Страница 9 из 77
Там же лежал тяжелораненый Абаль. Он получил открытую травму головы и сохранял сознание только огромным усилием воли. Когда Канесса опустился перед ним на колени, Абаль схватил его за руку и с трудом проговорил:
— Не бросай меня, старина, прошу тебя, не бросай!
Но Канесса не мог долго оставаться с ним: слишком много людей вокруг взывали о помощи. Он поручил Сербино присматривать за Абалем, а сам подошел к Паррадо. При падении самолета Нандо выбросило из кресла, и теперь он лежал в передней части салона. Все лицо было залито кровью; он не подавал признаков жизни. Канесса попробовал нащупать у него пульс и уловил слабое биение сердца. Паррадо еще жил, но дела его были совсем плохи: казалось, долго он не протянет. Канесса ничем не мог помочь товарищу, поэтому пошел осматривать других пострадавших.
Помимо Эухении Паррадо погибли еще двое пассажиров — семья Никола. Обоих вышвырнуло из кресел в багажный отсек.
Юноши пока не стали переносить их тела и продолжили помогать выжившим. Раны перевязали снятыми с подголовников кресел салфетками, но для большинства пострадавших они были совершенно бесполезны. У Рафаэля Эчаваррена часть икроножной мышцы вывернуло наизнанку и намотало на голень. Кость полностью обнажилась. Сербино осторожно взял окровавленную мышцу, раскрутил, уложил на место и перевязал искалеченную ногу белой рубашкой.
Другой юноша, Энрике Платеро, подошел к Сербино и кивком показал на свой живот, из которого торчала стальная трубка. Сербино похолодел от ужаса, но быстро взял себя в руки, вспомнив, что ему рассказывали на занятиях по медицинской психологии: своим поведением доктор должен вселять уверенность в пациента. Он посмотрел Платеро в глаза и, пытаясь не выдать голосом охватившее его волнение, сказал:
— У тебя, Энрике, вроде все в порядке.
— Ты так думаешь? — спросил тот недоверчиво. — А все-таки как быть с этим? — Он смотрел на стальную трубку.
— Насчет этого не переживай, — ответил Сербино. — Ты малый крепкий, так что лучше помоги мне с сиденьями.
Больной вроде бы удовлетворился ответом доктора и повернулся, чтобы идти к креслам. В то же мгновение Сербино обеими руками схватил трубку и, упершись коленом в туловище Энрике, рывком дернул ее на себя. Трубку из раны он извлек, но вместе с ней вытянул еще шесть дюймов чего-то похожего на внутренности.
Платеро устремил испуганный взгляд на свой живот. Не успел он и рта раскрыть, как Сербино сам обратился к нему:
— Теперь послушай меня, Энрике. Ты, конечно, думаешь, что тяжело ранен, но поверь, у многих здесь гораздо более серьезные травмы. Не трусь, лучше помоги нам. Перевяжи рану рубашкой. Я займусь тобой позже.
Платеро молча выполнил указания Сербино.
Тем временем Канесса вернулся к Фернандо Васкесу, с которым во время полета сидел рядом. Сначала он предположил, что у парня обычный перелом ноги, но в действительности нога была перерублена надвое винтом, пробившим фюзеляж. Васкес уже скончался от потери крови.
Многих покалечило креслами. Один юноша с тройным переломом ноги и серьезным ранением грудной клетки лежал без чувств. Но больше всех страдали те, кто находился в сознании: Панчито Абаль, Сусана Паррадо и особенно сеньора Мариани — женщина средних лет, которую никто не знал. Обе ее ноги были сломаны и придавлены к полу раскуроченными креслами. Как ребята ни старались, им не удалось вытащить страдалицу из-под завалов. Она пронзительно кричала и молила о помощи, но у парней не хватало сил поднять груду тяжелых сидений.
Лицо Лилианы Метоль, пятой женщины среди пассажиров самолета, было разбито в кровь. В целом она отделалась легкими ушибами. Ее муж Хавьер ранений не получил, но жестоко страдал от приступов высотной болезни[39], осложненной гриппом. Головокружение и тошнота были настолько мучительны, что он с трудом держался на ногах, предпринимая слабые попытки помочь раненым. Остальные выжившие, хотя и не испытывали подобных симптомов, еще толком не пришли в чувство. Педро Альгорта потерял память. Его физическое состояние не вызывало беспокойства, он даже помогал выносить кресла, но совершенно не понимал, где находится и что должен делать. Еще один раненый, тоже с травмой головы, не оставлял попыток выбраться из салона.
Авиакатастрофа произошла около половины четвертого пополудни. Солнечный свет едва пробивался сквозь плотную завесу туч. Примерно в четыре часа дня начали падать редкие снежинки, и очень скоро долину накрыл сильный снегопад. Несмотря на непогоду, Марсело Перес распорядился, чтобы тяжелораненых вынесли из самолета, а здоровые разбирали груды кресел. Все считали это временной мерой, так как были убеждены, что спасатели уже ищут их.
У кого-то появилась идея, что работу спасателей можно значительно облегчить, если передать им сигнал бедствия по радио. Проникнуть в кабину пилотов изнутри не представлялось возможным: мешало нагромождение кресел. Из кабины доносились приглушенные стоны, и Мончо Сабелья (он всегда отличался крепкими нервами) решил подобраться к ней снаружи.
Сообразительный парень превратил подушки с кресел в снегоступы, удачно решив проблему передвижения по глубокому снегу. Хотя нос лайнера и разбился о камни, Сабелья без особого труда взобрался на него и заглянул в кабину через дверной проем в переднем багажном отсеке.
Феррадаса и Лагурару придавило к спинкам кресел приборной доской. Феррадас был мертв. Лагурара выжил и находился в сознании. Увидев позади себя Сабелью, он начал умолять помочь ему, но тот не смог вытащить раненого пилота из кресла. Тогда Лагурара попросил воды. Юноша насыпал снега в носовой платок и поднес к губам летчика, а затем попробовал включить радиостанцию. Ничего не получилось. Вернувшись в салон, Сабелья, однако, объявил всем, что переговорил с диспетчерами Сантьяго, — так он надеялся уберечь остальных от отчаяния.
Чуть позже Канесса и Сербино добрались по следам Сабельи до кабины пилотов. Ребята навалились на приборную доску, но она не сдвинулась ни на дюйм[40]. Кресло, в котором сидел пилот, заклинило намертво. Юноши вынули из-за спины Лагурары подушку, чтобы хоть немного ослабить давление на грудь.
Все это время он повторял одни и те же слова:
— Мы прошли Курико, мы прошли Курико!
Поняв, что выжить не удастся, Лагурара велел принести из его полетной сумки револьвер. Сумки нигде не было видно, но, даже если бы Канесса и Сербино нашли ее, они все равно не дали бы пилоту оружие: для католиков самоубийство недопустимо. Юноши попросили Лагурару помочь им вызвать спасателей по радио. Тот объяснил, как установить на шкале нужную частоту, но все попытки реанимировать поврежденный передатчик оказались безуспешными.
Лагурара снова начал умолять, чтобы ему дали револьвер, потом захотел пить. Канесса выбрался на свежий воздух, сделал плотный снежок и, вернувшись в кабину, прижал к губам полуживого пилота. Жажда Лагурары носила патологический характер и была неутолима в принципе. У него шла кровь носом, и Канесса понял, что пилот долго не проживет.
Оба доктора, осторожно ступая на подушки, цепочкой выложенные вдоль фюзеляжа, вернулись в салон — узкий и темный туннель, наполненный стонами и криками искалеченных людей. Несколько раненых лежали снаружи на снегу, остальные, у кого еще были силы, самоотверженно работали — пытались расчистить от обломков как можно больше пространства. День уже клонился к вечеру. К шести часам стемнело. Ударил мороз. Всем стало ясно, что в ближайшее время помощь не придет. Раненых перенесли обратно в самолет, и тридцать два выживших пассажира разбившегося «Фэйрчайлда» приготовились провести ледяную ночь в горах.
5
В самолете почти не оставалось места, где можно было бы свободно встать и уж тем более лечь. После того как у «Фэйрчайлда» оторвался хвост, на левой стороне фюзеляжа осталось семь иллюминаторов, на правой — только четыре. Расстояние от кабины пилотов до огромной зияющей дыры в противоположном конце салона составляло всего 20 футов[41], причем большая часть этого пространства оказалась загромождена креслами. До наступления темноты удалось расчистить место перед самым входом, которым теперь служила образовавшаяся дыра, и именно сюда перенесли тяжелораненых, в том числе Сусану, Фернандо Паррадо и Панчито Абаля. У входа пострадавшие могли лежать, вытянувшись во весь рост, однако не имели никакой защиты от снега и ледяного ветра. Марсело Перес и крыльевой форвард Рой Харли соорудили из подручных средств, преимущественно из кресел и чемоданов, хрупкое заграждение, но сильные порывы ветра то и дело разрушали его.