Игра теней

История никогда не повторяется — Даша была уверена в этом. Хотя все утверждают обратное, она не согласна. Никакого движения по кругу, иначе все обречено. Все движется по спирали, вверх, с каждым витком все выше, выше. Изменения неизбежны — это новые детали, причины тех или иных поступков. Это мелочи, которые делают жизнь светлой и радостной или невыносимой, но обратного хода нет. Даша все больше убеждалась в правильности своих выводов. И один из них почему-то упрямо не хотел покидать ее голову: «Долго ожидаемое не всегда приносит желаемое». Честно говоря, этот вывод несколько лет назад сделала ее мама, но Даша считала, что она тогда просто произнесла вертевшуюся на языке фразу. Ирина Леонидовна Черкасова не часто баловала дочь судьбоносными изречениями, но тогда, пять лет назад, все сказанное матерью особенно запоминалось. Именно тогда решалась судьба долгих непростых отношений Даши с любимым человеком. Сейчас ей казалось, что она снова вернулась в ту пору. Опять ничего определенного. Как и тогда, время надежд, ожидания, болезненного желания изменений, но уже с оттенком страха, неуверенности в будущем. Страшно смотреть вперед — что ее там ожидает? Нет, раньше этого не было. Что же случилось теперь? Почему ей так не по себе? Откуда эта пустота внутри? Неужели это происходит с ней, со Стасом?

Даша закурила. Дрожащие руки не хотели держать сигарету, чиркнуть зажигалкой. Со стороны попытки прикурить выглядели очень комично, но Даше смешно не было. Ощутив забытый вкус табака, она чертыхнулась и почувствовала, как мир завертелся вокруг нее в сумасшедшем танце. Она так давно не курила, что от первой затяжки у нее закружилась голова. Даша опустила голову, дожидаясь, пока все станет на место: деревья, дом, мысли, путающиеся в голове. Стряхивая пепел, прислушивалась к себе: ничего такого, что должно было сопутствовать выстраданному, долгожданному счастью. Она ощущала себя самой несчастной женщиной на свете и это казалось верхом несправедливости. С каждым днем ее все больше охватывает отчаяние. И признаться в этом страшно даже самой себе. Наверное, так всегда бывает, когда вернуться назад уже нельзя, а идти дальше нет смысла. Неужели Стас не замечает, что между ними вырастает непреодолимая стена непонимания, отчуждения? Даша покачала головой. Это не может быть правдой, ей слишком больно, отчаянно тоскливо — это тупик. Она четко ощутила, что дошла до него, коснувшись ладонями скользких, сырых стен. Тупик… Нужно вернуться назад или взмыть вверх. Чувство полета давно в прошлом. Значит, все-таки назад? Сопротивляться не было сил. Она согласна сделать несколько шагов, чтобы снова увидеть очередной виток лабиринта. Куда он приведет ее? Сейчас это не имело значения. Главное — двигаться, не стоять на месте. Движение — жизнь. Жизнь? А не все ли равно? Идти так идти. Иначе она сойдет с ума.

Даша стояла на пронизывающем ветру, дрожа от холода. Длинные волосы нещадно трепал ветер. Приходилось постоянно убирать их с лица, с глаз. Даша пожалела, что не скрепила их заколкой. Распущенные волосы всегда дарили ей непередаваемое ощущение комфорта, а сейчас раздражали. Пожалуй, это была мелочь, на которую вовсе не стоило обращать внимания, но Даша чувствовала, что ее выводит из себя абсолютно все. Мир словно решил повернуться к ней самой неприглядной стороной, развеивая по ветру разбившиеся мечты, недолгую романтику семейной жизни. Казавшийся крепким, надежным, корабль трещал по швам, норовя развалиться с минуты на минуту. И тогда — конец. Даша точно не выплывет. Нужно предпринять что-то, пока не случилось непоправимое.

Сырой воздух пронизывал, заставлял прятать руки в карманах, втягивать шею. Не грел ни длинный мягкий шарф, намотанный второпях, ни кожаная куртка. Даша медленно повела глазами, снова и снова всматриваясь в очертания дома. Как радовалась, когда перешагнула его порог полноправной хозяйкой! Все было замечательно, а сейчас он был так близок и безнадежно далек. Две минуты быстрой ходьбы — и ты взбежишь по знакомым ступеням крыльца, но и там не согреться. Две минуты — и ты снова окажешься в пронизывающем холоде непонимания, от которого не спасут ни разожженный камин, ни объятия мужа. Тепло уходит из их дома через самые узкие щелочки. Оно вытекает, как вода, капля за каплей из плохо закрученного крана. Одно движение — и резьба не выдержит. Она сорвется, высвобождая томящуюся силу. Тогда — потоп, неотвратимый, разрушительный, сметающий все на своем пути.

Даша смотрела на свет в окнах, представляя, как Стас ходит из угла в угол, словно загнанный зверь. Наверняка он сожалеет о том, что они снова поссорились. Это была не просто перебранка — он чуть не ударил ее! Страшно представить, что он способен на такое. Хотя Даша давно престала понимать, на что действительно способен Дубровин — человек, за которого она четыре года назад вышла замуж. Он, как хамелеон, мгновенно перевоплощался, только вместо смены окраски был постоянно подвержен бесконечным сменам настроения. За несколько минут оно могло так измениться, что Даша только диву давалась. Веселый, жизнерадостный Стас вдруг становился мрачным, придирающимся ко всякой мелочи. Терпеть это было все труднее. Он позволял себе любые эмоциональные всплески, не думая о том, к каким последствиям они могут привести. Плюс извечное желание Стаса контролировать каждый Дашин шаг. Поначалу это не было столь очевидным и даже нравилось ей, а сейчас мешало нормальной жизни. Хорошие, светлые воспоминания приходят все реже. Они словно окутываются плотным слоем времени. Иногда Даша спрашивала себя, а были ли вообще эти радостные мгновения? Были, конечно, но память наполнялась новыми, менее счастливыми. В последнее время это стало происходить слишком часто. И все труднее было возвращаться к нормальному общению. Да что греха таить — только благодаря Даше их молчание чем-то отдаленно напоминало общение близких людей. Лишь ее инициативой были все примирения. Она физически не могла долго находиться в состоянии напряжения. Даша знала, что Стас ждет, пока она не выдержит и не начнет снова прокладывать мостик примирения. И с каждой ссорой ожидание мира становится все более тягостным. Ему нестерпимо проводить в одиночестве эти бесконечные минуты. И сейчас он едва сдерживается, чтобы не открыть окна и не кричать, не звать ее, вглядываясь в спускающуюся темноту. Так уже было, но он больше не сделает этого, не веря, что холодные потоки воздуха донесут до ее ушей всю его любовь и безнадежность. Он не виноват, что не может совладать с собой. Он не собирается просить прощения. Стас вообще ни разу не просил у Даши прощения, даже когда был явно не прав. Это не в его правилах. Он не мог снизойти до элементарного «прости», считая это ниже своего достоинства. Даша вообще перестала понимать его — это был другой мужчина, совершенно другой. Она не могла любить его такого, отчаянно надеясь на счастье, и сейчас оказалась перед необходимостью все остановить. Она должна это сделать, иначе рано или поздно они убьют друг друга. Это будет не острый нож или яд. Это будут слова, которые ранят гораздо больнее. От них не спрячешься. Они проникают в душу и совершают самую разрушительную работу. Исправить ее результаты обычно не удается никому. Только время, кропотливо отсчитывая за часом час, может быть единственным лекарем, которому подвластно чудо. Однако какая-то деталь, неосторожное напоминание могут вернуть в прошлое, и тогда даже время мчится вспять. Это самое ужасное, что может происходить с человеком, — снова пережить муки душевной смерти, разрушающей его окончательно.