Единственная для невольника

В одиночестве. В сумраке. В темнице, которую выстроил сам для себя.

Алиса не была виновата в том, что ей досталась добрая душа. Не была виновата в том, что всегда жалела рабов, как не была виновата и в том, на что обрекла Стьена.

Зато благодаря её поддержке он вновь захотел жить. Впервые за долгие годы — еще до постельного рабства — в нем проснулось острое желание. Выжить. Стать сильнее. Достичь большего.

Стьен глубоко ненавидел всех колдунов, но полюбил всеми ошметками своего сердца одну-единственную колдунью.

И если ему было суждено ещё раз пережить годы насилия, унижения и боли ради того, чтобы однажды вновь повстречаться с ней и распробовать вишневый вкус её губ — он готов.

Ведь нет проклятия страшнее, чем любовь.

Эти чувства не были подделкой, не были побочным действием заклинания. Нет, они рвали его изнутри даже сейчас, выжигая легкие, ломая кости.

Стьен знал: он увяз в Алисе так глубоко, что никогда уже не выберется. И понимал со всей отчетливостью: если вдруг он выживет, но не сможет пройти последнее испытание, то постарается умереть в тот самый день, когда Алиса променяет его на Севера.

И на этот раз его никто не остановит.

* * *

Этот день начался с того, что я отправилась в деканат и написала официальную жалобу на Джо, Елену и Динна.

— Они обманным путем выманили моего раба и избили его до полусмерти, — сквозь зубы описывала я. — Я считаю это не просто хулиганством, но серьезным преступлением. Что, если мой раб пострадал сильнее, чем я обнаружила при осмотре? Вдруг он не сумеет пройти последнее испытание? Отец тратил большие деньги не ради того, чтобы кто-то изломал… мою вещь.

Последние слова дались мне с болью, что взрезала горло тысячей лезвий. Но иначе было нельзя. Никого не волнуют мои чувства, главное — надавить на полную принадлежность Стьена хозяйке.

Декан боевого факультета, седовласый, короткостриженый маг, изморенный своей мудростью и тупостью гимназистов, кивнул.

— Вы правы, подобное недопустимо. Поверьте, эта троица понесет суровое наказание. Вы собираетесь сообщить о побоях в гильдию правосудия?

Вообще могла бы. По законам раб хоть и вещь, но всецело принадлежащая хозяину. И если его тронули без разрешения — это преступление.

Но какое наказание понесут эти самодовольные твари? Заплатят мне небольшую сумму — компенсацию за повреждения раба — и будут свободны. Зато мне придется писать заявление, ходить на допросы, вновь отдать Стьена инспекторам, потому что его тоже обязаны будут допросить. С пристрастием, ибо вдруг раб солгал или сам нарвался на побои.

А если учесть, что отец Динна — высокопоставленный чиновник гильдии, о котором ходят всякие нехорошие слушки. Пф, да он отмажет сынка, а мы со Стьеном не вылезем из допросных камер, ещё и сами окажемся виноватыми.

Ну, уж нет.

Мне кажется, они потому и не опасались последствий, что понимали: за их спинами стоит мистер Оуэ, который отмажет сынка с друзьями.

Надеюсь, гимназия не оставит этого просто так и не ограничится порицанием.

— Я обдумаю такую возможность, — ответила, глядя декану в глаза, чтобы он не решил, будто проблема исчерпана. — Кроме того, хочу отметить, что Динн Оуэ вернулся в комнату для наказаний и пытался атаковать меня каким-то заклинанием. Мой раб был вынужден кинуться на него. Надеюсь, Динн не вывернет ситуацию себе на пользу и не обвинит моего раба в причинении ему вреда.

— Не вывернет, — декан сделал отметку в своих записях. — Гарантирую, вам и вашему рабу ничего не угрожает.

Ну и хорошо.

У нас осталось совсем мало времени. Близятся выходные, затем наступит выпускная неделя. Экзамены у меня, последнее испытание у Стьена и Севера. И всё.

Веха под названием «учеба» будет завершена.

Пусть эти скоты подавятся своим поступком. Повеселились? Замечательно. Думаю, выволочка от декана поставит их на место. Я же буду начеку и в следующий раз чисто случайно стрельну быстрее, чем открою рот.

Ещё бы разобраться с чувством вины, которое гложет меня ежесекундно. Стьен утром сказал, поцеловав мои мокрые от слез щеки, что прошлое не имеет значения.

Но я не верила его словам, потому что на дне его синих глаз плескалось нечто сродни разочарованию. Он не отказался от меня, но уже не мог смотреть так, как раньше. Потому что всякий раз появлялась та девчонка из воспоминаний, которая возомнила себя героиней и полезла туда, куда её никто не просил.

Зато он выжил и теперь рядом со мной. Мой. Бесконечно мой. Я не дам его в обиду. Никогда и никому.

А потом мне вспомнился хранитель отца и байки, которые он рассказывал о военном времени. И я понимала, что участь боевого раба — не сахар. Я не смогу его защитить, если не защищусь сама.

Что же делать?..

Я очень хотела тайком побывать на рабской тренировке, но мадам Потт поставила на тренировочную арену заклятье такой мощи, что меня даже не подпустило к дверям. Что ж, за неделю до выпуска рабов гоняют так круто, что некоторые из них валятся с ног, не успев доползти до бараков.

Ладно, мне и самой надо заниматься.

Кстати, троица уже не выглядела такой счастливой, а Елена и вовсе прорыдала навзрыд всю последнюю пару. Поговаривают, что не видать ей диплома с отличием после такого серьезного нарушения, а значит, в дальнейшем и работы престижной тоже не видать.

Что до Динна и Джо — не знаю, чего их лишили, но судя по лицам — чего-то важного.

К сожалению, меня это не грело и не радовало.

Душа требовала мести, и только здравый смысл останавливал от того, чтобы воплотить мечты в реальность.

* * *

Вечером, когда я вернулась в спальню после двух часов в библиотеке, где изучила всё для квалификационного экзамена, Стьен уже спал на своей лежанке. Он не занимал кровать без моего разрешения. Ещё не привык.

Обычно он просыпался, стоило мне переступить порог, но теперь даже не шелохнулся. Его измотали бесконечные тренировки, и каждый новый день был тяжелее предыдущего.

Пусть отдыхает. Не стану его будить.

А вот Север постучался в двери, стоило мне переодеться (хм, как он подгадал, неужели ждал в коридоре моего возвращения?), и, стрельнув глазами в сторону спящего конкурента, прошептал:

— Госпожа, уделите мне минутку?

— Конечно.

Мы вышли на улицу, дышащую летней прохладой. Ночь стелилась по низеньким зданиям гимназии, и крыши кутались в шаль из молочного тумана. Такими ночами хотелось дышать полной грудью и не думать о чем-либо дурном.

Тем тяжелее мне дался вопрос брюнета:

— Госпожа, я молю вас о честности. Если мы оба, я и Ветер, пройдем испытания. Кого вы выберете? Простите за моё нахальство. Вы вольны не отвечать, но это столь много для меня значит.

Он рухнул к моим ногам, уткнувшись лбом в нос туфли.

— Я… не знаю. Пожалуйста, встань.

Но брюнет не шелохнулся.

Я по-настоящему не знала, без шуток или лукавства. С каждым днем сделать выбор становилось всё тяжелее. Потому что со Стьеном нас связывало нечто большее, чем связь хранителя и боевика. По ночам мне становилось страшно от одной мысли: он будет воевать и может умереть. Истощиться. Погибнуть во время инициации.

Смогу ли я себе это простить?

Ответ очевиден.

К Северу подобных чувств я не испытывала. Беспокоилась, разумеется, ценила и уважала. Но не тряслась от мысли, что ему придется биться в настоящем сражении.

Так, может, это и есть решение? Взять с собой того, кого воспринимаешь как хранителя, а не мужчину?

С другой стороны, я не видела рядом с собой никого другого, кроме Стьена. На уровне чутья. На уровне энергетическом и физическом. Он подходил мне во всем. Даже на совместных тренировках именно он улавливал мои задумки, просчитывая каждый ход наперед.