Страница 13 из 133
— Простите, пожалуйста, — сказал Книжный Червь, — дайте мне на минутку сосредоточиться.
Он задумался и долго сидел неподвижно. Солдатик терпеливо ждал. Наконец, когда он уже собрался уходить, Книжный Червь вышел из задумчивости.
— Вы знаете, — сказал он, — мне кое-что приходилось читать по этому вопросу. Счастье — это высшее удовлетворение, полное довольство.
— Тоже сказали! — возмутился Солдатик. — Полное довольство! Хуже этого ничего не придумаешь.
— Но ведь не я выдумал это определение, — несколько раздраженно, но не выходя из приличных рамок, заметил Червь. — Я вообще никогда ничего не выдумываю. Это определение я вычитал в словаре — очень солидном, авторитетном издании. А как вы сами понимаете счастье?
— Счастье, — сказал Солдатик, — это когда веришь в то, чего не имеешь, но очень хочешь иметь. Веришь и добиваешься.
— Я не стану с вами спорить, — снисходительно заметил Книжный Червь. У вас, очевидно, просто нет достаточной подготовки в данном вопросе. Но объясните мне — почему вы называете этот камень счастливым?
— Это мой единственный друг, — сказал Солдатик. — Он не раз меня выручал. Когда бывает трудно, он помогает мне верить в лучшее. Стоит положить его под голову, и приснятся такие сны…
— Ну, я вижу, происхождение снов и сновидений вам также мало знакомо. Желаю вам восполнить этот пробел. Если вы заглянете ко мне в библиотеку…
Но Солдатик уже шел дальше, оставив Книжного Червя гостить у родственников и сосредоточиваться, сколько душе угодно.
Долго странствовал Солдатик. Всюду смеялись над ним и над его камнем, никто не хотел их приютить, и Солдатику приходилось ночевать под открытым небом. Его измучили дожди и ветры, он заболел гриппом, но зато…
Зато какие сны видел он по ночам! Такие сны ни на каком другом камне, конечно, не приснятся!
Однажды, уже совсем больным, подошел Солдатик к домику Цикады. Он больше не решался проситься на ночлег, а устроился неподалеку, чтоб переночевать хоть вблизи жилья, если внутрь не пускают.
Оставил Солдатик свой камень и пошел пособирать чего-нибудь на ужин, вернулся, смотрит — Цикада возле его камня стоит, разглядывает. Поздоровался Солдатик, а Цикада спрашивает:
— Это ваш камень?
Подумал Солдатик, что сейчас его опять гнать будут.
— Вы не беспокойтесь, — говорит. — Я только немного передохну и дальше пойду. Я вам здесь не помешаю.
— Какой чудесный камень! — продолжает Цикада, не слушая его. — Это, должно быть, счастливый камень. И какие сны приснятся, если его положить под голову…
— Ладно, не смейтесь, — прервал ее Солдатик. — Я могу и сейчас уйти. До свидания, всего хорошего.
— Постойте, не уходите, — мягко сказала Цикада. — Я ведь не смеюсь. Я действительно никогда не видела такого камня.
— Не видели? — Солдатик так обрадовался, что больше ничего не мог сказать.
— Что же мы здесь стоим? — спохватилась Цикада. — Пойдемте в дом. И камень берите — как бы его кто-нибудь не стащил.
Допоздна просидели они в тот вечер. Оказалось, что им многое нужно было друг другу сказать. А когда ложились спать, Солдатик уступил Цикаде свой камень: пусть, мол, и ей приснится хороший сон.
Чуть свет Солдатик заторопился в дорогу.
— Останьтесь, — просила Цикада. — Места хватит, да и лучше как-то вдвоем…
— Прощайте, — сказал Солдатик, — спасибо за доброту. А на память обо мне оставьте себе этот камень…
— Нет, что вы, что вы! — запротестовала Цикада. — Такого подарка я не могу принять!
— Ничего, возьмите его, — успокоил ее Солдатик. — Я себе другой камень найду. На свете много счастливых камней, стоит только поискать хорошенько.
И пошел он дальше бодрым солдатским шагом, командуя сам себе:
— Левой передней! Правой передней! Левой средней!.. Правой задней!.. Раз, два, три, четыре, пять, шесть!
Замок Агути
Мелкий грызун Шиншилла был, безусловно, прав, говоря, что заяц Агути парит в небесах, витает в облаках, что он обитает в воздушных замках. Заяц Агути действительно обитал в этих замках. Он проводил в них все время, за исключением тех немногих часов, которые требуются, чтобы пощипать траву, сбежать от охотника, а также побеседовать с мелким грызуном Шиншиллой.
Замок Агути стоял на горе, вернее, над горой, посреди голубого облака. Некоторые считают, что голубой цвет — это слишком старо и сентиментально, что сейчас больше в моде серые облака, но заяц Агути выбрал именно это облако, потому что был и сам чуточку сентиментален, за что мелкий грызун Шиншилла всячески его порицал.
Замок Агути был самым настоящим, хотя и воздушным замком, со всеми этими ходами и переходами, а также главным входом, у которого сидели огромные львы, разумеется, не каменные, а живые. Они были привязаны к зайцу, как собаки (чего нельзя сказать о собаках, преследовавших его на земле), но охраняли львы не зайца Агути, они охраняли прекрасную Корзель.
— Либо корову, либо газель, — возражал по этому поводу Шиншилла, мелкий грызун. — Ты, Агути, всегда все перекручиваешь.
Бедный Шиншилла, он умел мыслить только логически, у него все было или — или, третьего не дано. И он не в состоянии был понять, что тому, кто живет в воздушных замках, дано третье, и это третье — Корзель, а совсем не газель и, уж конечно, не корова.
Красавица Корзель была пленница этого страшного Бегелопа, который украл ее у родителей, чтобы добиться ее любви. Но она не могла его полюбить, потому что у него был слишком толстый живот и слишком тонкие ноги. И, кроме того, он так страшно разевал свою пасть, что нет, конечно, Корзель не могла полюбить Бегелопа.
— Либо бегемота, либо антилопу, — возражал мелкий грызун Шиншилла, верный принципу, что третьего не дано.
Еще как дано! Еще как было дано, когда Бегелоп явился среди ночи, схватил красавицу Корзель и утащил ее в свою берлогу! В этой берлоге он сообщил ей о своей любви и потребовал немедленной взаимности, но она не знала, что такое любовь, а он не мог ей этого объяснить, потому что у него была слишком большая пасть и слишком тонкие ноги.
— Это же так просто, — растолковывал ей Бегелоп. — Ты берешь и любишь меня, а я беру и люблю тебя, и значит, оба мы любим друг друга.
Но она не понимала, что значит — любить.
— Ну как тебе сказать? — пытался сказать Бегелоп. — Это когда посмотришь — и сразу почувствуешь. Посмотри на меня. Ну? Чувствуешь?
Но она ничего не чувствовала.
Тогда Бегелоп позвал своего приятеля Уткорога.
— Либо утконоса, либо носорога, — вставил Шиншилла.
Нет, он позвал именно Уткорога и попросил, чтобы тот объяснил подоходчивей, что такое любовь.
— Любовь… — сказал Уткорог и почесал себя рогом под мышкой. Любовь… — сказал он и почесал себя еще где-то. — Любовь…
Больше он ничего не сказал. Он только говорил «любовь» и чесался в разных местах, но в этом не было ничего вразумительного.
Красавица Корзель смотрела на Уткорога и не могла понять, что такое любовь, потому что он слишком много чесался и у него был этот дурацкий рог, и он не мог сказать больше одного слова.
Тогда Бегелоп позвал Ягудила.
— Либо ягуара, либо крокодила.
Тогда Бегелоп позвал Ягудила, и тот приполз, длинный такой и пятнистый, как выкрашенное бревно, и лежал, как бревно, пока Бегелоп объяснял ему, что от него требуется, и только широко раскрывал свою пасть, словно соревнуясь в этом с Бегелопом. И когда Ягудил наконец все усвоил, он так посмотрел на Корзель, что она испугалась и, уж конечно, не могла понять, что такое любовь.
И вот тогда, только тогда Бегелоп позвал зайца Агути. И заяц Агути пришел, и шерсть его блестела, как золото, а глаза сияли, как звезды.
Заяц Агути посмотрел на красавицу Корзель и сразу забыл все, что знал прежде, и вспомнил то, чего не знал никогда.
— Знаешь ли ты, как рождается луна? — спросил заяц Агути. — Она рождается, как серп, который не знал любви, потом она растет и становится похожей на сердце, которому не хватает его половины, а потом находит свою половину и становится полной, как два сердца, слившиеся в одно.