Страница 3 из 13
Солнце заглянуло в окно сквозь полупрозрачные шторы, легло на ковёр косыми линиями, и Андрей посмотрел на экран мобильника. С момента неудачной операции прошло два часа. Полчаса дороги… значит, он был в отключке чуть больше часа. Как-то долго для простого обморока на нервной почве. Почему он тогда лежал в ординаторской, а не в реанимации? Почему его не осматривали? Выходит, что прошло меньше времени, чем он думал… Или как?
Палец скользнул по стеклу, набирая код, а потом Андрей приложил телефон к уху, слушая длинные гудки.
– Я слушаю.
– Марина? Привет, это Порохов.
– Да, я узнала. Как ты? – голос в трубке потеплел, перетекая от официального к неформальному.
– Ну, нормально. Только можно я к тебе загляну на днях?
– У меня ремонт дома, я…
– Я к тебе по твоей специальности.
Повисла пауза, потом Марина очень спокойно спросила:
– Что случилось?
– Да так… Хлопнулся в обморок посреди операции. Хочу на всякий случай пройти по врачам.
– И начать с психиатра?
– Там пациент очнулся от наркоза на грыжевой операции. Так что у меня стресс.
– Ладно, давай тогда завтра подъезжай… Часикам к одиннадцати. Будешь?
– Да.
Андрей нажал красную кнопку отбоя звонка.
Посмотрел в адресную книгу, взглядом зацепился за почти безликое «Мать». Замер даже, раздумывая.
С мамой они не общались. Андрей не смог простить ей уход из семьи едва ему исполнилось десять лет. Тогда мама просто за ужином сообщила, что она уезжает. «Мальчики, вы у меня взрослые, справитесь», – сказала она ошарашенному отцу и пока ещё не осознавшему всю тяжесть этих слов Андрею. Она действительно подхватила небольшую сумочку – вещей не взяла ни одной – и скользнула за дверь. Будто в магазин.
Дальше Андрея воспитывал отец. Порохов-старший воспитал сына хорошо, добротно, не наказывая зря, но и не спуская провинностей. Отец год назад погиб в автокатастрофе – вылетел на скользкой дороге под автобус на встречку… И Андрей остался один.
Строчка «Мать» словно дразнила, но Порохов понятия не имел, рабочий ли этот номер, найденный когда-то в записной книжке отца… А ещё, что он скажет? «Привет, я твой сын, и я схожу с ума?»
Андрей ещё поколебался и выключил телефон.
Закрыл глаза.
Лёд медленно таял в нетронутом роме.
К ночи Андрей был пьян – не спиртным, а странным тягучим и очень неприятным чувством того, что он что-то упустил. Забыл, и теперь не может вспомнить. Он лениво приготовил себе ужин, потыкал вилкой в разварившиеся пельмени, потом притянул к себе ноутбук, заходя в интернет и с облегчением видя, что на фотографиях у людей нет склизких тварей.
И полез изучать вопросы галлюцинаций, обмороков и видений.
Пару раз он пытался описать поисковым системам свои ощущения, но от «вижу на людях серые сгустки» поисковики ударялись в панику и предлагали всё, что угодно, кроме того, что нужно. Поначалу Андрей внимательно изучал форумы и страницы, в надежде найти хоть что-то подобное увиденному, он вгрызался в обрывки информации и… понимал, что ищет не там.
Следом пошли запросы по психиатрии, и в этот момент Андрей осознал, что не может понять, что же было ровно в те несколько секунд перед темнотой беспамятства? Вероятно, там что-то происходило, но что?
И это, не считая напрочь выпавшего из памяти часа.
Порохов вставал и снова садился, он ходил из угла в угол, пробовал закрывать глаза и вспоминать, поминутно, посекундно ту операцию, но последнее, что он отчётливо видел – это перекошенное от страха лицо пациента. И склизкая мерзость на его виске.
Андрей прошёл на кухню, нашёл в аптечке снотворное, изучил инструкцию – на всякий случай – и выпил две таблетки.
Поставил механический будильник и лёг в постель, почти сразу забываясь тревожным сном.
– Скотина! – Дина оказалась слишком шумной и слишком неожиданной. Андрей открыл глаза и успел увидеть, как меняется лицо девушки со злого на озадаченное.
– Ты чего телефон отключил? Я не могла дозвониться, волнуюсь… – Дина остановилась около журнального столика с бутылкой рома и стаканом, в котором давно растаял лёд.
Утро не принесло облегчения.
До звона будильника оставалось несколько минут, и Порохов протянул руку, освобождая пружину. Потом тяжело сел, стараясь не смотреть на девушку. Потому что на ней, присосавшись к основанию шеи, тоже сидело то самое существо, которое он теперь видел на всех.
– Я плохо себя почувствовал во время операции. Ушёл и лёг спать… – Андрей встал, нашёл трубку мобильного, отключил авиарежим и посмотрел на девушку. Улыбнулся.
– Иди сюда.
– Я же волнуюсь! – Дина постояла, а потом шагнула к нему, обнимая, прижимаясь, и Порохов, скрыв гримасу омерзения, попробовал спихнуть серо-зелёный сгусток с девушки. Тот отлепился с влажным чавканьем, сваливаясь на пол и там растворяясь.
Андрей подхватил Дину на руки и, не слушая вопросов, возражений, не обращая внимания на её попытки вырваться, понёс в душ.
– Ну, погоди, ты… – Дина сдалась у самой двери и уже не хотела покидать уютных объятий. – Но обморок – это серьёзно! Надо сходить к врачу.
– Я записался.
– Врёшь!
Он прикусил мочку её уха и скользнул руками по плечам, освобождая Дину от одежды. Усадил на край ванной, потянулся, открывая воду. Горячая струя ударилась о белую эмаль, рассыпалась брызгами и напомнила Андрею о чём-то, что было вчера. Мелькнуло короткое мгновенное видение – всё белое, светящееся – мелькнуло и исчезло. Он встряхнул головой и попытался не думать ни о чём.
– Не вру. На одиннадцать назначено.
– Какого года?
Андрей поймал её губы, прекращая расспросы, и в следующие полчаса был абсолютно счастлив.
Потом они пили кофе на кухне, и Дина не сводила озабоченного взгляда с Андрея, но молчала, не спрашивая ни о чём. Без четверти одиннадцать он подскочил, сдёрнул с вешалки рубашку, на ходу застёгиваясь, кивнул девушке:
– После врача позвоню.
– Я поеду с тобой, – Дина встала.
– Слушай, я не маленький, давай не будем?
Дина поджала губы и встала. Подошла к раковине, методично собрала грязную посуду и включила воду.
Самым главным было не смотреть по сторонам. Не оглядываться, не замечать всюду этих тварей. На всех людях. Если они не исчезли даже с утра, если они до сих пор ему видны – может быть, они на самом деле есть?
Нет. Нельзя даже допускать такую мысль, потому что это первый шаг в самое настоящее сумасшествие.
Стоило ли садиться за руль в таком состоянии, Андрей не знал. Перед тем, как завести двигатель, он некоторое время ходил вокруг машины, проверял, всё ли в порядке с координацией движений и восприятием. А потом рискнул и пока не чувствовал проблем с управлением «средством повышенной опасности».
Андрей свернул на широкий проспект и поймал зелёную волну. Несясь в крайнем левом ряду по просторной дороге, он задался простой мыслью, которая почему-то до сих пор не пришла к нему в голову: «Если я вижу ЭТО на других, то почему не вижу на себе?».
Машина вильнула, когда Порохов осознал, что он не смотрел, и стало страшно даже попытаться глянуть в зеркало. Он оглядел руки, грудь, живот. Коснулся ладонью шеи, потом все-таки, повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть своё отражение, и прищурился.
На нём не было никого и ничего лишнего. Разумеется, это ничего не значило, но можно было добавить это к ранним наблюдениям.
Говорить или нет о сгустках Марине?
Андрей потёр переносицу, включил поворотник и перестроился в правый ряд. Решать не хотелось, но было надо. Порохов приветливо кивнул охраннику на стоянке – они были знакомы – и заехал на территорию больницы. С каждым шагом миг, когда придётся принимать решение, был всё ближе. И Андрей попросту опасался того, что его карьере конец. Даже если Марина найдёт лекарство от этих галлюцинаций, вовсе не факт, что его допустят к хирургии.