Страница 19 из 77
Пока Рой настраивал радио, Марсело держал в руках антенну. Они поймали чилийскую станцию, которая днем ранее передавала только пропагандистские призывы политиков. На этот раз, прижав радиоприемник к уху, Рой услышал последние слова ведущего новостей: «Служба спасения просит пилотов всех гражданских и военных воздушных судов, пролетающих над Андийскими Кордильерами, в случае обнаружения обломков „Фэйрчайлда“ с бортовым номером 571 незамедлительно сообщить об этом ее сотрудникам. Данная просьба поступила от ВСС после того, как было объявлено о прекращении поисков бесследно пропавшего уругвайского авиалайнера».
Ведущий перешел к следующей теме. Рой опустил радиоприемник, посмотрел на Марсело и пересказал ему все, что услышал. Марсело выронил антенну и, закрыв лицо руками, разрыдался. На глаза стоявших рядом регбистов тоже навернулись слезы. Они начали молиться — все, кроме Паррадо, который спокойно смотрел на горы, возвышавшиеся на западе.
Густаво Николич вышел из самолета и по лицам товарищей быстро догадался, какую новость они услышали.
— Что скажем остальным? — спросил он.
Мы ничего не должны им говорить, — выдавил Марсело. — Пусть у них хотя бы останется надежда.
— Нет, — возразил Николич. — Мы обязаны все им рассказать. Они должны знать горькую правду.
— Не могу, не могу! — воскликнул капитан, рыдая и пряча лицо в ладонях.
— Тогда я им скажу, — заявил Николич и направился к фюзеляжу.
Он пролез внутрь сквозь заграждение из чемоданов и одежды, присел на корточки у самого входа в полутемный туннель и взглянул на повернувшиеся к нему хмурые лица.
— Слушайте, парни! — громко сказал он. — У меня для вас хорошая новость! Мы только что услышали ее по радио. Поисково-спасательная операция прекращена.
В переполненном салоне стало очень тихо. Когда же все осознали всю беспросветность ситуации, в тишине начали раздаваться всхлипывания.
— И почему же это, черт возьми, хорошая новость?! — яростно прокричал Паэс.
— Потому что теперь все ясно: нам предстоит выбираться отсюда самим, — ответил Николич.
Его смелость и уверенный тон помешали отчаянию всецело овладеть общиной, но некоторые юноши из стана оптимистов, до последней минуты надеявшиеся на спасателей, впали в уныние. Пессимисты, сомневавшиеся как в скором появлении поисковиков, так и в возможности самостоятельного перехода через горы, не были обескуражены сообщением Николича — именно такую весть они и ожидали получить. Но вот Марсело был сломлен. Отныне роль лидера команды потеряла для него смысл, он исполнял ее сугубо механически, по привычке. Жизнерадостный огонек в его глазах погас. Для Дельгадо это известие тоже стало серьезным ударом. Его красноречие и оптимизм растворились в разреженном воздухе Андийских Кордильер. Казалось, юноша не верил в то, что ему и его товарищам удастся самостоятельно вернуться в мир людей, и теперь он вел себя тихо, ничем не выделяясь среди других. Из прежних, то есть до катастрофы, оптимистов только Лилиана Метоль поспешила утешить отчаявшихся и воскресить в них надежду.
— Не переживайте, — сказала она. — Мы непременно будем спасены. Нас найдут, когда растает снег.
Потом, вспомнив, что, кроме тел погибших, еды у них почти не осталось, добавила:
— А если не найдут, мы сами пойдем на запад.
Вырваться из горного плена — эта мысль теперь неотступно преследовала каждого. Конечно, всех огорчало, что долина, в которой они оказались, спускалась к востоку, а на западе высились гигантские горы, однако Паррадо по-прежнему сохранял решительный настрой на осуществление задуманного плана. Узнав об окончании поисково-спасательной операции, он немедленно объявил о намерении отправиться — пусть даже в одиночку, если потребуется, — на запад. С большим трудом друзьям удалось отговорить Фернандо от этой затеи, ведь всего десятью днями ранее его считали погибшим. В горы могли пойти храбрецы, находившиеся в гораздо лучшей физической форме, чем он.
— Мы должны всё спокойно обдумать и действовать сообща, — сказал Марсело. — Только тогда выживем.
Марсело все еще пользовался достаточным уважением партнеров по команде, а Паррадо оставался вполне дисциплинированным ее членом и потому согласился с мнением большинства, хотя не он один настаивал на том, что новую экспедицию следовало отправить на штурм горной вершины или на поиски отколовшегося хвоста самолета как можно скорее, пока выжившие не потеряли последние силы.
Посовещавшись, ребята решили, что группа самых крепких спортсменов не мешкая пойдет в горы, и уже спустя час после неутешительного сообщения по радио Сербино, Туркатти и Маспонс поднимались по склону, провожаемые встревоженными взглядами товарищей.
Канесса и Фито Штраух вернулись к телу, которое разделывали накануне, и срезали с кости несколько кусков мяса. Вчерашние порции давно были съедены. Высушенное на ветру и морозе мясо легче глоталось. Узнав, что спасатели не придут, многие из тех, кто в первый раз не отважился на каннибализм, теперь сделали это — сначала Паррадо, затем, с огромным трудом поборов отвращение, Даниэль Фернандес. Парни один за другим заставляли себя брать в руки и глотать плоть своих друзей. Для одних это было лишь неприятной необходимостью, для других — итогом тяжелого поединка совести с разумом.
Лилиана и Хавьер Метоль, Коче Инсиарте и Панчо Дельгадо так и не смогли перебороть себя. Марсело Перес, после долгих колебаний отважившийся пополнить свой рацион человечиной, использовал весь свой авторитет, чтобы уговорить других смириться с неизбежным, но его слова не возымели такого же действия, как короткое высказывание Педро Альгорты. Он был одним из тех двух неряшливо одетых молодых людей в аэропорту, которые стремились всем своим обликом выразить презрение к буржуазным ценностям ровесников. При падении самолета Педро получил травму головы и напрочь забыл все, что с ним происходило накануне. Юноша молча наблюдал за тем, как Канесса и Фито Штраух разрезают мясо, пока они не предложили ему ломтик. Он взял его и проглотил, после чего сказал:
— Это как причастие. Когда Христос умер, он отдал нам свое тело, чтобы мы обрели жизнь духовную. Мой друг тоже отдал нам свое тело, чтобы мы имели жизнь плотскую.
Именно с этой мыслью Коче Инсиарте и Панчо Дельгадо впервые попробовали человеческое мясо, а Марсело взял на вооружение идею о причастии и с ее помощью убеждал сомневающихся сделать решительный шаг, который, как ему верилось, поможет им избежать голодной смерти. Один за другим парни сдавались под нажимом Марсело, и только супруги Метоль не решались примкнуть к их рядам.
Теперь, когда ребята приняли как данность, что их жизнь будет зависеть от мертвых товарищей, самым крепким юношам было поручено засыпать трупы снегом. В это время слабые и раненые сидели в креслах, подставив под солнечные лучи алюминиевые емкости для растапливания снега, и собирали драгоценные капли воды в бутылки из-под вина. Остальные наводили порядок в салоне. Канесса, подготовив достаточное на ближайшее время количество мяса, сделал обход раненых и остался доволен результатами. Почти все поверхностные раны постепенно заживали, и ни у кого не обнаружилось признаков инфекции. Отечность в местах переломов уменьшалась. Альваро Манхино и Панчо Дельгадо, несмотря на сильную боль, уже могли самостоятельно ходить, прихрамывая, вокруг самолета. Артуро Ногейра ходить не мог — снаружи он передвигался ползком. Состояние ноги Рафаэля Эчаваррена становилось все более угрожающим: появились первые симптомы гангрены.
Энрике Платеро, из живота которого вытащили стальную трубку, сказал Канессе, что чувствует себя прекрасно, вот только странный выступ на поверхности раны так никуда и не делся. Доктор осторожно развязал футболку, по-прежнему служившую Платеро повязкой, и подтвердил наблюдения своего пациента. Рана заживала быстро, но из-под кожи действительно что-то выдавалось. Часть выступа высохла, и Канесса предложил Платеро обрезать отмершие ткани, чтобы оставшуюся часть внутренностей было легче вдавить в живот.