Страница 8 из 100
Вся моя прежняя жизнь, Коля, до встречи с тобой, — это страшный сон. Я крутилась как белка в колесе, я веч но боялась опоздать куда-нибудь, я только и делала, что у всех спрашивала: «Сколько времени?»… Представляешь?
Кстати, сколько времени?.. Но все-таки?
Не может быть! Как же так? Это катастрофа! Товарищи, мы же с вами ничего не успеваем! Мы еще должны куда-то успеть. Ничего не соображаю. Минуточку. Там у нас озеро, здесь хищник, значит, выход прямо.
За мной, товарищи! Вперед!
Председателю Совета Министров лично.
Мною, данные о себе прилагаю, придуман проект, который позволит резко уйти вперед в расчете на душу населения.
Что делаем?.. Разрешаем воровать официально) От этого мы ничего не теряем, потому что уже давно воруют так, как будто официально разрешили.
Но зато!
Сколько мы сразу сэкономим здоровья, человеческих нервов! Ведь люди главное!
Этот тезис отдельно. Представьте себе такую страшную картину. Какой-нибудь Сидоров решил что-то своровать. Он все предусмотрел и крадется по родному предприятию, на котором вырос, встретил любовь, стал человеком. На него жалко смотреть — он дрожит, мокрый как мышь, всего перекосило.
Другой эпизод этой же картины — Иванов, который не ворует ни грамма, но пьет много. Он еще позавчера напился на работе, вчера проснулся, сегодня чувствует, кто-то крадется по его родному предприятию, где он вырос, стал человеком. И он тоже начинает волноваться, тоже мокрый как мышь, весь волос у него дыбом. То есть здоровья ни у кого!
А Сидоров уже тянет руку, чтобы взять себе чего-нибудь, и попадает Иванову в глаз. Тот кричит дурным голосом — у Сидорова инфаркт, Иванов окосел. И теперь им обоим плати по бюллетеню неизвестно сколько, неизвестно за что. То есть выйдет дороже, чем если бы Сидоров воровал официально.
Конечно, у нас есть такие, что воруют хладнокровно, не дрогнув рукой, не моргнув глазом, но их меньше тех, кто ворует как Сидоров, с оглядкой, совестливо.
За мое предложение выступает еще целый ряд соображений. Ведь вы смотрите, что получается. Те, кто сейчас занят на борьбе с хищениями, они же начнут наконец работать. Это сколько сразу освободится рук! Какую мы получим сразу прибыль! Я даже не умею назвать число, здесь нужны специалисты с калькуляторами.
А если еще все у нас начнут воровать не по-дикому, вручную — азиатщина наша?! У нас же, вы не поверите, до сих пор еще растаскивают все по блату, по знакомству — азиатщина наша, будь она трижды неладна.
На Западе давно уже ворует лазер и всякие гены с искусственным сердцем, а мы все по блату, все вручную! Мы по воровству сильно отстаем, товарищ Председатель. Извините за резкую правду, говорю, что думаю.
И вот теперь вы представьте себе на секунду такую картину. Иванов год уже как не пьет, но начал воровать с помощью элетроники. Сколько у него теперь свободного времени на основную работу?! Сколько он принесет всем нам пользы? Куда мы денем прибыль? Я не знаю. Тут нужны специалисты, им думать и думать.
Теперь — он же свое ворует, что сам смастерил. Он же себе сделает лучше, чем на экспорт. А это чистое золото!
А тут Сидоров поднялся с постели, видит такое дело кругом, он не то что лазер приспособит, он откроет новые законы природы! Они есть у нас! Не было в них нужды, но теперь разрешили воровать, и он их откроет! От этого произойдет рост промышленности, расцвет культуры. Культура даст скачок сознательности, и воровство у нас прекратится навсегда — мы резко уйдем вперед.
Вот вкратце все.
Должен предупредить вас, товарищ Председатель, что наша с вами идея привьется не сразу, она может встретить протест косных умов. Но вы, конечно, читали про Джордана Бруно и нашего Константина Циолковского, обогнавших свое время. Их пример заставляет дерзать, смотреть в будущее.
До скорого свидания, дорогой товарищ Председатель. Чтобы вы не поняли меня превратно, хочу сообщить: для себя лично ничего не прощу и вообще пишу вам, можно сказать, из будущего, где нахожусь в четвертый раз.
Постскриптум. Если проект в целом понравится, то детали я мог бы доработать на свободе.
Постпостскриптум. Если в целом не понравится, то мог бы и в целом доработать на свободе.
(история в письмах)
Письмо первое
«Николай, бродяга, здравствуй!
Что же ты, непутевый сын, ничего не напишешь о себе? Небось замотался, еле языком ворочаешь? А говорил я тебе: «Не ходи в геологи, проклянешь все». Еще сдуру напросился на Север. Черт тебя знает, о чем ты думаешь! Мать вот подсказывает: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». У нас и у дядей твоих чего только нету, а все благодаря им. Теперь решили жить для души, тебе рано пока об этом думать, обставься сначала.
Привет от наших, вот они все тут сидят: мать, дядя Сергей и дядя Петр.
Постскриптум. Дядя Петр завел знакомство в книжном магазине, теперь мы все с подпиской — читай не хочу».
Письмо второе
«Николай, здравствуй!
У нас горе. Дядя Петр прочитал Толстого, Тургенева, Чехова и пошел сознался в хищениях. Дали ему три года с конфискацией имущества. Теперь он будет к тебе поближе. В остальном без изменений. Для души решили больше не жить, здоровье уже не то. Хотим выехать на природу, прийти в себя. Мать велит передать: «Если женился, то поцелуй жену».
Письмо третье
«Коля, здравствуй, сынок!
Дядя Сережа был в заповедном лесу на озере, вернулся с курорта — кровь с молоком. Очень понравилось, говорит: местность красивая, особенно закаты. Вечером сядешь у костра — тишина, рядом озеро дышит, и кажется, будто кто-то смотрит на тебя из леса, к себе манит. Рассказывал часов до шести утра, в половине седьмого пошел сознался в махинациях. Дали пять лет с конфискацией имущества. Теперь он будет к т. е. поближе. Остались мы с матерью одни. Хочется пожить для души, но как-то боязно. А так все хорошо, всего полно.
Пиши, не забывай нас.
Постскриптум. Мать последнее время недосыпает, сторожит меня»
Письмо четвертое
«Коля, сынок дорогой, здравствуй!
Какие у тебя новости? Что ищешь сейчас в недрах земли? Хорошую ты себе выбрал профессию! Я до слез рад, Коля, что у тебя ни кола ни двора! Живи для души! Горжусь тобой, сынок, так и знай!
Привет от наших. Вот мы все тут сидим: дядя Петр, Сергей и я, твой отец».
Еще Александр Сергеевич говорил:
— Нас всех учили понемногу, чему-нибудь и как-нибудь.
Как сейчас учат, даже Пушкину не снилось. Ничего же на практике не совпадает с теорией.
Я вот — инженером, сто сорок получаю. Товарищ мой — за одной партой сидели, у него до десятого класса нелады были с таблицей умножения — он тоже сто сорок получает, но он в комиссионном работает «Фарфор — хрусталь».
У меня — велосипед, у него — «Вольво».
У него — дача с бассейном, у меня — кухня с балконом.
Я каждый месяц откладываю три рубля, он — семьсот.
Я знаю, что голь на выдумки хитра, сам однажды из ста сорока выкроил десять рублей… перешел дорогу в неположенном месте. Десять, но не семьсот же из ста сорока?!
Я к академику одному прорвался, математику. Говорю:
— Мы по вашим учебникам учились, верили, что пятью пять двадцать пять, а смотрите, что в жизни получается.
Он говорит:
— Не может быть. Пятью пять двадцать пять!