый поток, направлявшийся до революции в США, Канаду, страны Латинской Америки. Поток огромный — четыре с половиной миллиона человек.
…В одном из американских музеев мы видели список русских эмигрантов, внесших крупный вклад в развитие мировой культуры, науки, техники. Наряду с именами, хорошо известными в Советском Союзе — Шаляпин, Рахманинов, Стравинский, Глазунов, Гречанинов, — были на этой Доске почета и те, о ком у нас знают только специалисты: основоположник телевидения инженер Владимир Зворыкин, крупнейший ученый в области механики Степан Тимошенко, создатель высокооктанового бензина химик Владимир Ипатьев, академик химик Владимир Чичибабин, друг Маяковского лингвист с мировым именем Роман Якобсон.
Итак, нам хочется рассказать о соотечественниках, с которыми довелось познакомиться за рубежом. Чтобы читатель увидел их несхожие лица, услышал самые разные голоса, вдумался в их непростые судьбы.
И вот еще какой проблемы, связанной с рассказом об эмиграции, хотелось бы коснуться. Нам кажется, вряд ли стоит сейчас так шарахаться из одной стороны в другую, как это теперь нередко происходит со многими журналистами и писателями в разговоре об эмиграции.
Прежде всех соотечественников называли лишь врагами и отщепенцами.
Нынче все, как один, стали друзьями.
И полилась на страницы газет и журналов патока малоквалифицированной, нередко полуграмотной информации. Боль и кровь, погубленные таланты, исковерканные судьбы становятся расхожей темой. А там, где мода, где поспешная бойкость пера, там всегда досадные передержки, вымыслы, фактические ошибки… И в итоге искажение горькой исторической правды.
Эмиграция со своими многочисленными политическими, бытовыми, национальными оттенками — слишком сложное явление, как это отметил еще несколько десятилетий назад известный поэт и критик русского зарубежья Георгий Адамович.
С очень разными людьми сталкивались мы за рубежом. Но приоритет общечеловеческих ценностей, провозглашенный нашей страной, означает широкое непредвзятое видение мира, в том числе возможность и необходимость диалога с самыми разными людьми. А если эти люди — наши соотечественники?
И вот еще о чем, пожалуй, напоследок стоит упомянуть.
Время, события, атмосфера, настроения в нашей стране меняются стремительно как никогда. То, что было новостью утром, к вечеру уже устаревает. Каждый день приносит что-то новое.
А книги?
Процесс их издания по-прежнему крайне замедлен. Книги не поспевают за событиями.
Когда мы брались за работу о судьбах русской эмиграции, мы не были до конца уверены, увидит ли свет все то, о чем мы пишем. И вот пришла наконец верстка, потом сверка, и само слово «эмигрант» уже звучит иначе, стремительно теряя некий жестковатый, отчужденный оттенок. Да и как же иначе? Каждый человек теперь имеет право покинуть свою страну и вернуться домой, если захочет — так ведь говорится в Венском документе, подписанном Правительством.
И слава богу. Через трагический зигзаг, стоивший народу многомиллионных жертв, страна наконец-то с трудом выбирается из ухабов и колдобин на дорогу, по которой движется человечество.
В своей работе мы не стремились поспешать за событиями.
Мы хотели рассказать только о тех, с кем знакомы, с кем жили рядом, сталкивались на улицах. Со многими из них мы продолжаем поддерживать отношения и сейчас. Некоторые стали нашими близкими друзьями.
О них, наших соотечественниках, эта книга.
Последний из могикан
Лауреат Нобелевской премии профессор Василий Васильевич Леонтьев.
1
В один из холодных зимних дней без снега, каких в Нью-Йорке много, когда ветер с океана сбивает с ног, мы собираемся в Нью-Йоркскую публичную библиотеку, расположенную на перекрестке 5-й авеню и 42-й улицы. Весь день от ветра пошатывало небоскреб, в котором мы живем. Кажется, ветер раскачивает даже автобусы, не только мотает деревья на крышах, по которым, выглянув в окно, легко определить погоду.
Вот и знаменитые львы, оберегающие с двух сторон торжественную лестницу библиотеки, на ступенях которой отдыхают и приезжие и жители города, тем более что по незапамятной традиции по углам лестницы обычно играют оркестры, собирая вознаграждение.
Сегодня на лестнице никого. Холодно, неуютно. Поднимаемся по ступеням, входим в гулкий, отделанный темным камнем холл. Мир перестает пошатываться. Здание старое, могучее, построенное в XIX веке. Мы идем на прием, посвященный памяти основателя славянского отдела библиотеки. Событие не такое уж великое в жизни огромного разноплеменного города. Но почему так много народу в раздевалке? Заняли очередь. Увидели впереди давнюю знакомую, дочь Джорджа Кеннана — Грейс Кеннан-Уорнке. Грейс в годы войны, когда ее отец работал в американском посольстве в СССР, жила в Москве, училась в московской школе, в детстве мы ходили с ней по одним переулкам, только разошлись во времени. Она любит Арбат, вспоминает свою школу.