Страница 130 из 133
В древние времена в Греции было два высших учебных заведения: академия Платона и Аристотеля и бочка Диогена.
Диогена называли сумасшедшим Сократом, и это должно было ему льстить. Сойти с ума — дело нехитрое, тут важно, с какого ума сойти.
Когда у Фалеса спросили, что труднее всего, он ответил: познать самого себя. А когда спросили, что всего легче, он сказал: давать советы.
Впоследствии была создана целая Страна Советов. Но, чтобы избежать чрезмерной легкости, в ней были предусмотрены специальные органы для познания каждого человека в отдельности.
«Лучшее — это мера», — сказал философ. «Высшая мера», — уточнил политик.
«Все подвергай сомнению», — сказал философ. «Всех подвергай сомнению», — уточнил политик.
Что бы ни уточнял политик, все получается высшая мера для философии…
Счастье — в самих желаниях, а не в удовлетворении желаний. Требуя от жизни удовлетворения, мы вызываем собственную жизнь на дуэль. А там уж как повезет: либо мы ее прикончим, либо она нас ухлопает.
Прошлое нас тянет назад, а будущее — вперед. К сожалению, оно тянет вперед, выдергивая из настоящего.
Истина, рожденная в споре, уже по этой причине не может быть бесспорной истиной.
Там, где нельзя говорить то, что думаешь, нужно думать, что говоришь.
Человек — не застывшая статуя, его постоянно лепит жизнь. И не знает он, сколько его еще лепить, когда наконец он станет законченным произведением. Потому что, пока жизнь нас лепит, нам процесс дороже, чем результат.
С каждым годом время летит все быстрей, и если бы человек жил тысячу лет, время сдувало бы его с земли, как ветер пушинку.
Рожденные в споре, порою неистовые, стареют и с горя становятся истинами…
Каждый на свою стенку лезет, а истина между тем лежит внизу, у всех под ногами.
Чем глупее человек, тем больше ему требуется ума, чтобы скрыть свою глупость. Вот откуда берутся великие умники!
Редко встретишь мыслителя, играющего в дурака. И намного чаще — дурака, играющего в мыслителя.
Идеальный дурак — это такой дурак, который способен вместить всю свою глупость в минимальное количество слов.
Сладость иных плодов ограничивается их запретностью, и для них смертельно снятие запрета.
Они мыслили точно так, как Сократ. А цикуту им заменяла цитата.
Чем просвещенней век, тем меньше в нем Сократов.
В двадцатом столетии мыслительный процесс так и не стал процессом века, поскольку на всех процессах присутствовал в качестве ответчика.
Романтики
В звездную ночь песчинки смотрятся в небо, как в зеркало, и каждая легко находит себя среди других, подобных ей, песчинок. Это так просто — найти себя: стоит посмотреть в небо и поискать самую яркую звезду. Чем ярче звезда, тем легче жить на свете песчинке.
Драконы — это змеи, мечтавшие о крыльях и оставившие в легендах свои мечты.
Легендарная птица Феникс, птица из времени легенд… В то легендарное время птица Феникс была обычным воробьем, в то время быть воробьем означало постоянно возрождаться из пепла.
Чем живы верблюды? Только тем, что, бродя по выжженной, голой пустыне, они носят повсюду милый сердцу горный пейзаж.
В благородном порыве идти нам навстречу ветер нередко сбивает с ног.
Если бы отрезок не считал себя бесконечной прямой, он вряд ли бы дотянул от одной до другой точки.
Когда разум пытается заменить чувство, ему требуется вся его сила, вся эрудиция — там, где чувству достаточно одного вздоха.
Птицы поднимаются в небо, изо всех сил отмахиваясь от земли. Тем-то от птицы и отличается человек, что он не может ни от чего отмахнуться.
Иногда хочется стать на голову, чтобы лучше увидеть небо. Но мы привыкли твердо стоять на ногах.
Лишь теряя почву под собой, вода приобретает стремительность водопада.
Иное озарение — сплошное разорение.
С одним свернешь горы, с другим свернешь шею.
Охотник, собака и дичь — и все это слито в одном человеке. Он одновременно берет след, стреляет и падает под выстрелом. И всякий раз, как он делает очередной выстрел, в нем остается меньше человека и больше собаки и охотника.
Воспитанные революцией, мы пели: «Но настанет пора, и проснется народ…» Мы-то думали, что это народ так спит, а на самом деле он так бодрствовал.
Между доспехами и успехами Дон Кихот выбирает доспехи. Другие выбирают успехи, потому что мода на доспехи прошла. Мода на доспехи обычно либо прошла, либо еще не пришла, а на успехи — всегда сохраняется.
Дон Кихот — это поднятый на смех Иисус Христос, которому нет места внизу, на среднежитейском уровне. То его поднимают на щит, то поднимают на смех — в те редкие удачные времена, когда не поднимают на Голгофу.
Нимбы носят вокруг головы, а петли — вокруг шеи.
Скептицизм — опьянение трезвостью.
Не скупитесь отдать золотые часы за золотые минуты!
Запретный плод сладок, пока его не вкусишь.
Счастье — ненадежный друг: оно приходит, когда нам хорошо, и уходит, когда нам плохо.
Сочетание желтого и зеленого на склоне горы — как сочетание осени и весны на склоне жизни.
Листы старых мудрых книг желтеют, как листья деревьев, но они никогда не бывают зелеными… А быть может, в этом зеленом — вся мудрость…
Живешь эту жизнь, как эпопею, а в конце поглядишь — она вся на одном листке умещается. Стоило ее жить, как эпопею? Может, лучше было прожить ее, как афоризм: коротко, но со смыслом? Так бы она лучше запомнилась…
Люди не раз отдавали жизнь за свои убеждения. Но убеждения они отдавали только за хорошую жизнь.
Влюбленные
Когда грабители, пробираясь в дом, гладят во дворе сторожевую собаку, это вовсе не значит, что они любят ее больше, чем хозяина. Гладят — не обязательно любят. Ласкают — не обязательно любят. Ласка нередко лишь один из видов оружия, а любовь, как правило, безоружна.
Не покупайте любимым дорогих подарков, чтоб на их фоне не выглядеть слишком дешево!
В делах любви любители всегда предпочтительнее профессионалов.
В любовном треугольнике по меньшей мере один угол тупой.