Страница 5 из 18
Соленое озеро – часть залива, которая естественным образом давным-давно отделилась от моря – было разгорожено решетками на отдельные сектора, так что котики помещались в своем вольере, сивучи – в своем. Основная акватория была отдана дельфинам, хотя несколько недавно отловленных и еще неприрученных зверей содержалось в дальней части озера, отделенной рыбачьей сеткой. Мы прошлись вдоль трибун, полюбовались на животных; он представлял их мне, как будто знакомил с гостями на приеме:
– А это Ласочка… Ласочка, поздоровайся с Таней. Молодец, умница! А ты почему отвернулся, Капрал? Ай-яяй, как не стыдно!
Сивучи встретили нас неприветливо, могучий самец недовольно зарычал, и я вполне поняла опасения Сергея.
Потом я умудрились увести Сергея снова в тренерскую. Хотя мы выпили совсем немного – по его масштабам, конечно, – тем не менее речь у него стала какая-то смазанная, глаза блестели.
Мы пили уже чай, когда разговор снова перешел на опасности, подстерегающие дрессировщиков.
– Вот ты, Таня, не смогла справиться с одной несчастной кошкой. Кошка, конечно, тоже дикий зверь, но с морскими львами ее не сравнить. Котики тоже хороши – недавно один кот – с ним работали ученые – покусал Антонова за пятки.
Я помнила эту историю. Антонов уже вылезал из бассейна, когда особо стервозная самка морского котика молнией промчалась от помоста, где она лежала, до бортика, и вцепилась ему в щиколотку. Антонову еще повезло – сухожилие не было прокушено, только задеты нервные окончания. У котиков очень острые зубы, особенно клыки, которые не слишком велики, но зато идеально приспособлены для того хищного образа жизни, который они ведут в естественных условиях, где добычей им служат отнюдь не их собственные тренеры.
– Людей совсем не боится, сволочь, – продолжал Сергей, – а кусаться – пожалуйста! И получает от этого удовольствие, это у нее на морде было написано. Так вот, Антонов приехал в Москву, а в институте разнарядка на овощную базу; его туда посылают, а он говорит – не могу, меня кот покусал. И что же, как ты думаешь, сказал ему деятель из месткома? Не мог, мол, придумать что-то получше, хоть бы сказал, что собака покусала, а то – кот!
Мы посмеялись, но Сергей уже зациклился на этой теме, и как я не пыталась перевести разговор на другое, он неизменно возвращался к его грозным подопечным. Он рассказал мне про сивуча Тома, который вцепился в плечо своего дрессировщика, который работал с ним несколько лет, и потащил его на дно – хорошо, рядом были люди и отобрали у него артиста, которого потом пришлось откачивать и зашивать.
– Я столько лет каждый день вхожу в вольер, но до сих пор отделывался одними царапинами. Когда-нибудь настанет и моя очередь, и может быть, очень скоро. Может быть, завтра. Перед публикой я держусь – кум королю, но в глубине души я боюсь…Понимаешь, Татьяна – боюсь!
Я прекрасно понимала, что на него нашло – он хотел, чтобы я прониклась, немного его пожалела; на самом деле он просто передо мной красовался и бравировал опасностями, которые казались мне весьма и весьма преувеличенными. Если бы я только я знала!
Так в разговоре незаметно пролетело время, и начало смеркаться. Я засобиралась обратно на базу – на юге вечерние сумерки очень коротки, и темнота наступает практически мгновенно. Сергей предложил меня проводить.
– Нет, спасибо, не надо, дай мне только фонарик.
– Ты забыла про погранцов – они тебя еще не знают. Мне тут оставаться необязательно, ребята сейчас должны вернуться из гостей, да и что тут может произойти? Пошли!
И мы отправились – разумеется, верхней дорогой. Недалеко от домиков мы встретили двух постоянных обитателей озера, навещавших друзей набиостанции – я издали узнала Антонова по его выдающимся усам; мы обменялись с ними парой слов и двинулись дальше.
Идти было легко – жара спала. Настроение у меня было какое-то расслабленное; Сергей обнял меня за плечи, и мне это даже понравилось. Физически меня всегда тянуло к Сергею, но это не имело значения, потому что никаких иных чувств к нему, кроме дружеских, я уже не испытывала. Где-то в километре от базы перед нами материализовались две фигуры; мне показалось, что они возникли прямо из воздуха, но на самом деле, конечно, они вышли из-за кустов. Это были пограничники, и я убедилась, что Сергей был прав, когда не хотел отпускать меня одну. Его они, конечно, сразу узнали, он представил им меня – не как жену и не как бывшую жену, а просто как "Татьяну, которая будет работать на биостанции", угостил их сигаретами, и дальше мы без помех добрались до базы. Лагерь уже погрузился в темноту, народ то ли спал, то ли где-то гулял. Только на столбе у ворот ярко горела электрическая лампа; я не знаю, что нашло на Сережу – наверное, его обычное фанфаронство – но только он меня облапил нежнейшим образом и долго, со вкусом целовал прямо на залитой светом площадке у ворот, на виду у всей станции – если, конечно, кто-то захотел бы на нас посмотреть. Впрочем, я не очень-то сопротивлялась… Я уже успела забыть, как искусно целуется мой бывший муж, и с удовольствием об этом вспомнила.
Потом он отправился назад, а я пробралась в домик Ванды; она уже спала, спал и ворчливо приветствовавший меня в полудреме Тошка, но постель для меня моя заботливая тетушка приготовить не забыла. Я рухнула на койку – и провалилась в сон. Я спала в ту ночь, как говорится, без задних ног, и мне ничего не снилось.
Утром тело Сергея нашли в озере, в вольере сивучей. Он плавал на поверхности воды лицом вниз; когда его тело вытащили на берег, то обнаружили на нем рваные раны.
2. Расследование
О смерти Сергея мне сообщили рано утром – то есть для меня это было рано, восемь часов, когда только-только прозвенел гонг на подъем. В дверь домика кто-то постучал, залаял Тошка, потом зашла Ванда (у нее уже был совершенно проснувшийся, умытый и прибранный вид), что-то хотела сказать, но не успела: тотчас вслед за ней вошли Антонов и незнакомый мне мужчина в военной форме, очевидно, пограничник; Антонов же и обратился ко мне;
– Соберись, Татьяна. Случилось несчастье…
Его слова повергли меня в шок, и почему-то мне сразу захотелось бежать. Я и побежала, в чем была – в шортах поверх купальника – я побежала с такой быстротой, как будто от этого зависела моя жизнь – или как будто где-то в глубине души я еще надеялась спасти Сергея. "Глупость какая-то! Сережа не мог утонуть! Кто угодно, только не он!" – такие мысли вертелись у меня в голове, когда я выбежала из лагеря, пробежала мимо погранзаставы и с разбегу стала карабкаться по шедшей почти отвесно вверх тропе, чтобы срезать значительную часть пути. Наконец, запыхавшаяся и ободранная – тропинка, которой уже давно почти не пользовались, заросла колючками – я выскочила на верхнюю дорогу, и тут меня подобрали Антонов и начальник биостанции Максим на "муравье" 1. Пока мы бодро тряслись по колдобинам, нас обогнал выкрашенный в защитный цвет уазик пограничников, в котором я заметила Тахира Рахманова.
Мы приехали на место происшествия почти самыми последними. Сергей лежал у самых трибун, полуприкрытый брезентом; растолкав стоявших вокруг него и тихо между собой переговаривавшихся мужчин, я подошла к нему и стала на колени, чтобы лучше его рассмотреть. Машинально я отметила, что на нем была та же самая майка, в которой он был вчера. Да, Сергей был мертв, в этом не было сомнений; но, в отличие от других мертвецов, которых я имела возможность наблюдать, смерть его не испортила и не исказила его черты – наоборот, на его лице было написано какое-то умиротворение, которое никогда не было ему присуще при жизни, и это делало его почти красивым. Широко распахнутые глаза глядели в небо; я нагнулась, чтобы их закрыть – я помнила, что глаза у умерших полагается закрывать – но тут меня оттащили в сторону. Кто-то из тренеров завел меня в тренерскую и предложил мне сигарету.
1
*"Муравей" – грузовой мотороллер