Страница 77 из 159
– Вот ты с кем соревнуешься, – покачала головой Лоренца.
– Да! – торжественно произнес Калиостро. – Другие соперники мне неинтересны…
Лоренца взяла бумагу, с любопытством оглядела ее:
– А где же тут я?
– Ты Икс! Ты воздействуешь на соперника своими чарами, и тогда он отпадает… из числителя в знаменатель…
– Хорошо! Сделаю все что захочешь, – засмеялась Лоренца. – Воздействую, убью, лишь бы ты не страдал, Джузеппе… Однако хватит сверять расчеты… Смотри, как здесь красиво! Луна, поле… словно у нас в Сицилии, помнишь?
– Да, – кивнул Калиостро. – Только не хватает моря…
– Верно, – согласилась Лоренца. – Море бы не помешало…
Они тихо заговорили по-итальянски, уже не ссорясь и не крича друг на друга, а спокойно и мирно, как говорят родные люди на родном языке.
И тогда полилась музыка, и шум травы стал похож на шум морской волны.
А где-то в другом конце поля появилась телега. На телеге стояла многострадальная статуя, которую приказано было водрузить на место.
За телегой шли Степан и Фимка. Степан что-то негромко напевал, и эта русская песня сливалась с печальной итальянской мелодией…
Не мог уснуть в эту ночь и Алексей Федяшев. Сидя у раскрытого окна, при свече, он читал стихи.
В дверь тихо постучали. Вошла Федосья Ивановна в халате и ночном колпаке:
– Не спится, Алеша?
– Нет, тетушка… Готовлюсь! Вот послушайте, как великий пиит обращается к предмету сердца своего… – Алексей нараспев прочитал несколько строф. – Великолепно, не правда ли? Мне так самому никогда не изъясниться!
– Не нравится мне все это, Алеша, – вздохнула Федосья Ивановна.
– Как? Великий Петрарка – и не нравится?!
– Бог с ним, с Петраркой, – отмахнулась Федосья Ивановна. – У него своя тетушка была, это ее заботы. А ты у меня один племянник, и я тебе так скажу: ежели ты человек, то и люби человека, а не мечту какую-то бесплотную, прости господи! Да и что за особу тебе сей чародей сотворит?! Это ведь не вилку сглотнуть, Алеша!
– Ах, тетушка, не травите душу! – Федяшев вскочил и начал нервно расхаживать по комнате. – Я и сам теперь в опасении! Слышали, что граф сказал: энергетические связи нарушены… Только по мыслям моим сможет он идеал воссоздать. А мысли мои сейчас сплошной туман.
– Ну и откажись! Скажи – передумал.
– Неловко, тетушка. Сам кашу заварил, а теперь в кусты? Не по-мужски! Я вот что решил… Я во время материализации про Марию буду думать. Лицо ее буду вспоминать, глаза, руки…
– Час от часу не легче! – всплеснула руками Федосья Ивановна. – Да что ж думать, когда все это рядом в натуральном виде ходит?
– Что ж вы такое говорите, тетушка? Сами же в детстве учили: на чужой каравай рот не разевай!
– Мало ли я глупостей говорю?! Да и потом, когда любят, разве советы слушают?!
– Что ж вы мне предлагаете, право?! – совершенно растерялся Алексей. – Отбить ее у графа?!
– А хоть бы и отбить, – спокойно сказала тетушка. – Ты, Алеша, все только готовенькое хочешь. Придумал, вишь, идеал, и подай ему на блюдечке. Чужой мечте чужие стишки читать – не велика доблесть. Небось твой Петрарка за свою Лауру еще как бился…
Федяшев, раскрыв рот, смотрел на Федосью Ивановну, а затем рассмеялся:
– А вы, тетушка, не так глупы, как казались!
– Благодарю покорно, – обиженно ответила тетушка. – У человека, Алеша, есть два ума. Один на виду, а другой, главный, глубоко спрятан. Его по пустякам тратить негоже. Одно тебе скажу: не любит Маша этого Калиостру. Как уж он ее в сети поймал, не знаю, а только страдает она.
– Она сама говорила вам об этом?
– Когда говорят, тогда и страданий нет. А когда молчат, да плачут, да по ночам на пруд бегают… Это добром не кончается!
– Что?! Какой пруд?! Вы видели, как она пошла на пруд ночью?!!
– Доктор видел, – сказала тетушка. – Он мне и сказал… А я сразу к тебе…
– Да как же? Да что же? – Федяшев даже задохнулся от возмущения. – Жизнь человеческая в опасности, а вы молчите?
– Где ж молчу? – снова обиделась Федосья Ивановна. – Я тебе о чем полчаса толкую?
– Ну, тетушка! – крикнул Федяшев. – Не знаю, как второй ум… А первый у вас совсем плох!.. – И стремглав выскочил из комнаты…
Начинало светать. Над тихим прудом поднимался белый пар. Запели птицы.
Мария подошла к самому краю воды, тронула ее босой ногой. Потом скинула платье, вошла в воду и поплыла к самой середине пруда, плавно разгребая зеленоватую воду руками. Скоро ее голова уже виднелась среди белых лилий, густо населявших пруд…
В этот момент в кустах раздался треск, и на берег, запыхавшись от бега, выскочил Федяшев.
– Мария! – крикнул он. – Я здесь! – И, не раздеваясь, прыгнул в воду..
Однако прыжок получился неудачным. Кто-то подставил ногу, Федяшев зацепился и смешно шлепнулся у самого берега в густую тину.
Он тут же вскочил и гневно оглянулся. На берегу стоял Калиостро и с улыбкой глядел на него.
– Вы, кажется, упали, Алексис?
– Я? Почему?.. С чего вы взяли? – растерянно забормотал Федяшев и выбрался на берег. – А если и упал, так что?
– Ничего, – сухо ответил Калиостро. – Если упали, примите сочувствие, а коли за купающейся девушкой подсматривали, так сие не галантно.
– Как вы смеете?! – вспыхнул Алексей. Он обернулся к пруду и увидел, что Мария спокойно плавает между лилий. – Я подумал – она тонет.
– А хоть бы и тонет? – усмехнулся Калиостро. – Вам-то что за печаль?! Вам о своем идеале надобно думать, а не на чужие засматриваться.
– Послушайте, граф! – сказал Федяшев, отряхиваясь и отжимая промокшую одежду. – Я… того… Всю ночь думал и решил… Я отказываюсь от материализации.
– То есть как? – нахмурил брови Калиостро.
– Передумал… Мое душевное состояние изменилось!
– Да вы что, сударь?! – зашипел Калиостро. – На базар пришли?! Я уже вступил во взаимодействие с силами магнетической субстанции. Я разбудил стихию, энергетический поток которой направлен на указанный предмет… А ну пошли! – Он схватил Федяшева за рукав и решительно потащил от пруда.
– Куда? Куда? – упирался Федяшев.
– Сами увидите! – зло сказал Калиостро, и поскольку был физически намного сильнее, то буквально проволок Федяшева сквозь кусты по аллее парка, к месту, где некогда стояла злосчастная статуя.
Она и сейчас там стояла, только черты ее были не видны, поскольку сверху на нее накинули белое шелковое покрывало. Площадка перед статуей была очерчена магическими кругами и обнесена веревками. Здесь же была разбита небольшая палатка, служившая как бы магнетической лабораторией… В ней кипели какие-то колбы, курился оранжевый дым.
Возле палатки горел костер, у костра сидели Маргадон и Жакоб, размешивая в ведрах какую-то странную беловатую смесь.
– Глядите! – Калиостро указал на траву. – Вот знаки зодиака! Вот двадцать четыре кабалистических символа… Вот ключ. Врата. И семь сфер. Все уже дышит и приведено в действие. – Он взмахнул рукой, и оранжевый дым начал подниматься клубами вокруг статуи…
– Ах, несчастный я человек! – заплакал Федяшев. – Но что же делать, господин Калиостро?! Я не о ней теперь грежу. Я полюбил другую…
– Другую? – усмехнулся Калиостро. – Когда же вы успели… другую? Вы и видели-то ее всего два дня.
– Разве этого мало? Иногда и двух минут хватит… Одного взгляда… И все перевернется в душе! Вы же знаете, как это бывает!
– Не знаю, – холодно ответил Калиостро, – и знать не хочу! Все это мальчишество и воспаленный бред. Вы получите то, что желали… Согласно намеченным контурам…
– К черту! – неожиданно закричал Федяшев. – К черту контуры! Я их уже ненавижу! И если вы не можете остановить таинство, я сам разрушу это каменное изваяние!
Он оттолкнул Калиостро, бросился к костру, схватил огромное тлеющее полено и побежал к статуе…
Оторопевшие Маргадон и Жакоб вскочили. Раздался пронзительный женский визг. Покрывало дрогнуло, «статуя» присела от страха и вытянула вперед руки, как бы защищаясь от удара.