Страница 68 из 159
– «Тридцать второго мая!» – объявила Марта. Раздались дружные аплодисменты. Рамкопф подал Марте руку и отвел ее в сторону.
– Фрау Марта, бесподобно, – тихо шепнул он.
– Но вы обещаете, что с ним ничего не случится? – быстро спросила Марта.
Рамкопф с укоризной развел руками:
– Я же объяснил. Сырой порох. Он вывалится из ствола и шлепнется здесь же, при всех, под общий хохот.
Они обернулись на барабанную дробь.
Мюнхгаузен уже стоял перед судейской ложей, без камзола, в белой рубашке, со связанными руками.
– Подсудимый, – торжественно зачитывал судья, – объявляю вам решение ганноверского суда: «В целях установления вашей личности и во избежание судебной ошибки суд предлагает вам повторить при свидетелях известный подвиг барона Мюнхгаузена – полететь на Луну». Предупреждаю вас: вы имеете право отказаться.
– Нет, я согласен, – твердо сказал Мюнхгаузен.
К нему приблизился пастор:
– Не хотите исповедаться?
– Нет! Я это делал всю жизнь, но мне никто не верил. Рамкопф взглянул в свои записи и не нашел этой реплики.
– Прошу вас, облегчите свою душу, – громко и торжественно предложил пастор.
– Это случилось само собой, пастор! – Мюнхгаузен медленно оглядел собравшихся. – У меня был друг – он меня предал, у меня была любимая – она отреклась. Я улетаю налегке…
– А вот это уже зря, – недовольно поморщился герцог. – Это, по-моему, лишнее. Ни к чему… Грубо.
– Да, да, – поспешно кивнул бургомистр, – я просил этого не говорить. Но с ним договориться невозможно…
– Зачем ты согласилась играть эту комедию, Марта? – грустно спросил Мюнхгаузен.
Дирижер, искусно варьируя нюансами оркестрового звучания, попытался слиться с произносимым текстом.
– Я это сделала ради нашей любви, – тихо произнесла Марта, приблизившись к Мюнхгаузену.
– Я перестал в нее верить, – печально улыбнулся он и посмотрел вокруг. – Помнишь, когда мы были у Архимеда, он сказал: «Любовь – это теорема, которую надо каждый день доказывать»!
– А почему не слышно? Я не понимаю, о чем они там говорят? – Герцог с недовольным видом обернулся к бургомистру.
Бургомистр заглянул в листочек:
– Подсудимый благодарит городские власти и одновременно как бы шутит со своей возлюбленной.
– Хорошо, – кивнул герцог. – Особенно жабо и передняя вытачка. Ему очень к лицу.
Мюнхгаузен подошел к пушке и обернулся:
– Скажи мне что-нибудь на прощание!
Марта медленно попятилась от него:
– Что?
– Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты…
– Я буду ждать тебя. – Она говорила с трудом и продолжала отступать. Губы ее пересохли. Дыхание участилось.
Рамкопф с беспокойством вглядывался в ее лицо.
– Нет-нет, не то… – Мюнхгаузен в отчаянии ударил кулаком по стволу пушки.
– Я очень люблю тебя! – Марта отошла в противоположный конец огражденного пространства.
Дирижер с удивлением обернулся. Оркестр прекратил играть.
– Карл… я…
Рамкопф делал ей отчаянные знаки.
– Не то! – гневно крикнул Мюнхгаузен.
– Я… – Марта попыталась что-то сказать и вдруг закричала что есть силы: – Карл! Они положили сырой порох!
Наступила мертвая тишина.
И вдруг трое музыкантов, отделившись от свободного оркестра, заиграли наивную тему их старого шутливотомного танца.
Мюнхгаузен ощутил себя счастливым человеком:
– Спасибо, Марта!
– Мерзавка! Убийца! – закричала баронесса, вскочив со своего места.
Рамкопф бросился со всех ног к судье. Волнение охватило зрителей. Мюнхгаузен ликовал:
– Пусть завидуют! – И закричал еще громче: – У кого еще есть такая женщина? Томас, ты принес то, что я просил?
– Да, господин барон! – крикнул Томас с городской стены. – Вот этот сухой, проверенный!
Он швырнул бочонок с порохом. Мюнхгаузен ловко поймал его. Передал артиллерийскому офицеру.
– Прощайте, господа! – гордо и весело произнес Мюнхгаузен. И трио музыкантов вдохновенно вышло на самую проникновенную часть мелодии. – Сейчас я улечу. И мы вряд ли увидимся. Когда я вернусь, вас уже не будет. На земле и на небе время летит неодинаково. Там мгновение, здесь – века. Впрочем, долго объяснять…
Бургомистр быстро отвел герцога в глубь ложи:
– Так. Положение серьезное, ваше величество, сейчас он рванет так, что не только пушка – крепость может не выдержать…
– Предлагаете построить новую крепость? – спросил герцог.
– Ваше величество, – заволновался бургомистр, – я хорошо знаю этого человека. Сейчас будет такое, что мы все взлетим на воздух!
– Что, и я тоже? – удивился герцог.
– Я и говорю – все.
– Зажечь фитиль! – скомандовал Мюнхгаузен.
К пушке приблизился солдат с зажженным фитилем.
– А потом она его разлюбит? – спросил зритель в цилиндре.
– Если вы знаете дальше, так не рассказывайте, – недовольно ответила сидящая рядом дама.
В ложе герцога возникла паника. Туда прибежал судебный секретарь и тотчас убежал назад.
Феофил обернулся к матери:
– Я уже ничего не понимаю. Так это он или не он? Ударила барабанная дробь.
– Остановитесь, барон! – громко произнес судья, получив в руки депешу от секретаря. – Высочайшим повелением, в связи с благополучным завершением судебного эксперимента, приказано считать подсудимого бароном Карлом Фридрихом Иеронимом фон Мюнхгаузеном!
Раздались аплодисменты и приветственные возгласы.
Рамкопф стукнул себя по лбу:
– Господи, как мы сами-то не догадались!
Баронесса рванулась из ложи, мучительно вглядываясь в лицо Мюнхгаузена:
– Это он! Карл, я узнаю тебя! Фео! Что ты стоишь? Разве не видишь? Это твой отец!
– Па-па! – хрипло закричал Феофил с глазами, полными слез, и бросился на шею Мюнхгаузену.
Дирижер взмахнул палочкой. Грянул стремительный праздничный галоп.
Кто-то кого-то целовал, кто-то кричал что-то восторженное. Марту оттеснили какие-то громогласные ликующие горожане.
Мюнхгаузен потерял ее в этой взбесившейся толпе жителей Ганновера, хотел что-то сказать, но ему не дали. Рамкопф подхватил его под руку:
– Поздравляю вас, барон!
Мюнхгаузен взглянул себе под ноги – на земле судорожно отбивал земные поклоны пастор:
– Господи, спасибо! Ты совершил чудо! Господи, спасибо…
Нахлынувшая толпа закружила его, и он попал в руки бургомистра, который его неожиданно и крепко поцеловал:
– Я знал. Знал… но это так неожиданно. Поздравляю от всей души!..
– Но с чем? – изумился Мюнхгаузен.
– Как «с чем»?! С успешным возвращением с Луны. Мюнхгаузен огляделся по сторонам, ища сочувствия: – Но я не был на Луне.
– Как это не был, когда уже есть решение, что был, – с укором произнес бургомистр. – Мы все свидетели.
– Это неправда! – закричал что есть силы Мюнхгаузен. – Неправда-а-а!..
Воцарилось глубокое и тягостное молчание. Все замерло. Мюнхгаузен смотрел перед собой, не зная, что еще сказать людям. Он почувствовал, что остался один.
Впереди стоял большой банкетный стол, за которым сидел добрый герцог и улыбался. Бесшумно скользили вышколенные официанты. Некоторые ему улыбались из- за стола, другие накладывали кушанья в тарелки.
– Присоединяйтесь, барон… Присоединяйтесь! – подмигнул ему бургомистр.
Рамкопф помахал ладошкой.
– Да, конечно, – вежливо улыбалась баронесса. – Когда мой муж летал, я безумно волновалась, но могу сказать одно: верила, что прилетит.
Герцог встал с кресла и поднял бокал. Все затихли.
– Присоединяйтесь, господин Мюнхгаузен, – тихо и проникновенно произнес он. – Прошу! Присоединяйтесь!
Все дружно подняли бокалы.
– Господа, – спокойно и задумчиво произнес Мюнхгаузен. – Вы мне все очень надоели. – Воцарилась мертвая пауза. Он не тронулся с места. Он остался стоять там, где стоял, напротив герцога. – Поймите же, Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врет. Я не был на Луне. Я только туда направляюсь. Конечно, это не просто. На это уйдет целая жизнь, но что делать… придется. – Он попятился к пушке и взял из рук артиллериста горящий фитиль.