Соврати меня

Убедившись, что в ближайшей беседке нет ни души, решаю в одиночестве прикинуть свои шансы понравиться матери Арбатова. Не хочется становиться тем самым клином, который рассорит его с самым родным человеком. Пусть не сразу, но найти к ней подход обязательно нужно. К сожалению, я её почти не помню, да и видела издалека от силы пару раз.

Глава 37. Нас было трое

– Маш, я тебя обыскался, – в беседку заглядывает запыхавшийся Исаев. По его осунувшемуся лицу робкой тенью проходит улыбка. – У нас так и не вышло нормального разговора.

– Твоя мать сказала достаточно. Нам не о чём говорить, – отзываюсь холодно, на секунду прикрыв глаза. Не то чтобы мне было больно, скорее грустно. Разочаровываться в людях всегда неприятно.

– Просто выслушай, прежде чем делать поспешные выводы, – просит он, делая шаг ко мне навстречу. Становится очевидным, что за попыткой выглядеть уверенно скрывается пара выпитых бокалов. Димин взгляд то и дело расфокусирывается, а неверные движения несвойственны его обычной собранности.

Только пьяных сцен здесь не хватало.

– Выводы? – качаю головой, невольно усмехаясь. – Ты умудрился наврать, что сказал о нас родителям, пока строил отношения на стороне. Твои слова гроша ломаного не стоят – это уже не вывод, а данность.

Исаев тяжело вздыхает и подходит к скамейке. Садится достаточно близко, чтобы в аромате знакомого мне парфюма заиграли слабые нотки коньяка.

– Не у каждого есть выбор, – он порывисто берёт меня за руку, сжимая её так крепко, что при всём желании не получается вырвать кисть из холодных как льдинки пальцев. – Да, ты не моего круга! Зато безумно честная, бескорыстная, светлая... в общем, другая, каким бы заезженным ни было это слово. Я не хотел влюбляться, но заинтересовался ещё с твоего выпускного, пусть намерения мои долгое время оставались не самыми благородными. Знаешь, чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я становился зависим от умиротворения, которое чувствовал только рядом с тобой. С каждым свиданием мне хотелось большего, не просто секса с девушкой, для которой стану первым, а отношений.

– Не слишком ли много отношений для тебя одного? – мне кажется, что я была готова к любому повороту, но сейчас его непосредственность коробит.

– Пойми, я не мог себе позволить рассказать о нас родителям. Пришлось солгать, иначе бы ты заартачилась, а я так и не успел показать до конца, каким могу быть заботливым. Ты даже не представляешь, как сильно я ждал нашей первой близости! Тогда бы ты не была так категорична. И вдруг, в момент, когда почти свершилось – на те! Явился весь такой невьебенный Мир и всё сразу рухнуло к чёрту... Я просто не мог уступить тебя другому! Всё, что я сделал, каждую подлость, я сделал ради нас, Маша.

– Не забывайся. Нас с самого начала было трое, – шепчу внезапно охрипшим голосом, увидев прислонившегося к стальному столбу беседки Арбатова. На его лице даже не ухмылка, не оскал, а судорога жуткой свирепой ненависти.

– Чушь! С Аллой у нас сухой расчёт, а с тебя бы я и дальше пылинки сдувал, – ни о чём не подозревая, продолжает Дима, хаотично утыкаясь в мою ладонь липкими губами. – Ты бы ни в чём не нуждалась: ни в деньгах, ни в ласке, ни в любви...

– Исаев, угомонись, – в одно мгновение Мир оказывается рядом, и я чувствую мёртвую хватку его пятерни на своём запястье, вырывающую мою руку из вынужденного плена. – Любил ты не Машу, а гипертрофированное отражение своих достоинств в её не видевших жизни глазах. Любовь, говоришь? Любовь заставила выставить Машу воровкой ?!

– Ты о чём? – вскакивает со скамейки Дима, начиная пятиться назад и даже не замечая, что оттесняет собой меня, практически наступая на носки недешёвых туфель.

– Об этом, – рявкает Мир, вытаскивая из кармана брюк знакомый мне электронный ключ, и продолжает пулемётной очередью, не давая никому из нас опомниться: – Ловко выпроводил меня из библиотеки, молодец! Удачно я тебе про альбом, который хрен знает, кому можно сплавить рассказал накануне, правда? Мы же студенты частенько общую тетрадь за поясом носим! Опыт имеется, и рубашка свободная всегда при себе. Руку ты порезал, да? Болело, тварь?!Давай я покажу тебе, что значит больно?

– Мир, успокойся... – в голосе Исаева уже откровенный ужас, и сейчас не получается винить его в малодушии, потому что кровожадность в лице Мира зашкаливает. – Это всё совпадение...

– Конечно... могло бы быть. Только одна из моих камер охватывает и территорию Машиных ворот. Тогда, после озера, твой Ниссан на ней по полной засветился. А ты, Маша, если прячешь запасной ключ под гномом у клумбы, то хотя бы не свети это перед каждым уродом.

Онемев, я вспоминаю свой вчерашний сон. Ну точно же – ключ! Мир спрашивал про запасной ключ, это мне не привиделось, а происходило на самом деле. Мама по старинке хранила дубликат во дворе, и единственный раз, когда он пригодился, рядом был Дима. Мы только начали встречаться, шёл дождь, а он, видимо, заметил... и запомнил.

– Что будешь делать с записью? – напряжённо спрашивает Дима, явно пытаясь сходу просчитать, как с наименьшими последствиями преподать эту новость семье.

– Да ничего, – запрокидывает голову Арбатов, заходясь хриплым хохотом. – Я тебя на понт, как в детстве, взял. Нет там никакой камеры и не было никогда.

Дима расслабляется на глазах, возвращая себе горделивую осанку.

– Ну и урод же ты, дружище.

– Забудь о дружбе, – смех Мирона без какого-либо перехода превращается в рык, рождая внутри меня откровенную панику. – Ты мою женщину подставил, засранец.

Сотые доли секунды, пока рука Арбатова вспышкой проносится перед глазами – большая, сильная, со вздутыми венами, натянутыми жилами – и голова Димы впечатывается в железный столб беседки. Из рассечённой брови змеится струйка крови.

Внутри меня рождается паника. Я чувствую, как сердце колотится где-то в висках, выбивая из горла тихий испуганный вой

– Маша... Машенька... Прости... – не обращая больше внимания на проклятия бывшего друга, которыми тот, уходя, щедро кроет нас и весь наш род. Мир порывисто прижимает меня к груди. – Опять напугал тебя. Я исправлюсь, слышишь? Не сразу, но точно уверен, что со временем получится. Только не бойся больше, – одна его рука крепко перехватывает мою ладонь, а вторая снова забирается в карман брюк, чтобы достать оттуда тоненький браслет. – Понятия не имею, что нас ждёт уже завтра, но в одном уверен точно – я не позволю кому-либо тебя обижать. Даже своей матери... даже себе. Ещё слишком рано делать тебе предложение... давай пока просто начнёшь привыкать ко мне, паучонок.

Сердце окончательно срывается в галоп – рывками, разрядами, порохом, взрывами – разносит эхо моего согласия изнутри к кончикам онемевших пальцев, которые Мир подносит к своим губам. А на запястье – подвеской на изящной цепочке – собирает отблески ярких гирлянд золотой паук с рубиновым сердцем посреди спины. Арбатов не говорит, но я уверенна – это именно его сердце.

– Я люблю тебя, бедовый мальчишка, – наконец, произношу то, что уже много лет кряду неосознанным эхом раздирало мне душу и намертво удерживало от крупных ошибок. – Помнится, ты не собирался долго здесь задерживаться? Там слышится визг Диминой мамы. Думаю, самое время сбежать.

Эпилог

Четыре года спустя...

Музыка гремит, кажется, до самого небосвода. От душного вечернего воздуха, напоенного сладостью тысяч роз, немного кружится голова, а лица родных, друзей и просто хороших знакомых калейдоскопом мелькают перед глазами. Я пьяно смеюсь, хотя пару глотков шампанского едва ли способны подарить подобную лёгкость. Всё гораздо безнадёжнее – каждый сделанный вдох, каждый гулкий удар сердца опьяняют меня любовью.

Так что ты такое, любовь?

Ты бархат летних сумерек, мягкий плеск воды в фонтане, белизна тончайших кружев, контраст угольного костюма. Ты наш с Миром первый танец в качестве мужа и жены.