Страница 13 из 77
В половине четвертого раздался гул пропеллеров, и из-за гор показался небольшой биплан. Он летел гораздо ниже всех предыдущих самолетов, его курс пролегал непосредственно над долиной. Люди внизу отчаянно замахали руками и вновь стали отправлять пилоту световые сигналы. К их огромной радости, биплан, пролетая над ними, покачал крыльями, словно давая понять, что их заметили.
Теперь уже все отбросили сомнения и поверили в то, во что им так хотелось верить. Несколько парней просто сели в снег и стали ожидать прибытия вертолетов, а Канесса откупорил бутылку мендосского вина и в ознаменование грядущего спасения быстро опустошил ее вместе с ранеными, находившимися под его опекой.
С приходом сумерек резко похолодало. Над долиной повисла унылая тишина. Все понимали, что ночью спасатели не появятся. Марсело раздал товарищам вечерние порции шоколада, и ребята понуро поплелись к фюзеляжу. Многие поспешили занять места потеплее. Капитан упрашивал наиболее выносливых спортсменов спать вместе с ним в самой холодной части салона, но на это согласились не все. Самые упрямые не захотели уступать свои теплые места в багажном отсеке, заявив, что если будут регулярно спать у баррикады, то умрут от переохлаждения.
В ту ночь все долго не могли уснуть. Говорили о спасателях. Одни доказывали, что вертолеты прилетят в течение суток, другие возражали, замечая, что вертолеты не смогут подняться на такую большую высоту и спасателям придется добираться до «Фэйрчайлда» пешком, может быть, целую неделю. Этот довод подействовал на всех отрезвляюще, и Марсело обрушился на Канессу с упреками за то, что тот легкомысленно выпил вместе со своими пациентами целую бутылку вина. Но был среди выживших человек, который подвергся бы еще более суровому осуждению товарищей, если бы им удалось его вычислить. Гнев вызвало весьма неприятное происшествие: Марсело обнаружил, что из чемоданчика для косметики, где хранился весь скудный запас провизии, пропали две плитки шоколада и упаковка нуги.
— Господи боже! Неужели ты не понимаешь, что играешь нашими жизнями? — кричал капитан команды, обращаясь к неизвестному вору.
— Этот сукин сын хочет погубить нас! — воскликнул в негодовании Густаво Николич.
В салоне было холодно и темно. Все замолчали и в гнетущей тишине погрузились в свои мысли. Паррадо уснул, держа в объятиях Сусану. Брат словно хотел укрыть сестру своим большим телом, чтобы отдать ей как можно больше тепла. Он чувствовал ее неровное дыхание, изредка прерываемое слабыми криками: девушка звала погибшую мать. Заглядывая в большие глаза Сусаны, Нандо видел в них глубокую печаль, боль и растерянность, которые невозможно выразить словами. Окружающие просыпались от холода и, превозмогая дрожь, кутались в чехлы, служившие им одеялами. На полу размером двадцать на восемь футов[45] они расположились парами и спали валетом: ноги каждого юноши покоились на плечах напарника. После падения самолет замер, накренившись набок, поэтому все, кто смог вытянуться в полный рост, лежали под углом примерно в тридцать градусов к поверхности долины. Остальным удавалось положить на пол только ноги. Спинами ребята упирались в стенку салона, сидя на багажной полке. Днем ее сорвали с крепежей и теперь использовали как перемычку между стенкой и полом.
Подушки создавали определенное удобство, но лежать приходилось в такой тесноте, что, если кто-то менял положение, все вокруг вынуждены были делать то же самое. Малейшее движение вызывало приступы боли у парней со сломанными руками или ногами, а любого бедолагу, которому вдруг вздумалось почесаться или выбраться на снег, чтобы справить нужду, осыпали проклятиями. Случались и непроизвольные движения: кто-то дергал ногой во сне или ударял ступней по лицу спящего соседа. Время от времени кто-нибудь спросонья лез по телам спящих людей в сторону выхода, крича при этом:
— Я схожу за кока-колой!
В таких случаях больше всех раздражался вспыльчивый но натуре Роберто Канесса, уязвленный критикой Марсело за инцидент с вином. Четырьмя годами ранее Канесса прошел психологическое тестирование, выявившее у него склонность к агрессивному поведению. Отчасти благодаря результатам теста он занялся регби и поступил на медицинский факультет. Большие физические нагрузки и хирургия, по мнению родителей смутьяна, могли бы обуздать его взрывной темперамент. Как только кто-то начинал кричать от боли, Канесса выходил из себя и требовал, чтобы тот заткнулся, хотя и понимал, что бедняга не виноват. Именно тогда его изобретательный ум посетила мысль соорудить нечто вроде гамака, где тяжелораненые могли бы спать, не мешая остальным.
Утром он высказал свою идею приятелям, но те восприняли ее в штыки:
— Ты свихнулся. Всех нас угробишь своим гамаком.
— Ну давайте все-таки попробуем, — стоял на своем Канесса и вместе с Даниэлем Маспонсом занялся поиском подходящих материалов для осуществления своей задумки. «Фэйрчайлд» спроектирован таким образом, чтобы кресла можно было быстро демонтировать, освободив салон для перевозки грузов. В багажном отсеке хранилось множество нейлоновых швартовочных ремней и металлических стоек. К стойкам прилагался комплект насадок, которые вставлялись в специальные пазы в пассажирском салоне. Канесса и Маспонс смекнули, что, если две стойки с переплетенными между ними ремнями закрепить в месте стыка пола и левой стенки, прицепить ремни одним концом к навершиям этих стоек, а другим — к креплениям на потолке, получится гамак; благодаря наклону фюзеляжа он будет свободно висеть в горизонтальном положении. И хотя установить стойки параллельно одна другой не удалось, гамак получился достаточно просторным, чтобы вместить двух раненых. Теперь никто из лежавших на полу не потревожил бы их в темноте.
Таким же образом над полом подвесили дверь, прежде находившуюся в проходе между салоном и багажным отсеком, и кресло, превратив его в висячее спальное место для двоих. Тем же вечером Платеро забрался на дверь, двое юношей со сломанными ногами разместились в кресле, еще двое легли в гамак. В новых «постелях» они получили возможность принимать более удобное положение и уже не будили криками дремавших на полу. Однако, решив одну проблему, изобретатели породили другую: раненые больше не могли греться, прижимаясь к товарищам. Теперь их обдувал ледяной ветер, прорывавшийся через прорехи в баррикаде, и бедняги жестоко страдали от холода. Им выдали дополнительные одеяла, но плотная материя не стала равноценной заменой теплу человеческих тел. Страдальцам предстояло сделать непростой выбор между нестерпимым холодом на новых спальных местах и болезненными неудобствами ночевки на полу, с остальными ребятами.
8
К утру понедельника, то есть к началу четвертого дня после авиакатастрофы, у некоторых из серьезно раненных юношей появились признаки улучшения состояния, несмотря на примитивность врачебной помощи. Многие еще страдали от сильной боли, но отеки уже почти сошли, а открытые раны начали затягиваться.
Висинтин, который, по прогнозам медиков, должен был умереть от потери крови, попросил Сербино помочь ему выбраться из самолета, когда захотел выйти по нужде. Его моча оказалась темно-коричневого цвета, и Сербино взволнованно сообщил товарищу, что такой цвет может быть симптомом гепатита.
— Только этого мне не хватало, — угрюмо ответил Висинтин и улегся на свою полку в багажном отсеке.
Нандо Паррадо шел на поправку невероятно быстро, хотя много сил тратил на уход за сестрой. Вопреки всему он не отчаивался; напротив, в нем крепла фанатичная решимость вырваться из горного плена. Большинство его друзей надеялись исключительно на спасателей, но Паррадо собирался самостоятельно добраться до цивилизации. Он поделился своими мыслями с Карлитосом Паэсом — тот тоже горел желанием действовать, а не покорно ждать помощи.
— Ничего не выйдет, — осадил его Карлитос. — В снегу ты замерзнешь насмерть.
— Не замерзну, если достаточно тепло оденусь.
— Тогда умрешь от голода. На плитке шоколада и глотке вина в горах долго не продержишься.