Страница 19 из 125
Я уж теперь не знаю, как это получилось… но со стеклом мы напутали. То есть нет, внутри люди мылись спокойно. Они же ничего не знали. А снаружи трамваи остановились. Толпа сбежалась. Ну, передние к окнам прильнули, а задние, конечно, напирают. Им же не видно. Кричат:
— Что показывают?
Передние говорят:
— Комедию. Называется «Веселые ребята»!
А один остряк говорит:
— Ну, молодцы! Во, мужскую баню построили. У них за рубежом значит «Бони М», а у нас «Баня М».
Ну, эти, которые мылись, вышли на улицу, а их народ уже знает.
— Браво! — кричат. — Молодцы!
Ну, они, как узнали, в чем дело, — сразу ко мне. А меня уже нет.
Эх, где я только не работал, чего только не придумывал. Выключатели на веревочках знаете? Пять раз дернешь, один раз свет зажигается? Моя работа. Билеты с нагрузкой, пятиэтажные дома без лифтов — все для людей делал…
Наконец в городе места уже не осталось. Послали меня в село, директором животноводческой фермы. Смотрю: коровы у меня ходят какие-то грустные-грустные… Оказывается, их каждый день гоняют на какое- то далекое пастбище, за семь верст киселя хлебать, когда рядом, в двух шагах, прекрасная роща, где растет сочный, питательный хмель.
Направил я коров в эту рощу, они этого хмеля поели, а к вечеру их уже не узнать.
Захожу в коровник, настроение у всех приподнятое, коровы сидят за столом вместе с обслуживающим персоналом. Доярки поют, коровы мычат. Пастух уже не мычит, не телится. А ветеринар, уж на что строгий человек, а тут обнял быка за шею и говорит:
— Вася, запомни: нас в деревне всего двое настоящих мужиков: ты да я!
А какое молоко стали мои коровы давать! За ним в магазине давка. Даже те, кто раньше на молоко смотреть не мог, — и те стали брать пакет на троих.
Трактористы с утра парного молочка приняли, и такой у них трудовой подъем начался, что они до обеда все поле вспахали, засеяли и сверху асфальтом покрыли.
А председатель вызывает меня к себе и говорит:
— Что ж ты наделал? Пугало ты огородное!
Взял и назначил меня сюда, директором огорода.
А что? Хорошо!
Природа, воздух… Секретарша вон сидит… на цепи. Лает на посетителей. Все как прежде. Мне ведь все равно где, мне лишь бы директором!
Театр одного актера
Когда я слышу, что какой-то актер блестяще сыграл свою роль, мне становится смешно. Подумаешь, сыграл роль! Да я каждый день, каждый час изображаю десятки персонажей, а обо мне никто даже не слышал. Вот, взгляните сами. Перед вами список моих ролей: Любящий муж. Заботливый отец. Талантливый инженер. Активный общественник.
Это только мои главные роли. Есть еще и второстепенные: Остроумный собеседник. Заядлый болельщик. Коллекционер марок. Телезритель.
Я уже не говорю о различных эпизодических ролях: Человек в очереди. Посетитель музея. Пассажир в автобусе. И т. д.
Как видите, ролей у меня больше, чем у любой театральной знаменитости. Неудивительно, что последнее время я их начал путать. Впрочем, этого никто не замечает. Недаром старая театральная истина гласит: не важно, что играешь, а важно — как!
Но, извините, мне пора. Скоро мой выход. Занавес открывается…
Утро. Косые лучи солнца пробиваются в окна уютной квартиры. Негромко звучит радио. По нему уже кто-то с утра исполняет роль премьер-министра. В кровати спит человек лет тридцати. Это я. У стены — «Хельга», у двери — Ольга, моя жена.
— Кушать подано! — говорит она и исчезает.
В моей пьесе жена играет эпизодическую роль. Одна-две реплики, не больше.
Я иду на кухню и сажусь за стол. Но едва начинаю есть яичницу, как чувствую на зубах хруст соли. В ту же минуту я невольно вхожу в роль Посетителя Столовой.
— Что такое, — строго спрашиваю я. — Почему яичница пересолена?
— Не знаю, — говорит жена, — это случайность.
— Почему из-за ваших случайностей должны страдать люди?! Кто это готовил?.. Позовите!
Дверь на кухне открывается, и входит мать жены в белом переднике. В старых комедиях ее называли Тещей.
— Что ты шумишь? — говорит она. — Не с той ноги встал?
— А почему вы, собственно говоря, мне «тыкаете»? Я вам пока еще не сын. Дочку свою этим кормите!
— Коля, — тихо говорит жена, — может, творожку поешь?
— Ешьте сами! — говорю я.
Эта реплика — на уход. Я иду на работу. День. Большая светлая комната, уставленная столами и чертежными досками. За одним из столов склонился человек. Это опять я. Передо мной груда бумаг. Я составляю графики отпусков, вывожу кривую опозданий и пишу списки лиц, не уплативших профвзносы. Работа эта настолько бессмысленна, что я даже не понимаю, какую сейчас играю роль.
К середине дня я все это заканчиваю и тащу к начальнику. У него в кабинете уже полно бумаг: на столе, на полках, в шкафу. Я сразу чувствую себя в роли Человека, Сдающего Макулатуру.
— Принимайте, — говорю я первую реплику.
— Спасибо, — отвечает начальник.
— Как — спасибо? А талон?
— Какой талон?
— За макулатуру.
Начальник озирается по сторонам и, понизив голос, говорит:
— Голубчик, я понимаю, что это не инженерная работа, но что делать, должен же кто-то этим заниматься.
— Безобразие! Человека с высшим образованием заставляют заниматься какой-то писаниной! До каких пор это будет продолжаться?!
Но это уже внутренний монолог, который я произношу по дороге в отдел. Комната пуста, все ушли обедать. Лишь у моего стола стоит Леночка, студентка пятого курса, проходящая у нас преддипломную практику. Мне предстоит играть роль Консультанта по Проекту. Но когда я вижу ее стройную фигуру и нежные щеки, чуть тронутые загаром, я беру на себя амплуа Героя-Любовника.
— Ну, солнышко, как дела? — спрашиваю я. — Почему такие грустные глазки? Устала?..
— Немножко, — говорит она. — Чертила всю ночь.
Я беру ее за руку и смотрю прямо в глаза:
— А может, тебе отдохнуть день-другой, переключиться на что-нибудь… живое…
Она почему-то краснеет и выдергивает руку.
— Что с вами, Николай Алексеевич?
— Что со мной? Кто это знает? Быть может, небо, что себя послало. На радость или горе, сам не знаю…
— Я позову кого-нибудь, — испуганно говорит она. Вот этого делать не надо. Это я знаю точно.
— Постой! Остановись хоть на мгновенье…
Но в этот момент все возвращаются с обеда, и сценка прерывается на самом интересном месте. Я еще долго не могу выйти из образа и весь оставшийся день играю роль Героя-Любовника — с нашими сотрудницами и секретаршей директора Генриеттой Павловной.
Вечер. Tа же декорация, что и утром. В окна падает свет уличных фонарей. В комнате полумрак. Посреди комнаты в мягких креслах сидят супруги.
Это я и Ольга. Сейчас самое время играть Любящего Мужа, но я с головой ушел в роль Человека, Читающего Газету.
— Кофточку сегодня видела, — робко говорит жена.
— Все больше товаров выпускает наша легкая промышленность, — читаю я вслух.
— Нет, не нашу. Венгерскую.
— В этом году в два раза вырос товарооборот стран— участниц СЭВа, — продолжаю я.
— Купить хотела, да денег нет.
— Помощь странам, пострадавшим от землетрясения.
— Коля, — говорит жена. — ты мне не дашь сорок рублей?
Я откладываю газету, и во мне просыпается Председатель Кассы Взаимопомощи.
— Откуда?! Откуда у меня сорок рублей? Я деньги не печатаю!
— Но я же не так много прощу.
— Ну и что? Тебе дай, другой, третьей… Так нам, дорогой товарищ, никаких денег не хватит.
Жена уходит на кухню, и оттуда слышится ее плач. Кажется, я немного пережал. Неудивительно, ведь сегодня было сотое представление этой сцены. Я иду на кухню, чтоб ее успокоить.
— Вот, — всхлипывая, говорит Ольга свою традиционную реплику, — говорила мне мама, чтобы я за тебя не выходила.
Как только я это слышу, я сразу становлюсь руководителем Группы.
— Между прочим, мы здесь никого не держим. Хотите уходить — скатертью дорога. Другую найдем на ваше место. Помоложе и поспособней.