Гипотеза любви

Ситуация была удручающе проста: Оливия была одна в целом мире. Она была одна уже давно, еще со школы. Она приучила себя не придавать этому большого значения – ведь в мире полно одиноких людей, которым приходится вписывать вымышленные имена и номера телефонов в графу «с кем связаться в экстренной ситуации». Во время учебы в колледже и в магистратуре наука, исследования были ее поддержкой, и она была готова провести остаток жизни, отсиживаясь в лаборатории в компании мензурки и кучки пипеток, пока не появилась… Ань.

В каком-то смысле это была любовь с первого взгляда. Первый день в аспирантуре. Семинар-знакомство для биологов. Оливия вошла в конференц-зал, посмотрела на присутствующих и от страха села на первое попавшееся свободное место. Она была единственной женщиной в зале, практически одна в море белых мужчин, которые уже обсуждали яхты, какой-то матч, который показывали по телевизору накануне, и то, как лучше проехать туда-то и туда-то. «Я совершила ужасную ошибку, – подумала Оливия. – Парень в уборной ошибся. Мне не следовало сюда поступать. Я никогда не стану тут своей».

А затем на соседний стул плюхнулась девушка с вьющимися волосами и симпатичным круглым лицом и пробормотала: «Классно они поддерживают инклюзивность в технических специальностях, да?» В этот момент все изменилось.

Они могли стать просто союзницами. Будучи единственными женщинами на своем курсе, они могли бы находить друг в друге поддержку, когда требовалось излить яд, а во все остальное время – просто игнорировать друг друга. У Оливии было много таких приятельниц, все они, по сути, были случайными знакомыми, о которых она вспоминала с нежностью, но не слишком часто. Ань, однако, с самого начала была другой. Может быть, потому, что они вскоре полюбили проводить субботние вечера вдвоем, поедая вредную еду и засыпая под ромкомы. А может, дело было в настойчивости, с которой Ань пыталась затащить Оливию в каждую группу поддержки «женщин в науке», и в ее остроумных метких наблюдениях над жизнью. Или причина крылась в том, что она открылась Оливии и рассказала, как сложно ей было попасть на свое нынешнее место. Как старшие братья высмеивали ее и называли ботаничкой за то, что она так сильно любила математику, – в те времена, когда быть ботаником еще не считалось круто. Как в первый день занятий преподаватель по физике спросил ее, не ошиблась ли она аудиторией. И что, несмотря на ее оценки и исследовательский опыт, даже ее научный руководитель, кажется, был настроен скептически, когда она решила продолжить образование на естественно-научном факультете.

Оливия, чей путь в аспирантуру был совсем не простым, но далеко не таким сложным, была поражена. Затем взбесилась. А затем испытала абсолютное благоговение, когда поняла, как Ань смогла претворить неуверенность в себе в свирепую непоколебимость.

И по какой-то невообразимой причине Ань, казалось, так же сильно любила Оливию. Когда Оливии не удавалось растянуть свою стипендию до конца месяца, она всегда могла рассчитывать на «Доширак» Ань. Когда у нее накрылся компьютер, не сохранив данные, Ань сидела с ней вместе всю ночь, помогая переписать работу по кристаллографии. Когда Оливии некуда было поехать на каникулы, Ань привозила подругу домой в Мичиган, где большая семья Фам баловала ее вкусной едой и омывала потоками стремительной вьетнамской речи. Когда Оливия чувствовала себя слишком глупой для аспирантуры и подумывала бросить, Ань ее отговаривала.

В тот день, когда Оливия впервые встретила скептический взгляд Ань, родилась дружба, изменившая всю ее жизнь. Постепенно они начали включать в свой круг Малькольма и стали чем-то вроде трио, но Ань… Ань была своей. Родной. Оливия даже не думала, что подобное может с ней случиться. Ань редко просила что-то для себя, и, хотя они дружили уже больше двух лет, Оливия никогда не видела, чтобы подругу интересовали романтические отношения… пока не появился Джереми. Ради счастья подруги Оливия была готова и на большие жертвы, что уж говорить о такой мелочи – притвориться, будто она была на свидании с Карлсеном.

Поэтому она встрепенулась, улыбнулась и попыталась сохранить ровный тон, спросив:

– Ты о чем?

– О том, что мы общаемся каждую минуту каждого дня, и ты раньше никогда не упоминала Карлсена. Моя самая близкая подруга якобы встречается с суперзвездным преподом с кафедры, и почему-то я об этом никогда не слышала? Ты ведь знаешь его репутацию, да? Это что, какая-то шутка? У тебя опухоль мозга? Или, может, у меня опухоль мозга?

Это случалось всякий раз, когда Оливия лгала. Каждый раз приходилось врать еще больше, чтобы прикрыть первую ложь, а поскольку врала она плохо, каждая новая ложь становилась все хуже и звучала еще менее убедительно, чем предыдущая. У нее бы не получилось обмануть Ань. Она никого не могла обмануть. Ань разозлится, потом разозлится Джереми, потом Малькольм, и Оливия останется в полном одиночестве. Из-за переживаний она перестанет учиться, и ее отчислят. Она потеряет студенческую визу и единственный источник дохода и вернется в Канаду, где все время идет снег и едят лосиные сердца, и…

– Привет.

Мужской голос, глубокий и ровный, раздался откуда-то из-за спины Оливии, но ей не требовалось оборачиваться, чтобы понять, что это Карлсен. Чтобы понять, что широкое и теплое прикосновение, внезапно вернувшее ей устойчивость, твердое как раз настолько, насколько нужно, давление на пояснице было рукой Карлсена. Примерно в пяти сантиметрах над ее задницей.

Матерь божья.

Оливия вывернула шею, чтобы взглянуть вверх. И выше. И выше. И еще немного выше. Она не была коротышкой, просто он был высоченный.

– О. Ага, привет.

– Все в порядке? – Он сказал это тихим, интимным тоном, глядя ей прямо в глаза. Как будто они были одни. Как будто Ань тут не было. По идее, от этого тона Оливии следовало бы почувствовать себя неловко, но этого не случилось. По какой-то необъяснимой причине присутствие Карлсена успокаивало ее, хотя еще секунду назад она была в панике. Возможно, два разных типа беспокойства нейтрализовали друг друга? Звучит как увлекательная тема для исследования. Стоящая того, чтобы в ней разобраться. Может, Оливии нужно отказаться от биологии и переключиться на психологию. Может, ей стоит извиниться и пойти поискать литературу по теме. Может, ей стоит умереть на месте, чтобы избежать этой дерьмовой ситуации, в которую она себя загнала.

– Да. Да. Все великолепно. Мы с Ань просто болтали. Обсуждали выходные.

Карлсен посмотрел на Ань так, словно только что заметил ее присутствие. Он признал ее существование одним из тех коротких кивков, которыми мужики обычно приветствуют друг друга. Его рука скользнула ниже по позвоночнику Оливии как раз в тот момент, когда у Ань расширились глаза.

– Приятно познакомиться, Ань. Я много о вас слышал, – сказал Карлсен, и Оливия вынуждена была признать: он хорош. Потому что она была уверена, что с того места, где стояла Ань, все выглядело так, будто он ее лапал, хотя на самом деле это было… не так. Оливия едва чувствовала его руку.

Может быть, совсем чуть-чуть. Тепло и легкое давление, и…

– Взаимно. – Ань таращилась на них в изумлении. Казалось, она может потерять сознание.

– Эм-м-м, я как раз собиралась идти. Ол, я тебе напишу, когда… да.

Она вышла из комнаты раньше, чем Оливия успела ответить. Что было неплохо, потому что ей не хотелось придумывать новую ложь. Но не так уж хорошо, потому что теперь она осталась наедине с Карлсеном. И он стоял слишком близко. Оливия дорого бы заплатила, чтобы иметь возможность сказать, что первой восстановила дистанцию, но неловкая правда заключалась в том, что первым отступил Карлсен. На комфортное для нее расстояние и даже чуть-чуть дальше.

– Все в порядке? – снова спросил он. И он по-прежнему говорил нежно.

Неожиданно для нее.

– Да. Да, я просто… – Оливия махнула рукой. – Спасибо.

– Не за что.

– Вы слышали, что она сказала? Про пятницу и…