Страница 48 из 100
Кому чего.
Клюев этот… Мишка! Племянник. Их два Клюевых Мишки. Один дядя, другой — племянник. Оба Мишки… Дядя постарше, а тот помладше.
Вот который племянник повез мясо в город, бычка зарезал. Ну, встал на рынке, к нему подходят двое. Смуглые, он сказал — лица… не нашей национальности. Говорят не по-нашему, мясо не берут, на Мишку не смотрят. Потом вдруг:
— Гони сто тысяч!
За спасибо живешь. А у Мишки как раз в руках нога бычачья. Он в лоб копытом-то и дал одному. Тот брык — и свои отбросил. Ничего, оправдали Мишку. Денег много привез.
Тогда дядя скорей в город. Встал, где племянник сказал, торгует. Подходят двое, смотрит — смуглые… негры. Мясо не берут, говорят не по-нашему. Он ждать не стал! Берет ногу бычачью и копытом в лоб одному и другому.
Пять лет дали.
Вот и скажи, что не судьба. Одному так, другому так, хотя оба дядя с племянником.
Чему быть, того не миновать… Болею все. «Лечут они». Врач сказал: ни грамма нельзя, а то каюк тебе.
У нас граммами и не пили никогда, все стаканами. Вот так они лечут. Бели не судьба, то и медицина не поможет.
— О-о! Мишка объявился. Здорово, здорово. Что серьезный какой? Прищемил себе что?.. Сидишь, как будто выпил, а закусить нечем. Ты улыбайся давай, радовайся жизни! Сегодня день-то какой!.. А ты не знаешь, что ли?.. Вторник!
Как что? Лучше же, чем понедельник?.. Ну, вот. А в среду еще лучше — Иван Данилычу юбилей. Семьдесят стукнет. Мы с ним маленько щас порепетировали.
Не осуждаешь?.. Осуждать — грех!!.. Ты верующий? Молодец. Перекрестись… Молодец! Бог есть, не сомневайся. Я точно знаю. «Почему?» Встречались с ним.
Что тебе скажу щас — никому! Понял?!! А то мне расстрел… я подписку давал.
Неделю назад отравился случайно… самогоном. Крепкий вроде, а какой-то микроб выжил в нем — в меня попал. Погоди!.. Это если в каждом стакане по микробу?.. Твою мать, это их во мне, как народу на рынке в воскресенье!
За сараем лег в траву и помер там. Заклинило сердце от жары. Клиническую смерть принял.
Лечу, чую, вверх. Крыльев нету, а лечу как-то… Как ракета, на самогоне!
Стоп!.. Ворота. Апостол Петр!.. Среднего, тебе скажу, роста, плотный такой… Видно, что выпивает. Но лицо чистое!
Поздоровались. Спрашивает:
— Кто ты? Из какой деревни? Что я тебя не вспомню?
— Да я, — говорю, — еще только первый раз помер. А совхоз наш Верхнеобский. Может, слышали?
— Как же! Знаю очень хорошо… Ну а что ты, — у меня спрашивает, — веселый человек? А то тут у нас рай, нечего тоску нагонять.
Понял, Мишка?.. Молчи!!.. Не всех в рай-то, видишь. Только веселых. Говорю:
— Как я не веселый?! Кто тогда веселый? Меня за веселье баба из дома шесть раз выгоняла!
— О-о! — обрадовался он сразу весь, сияет прямо… прямо у него нимб над головою.
— Все тогда! — говорит, — заходи. Тебя нам только и не хватало! Кого только пять раз выгоняли, мы не берем. А шесть — самый раз.
Понял?.. Молчи! ТЫ думал, любой в рай прилетел, и сразу ему все!., и общежитие и работу? Хрен-то. Там тоже смотрят. Рекомендации нужны как в партию. Ты когда прилетишь, я уж там буду, я тебя встречу с рекомендацией. Еще две возьмем. Я свата уговорю, он в том году помер. Веселый человек!.. Пошел спьяну купаться, забыл, что зима-то. Ну и до проруби не дошел. Нет, дошел! Мы ж его не нашли.
Рекомендаций много достанем, не беспокойся.
Прямо такая строгость там!.. Только веселых берут. ТЫ что?! Агенты летают кругом стаями. Тучами прямо!.. Какие агенты?!.. Ангелы! Твою мать, агенты какие-то. Ангелы летают, смотрят — кто набычился, хоп его сразу за все места и это… щекотают до смерти… Не любят трезвых. У них от трезвых крылья вянут.
Строго. Заметят, что после шести вечера один шляешься, упекут за кудыкины горы. Только компаниями!.. Меньше трех человек нельзя собираться.
Ох, строго! Трезвых и в баню не пускают!.. Вшивые ходят. Одна зараза от них там.
А хуже всего хмурым, этим вообще… до баб не дают дотронуться. А то от них родятся хмурята такие… с них начинаются, как тебе сказать, инфляции всякие, обмен денег — народ страдает.
А от веселого бабу саму не оторвешь, верно?
А это!.. Ты видел, Клинтон приезжал на Победу?.. Еще ему никто ничего не поднес, он уже заранее улыбается. Наш стоит, как будто ему только что приговор зачитали.
Что еще в раю понравилось — утром!., гулял, не гулял — подъем!.. Без пятнадцати пять! Всем зубы чистить!.. и опохмеляться. Обязательно! Иначе до работы не допустят.
И крикни попробуй:
— Опять нажрался, сволочь?!
Тебе крикнут. Считай, что ты уже покойница.
Если дождь, каждому сто грамм от простуды. Если тепло, двести грамм от солнечного удара. Если средняя погода, сто пятьдесят.
Милиция вся выпивши стоит. Любой подходи с пробиркой, он обязан дыхнуть. Нету реакции — пятнадцать суток.
ГАИ — в стельку, дружинников не видать… где-то под забором все. Для пешеходов везде врыты столбы… чтоб держаться было за что. Кто за рулем… ездют как-то! Но там проще — всем зеленый свет.
И не только простые люди! Правительство тоже все пьяное, не поймешь, что говорит.
И местность тоже сильно напоминает Россию.
Теперь что?.. Заходим с апостолом Петром в рай. Мишка! Ни словом сказать ни пером описать — такая красота!.. Ты в шашлычной был в Бийске?.. При вокзале?.. Один к одному!
Петя взял бутылку без очереди, расплатился. Только разлил, только опрокинули с ним. Ка-ак меня бросят обратно на землю!
Старуха нашла. У ней нюх, как у собаки. Ведро с холодными помоями на голову плесканула. На небе выпил, на земле закусил.
Орет:
— Опять нажрался, сволочь?!
Как попугай — пятьдесят лет орет одно и то же. И пустым ведром по голове мне — сердце расклинило.
Наклонись, что еще скажу. С апостолом когда зашли в рай, смотрю — навстречу отец твой. Сергей… Кузнецом там, как и здесь. Хорошо зарабатывает. Обнялись с ним.
— Прости, — говорит, — за Мишку. Что он тебя при жизни редко угощал. Появится здесь, я с него семь шкур спущу.
Я ж знаю, он как сказал, так и сделает. Скорей заступаться за тебя. Еле уговорил его. Прямо кое-как.
Вот ты и подумай, пока не поздно, как тебе дальше-то жить. Времени у тебя немного осталось… пятнадцать минут.
О-о! Заулыбался. Молодец! Правильно, радовайся жизни. И отца давай заодно помянем. Давай, давай, поспеши — пятнадцать минут осталось… закроют магазин-то.
Или у тебя есть?.. Ну, неси… И закусить возьми!
Вишь ты как!.. Значит, есть Бог-то.
Красота какая кругом, а?! Хоть не помирай совсем. Тополь вон какой!.. Твою мать, какая красота!.. Попозже осенью еще красивше станет.
Вон лесок! — и зеленым там, и желтым, и красным!.. Летом дубков там свалил штучек пять на сарай. Везу — лесничий навстречу.
— Стой!
— Чего?
— Штраф!
— За что?
Пришлось поить его. Выжрал все запасы, еще денег ему дал. А не дашь — хуже будет. «Не воруй!» А что ему будет, лесу? Растет и растет — такая красота.
Дерево разве понимает что-нибудь?.. Вряд ли… Хотя тут дурак один из соседней деревни стал сосну валить, и шишка сверху прямо в глаз ему — окривел. Баба от него на сторону стала бегать. Вот как хочешь, так и понимай… Она, правда, и раньше бегала.
А на холме, на холме-то красота какая!.. На ту сторону спустишься — луга заливные, заповедник где. Ой, красота! Памятник природе! Ни одной травки не сорви! — тюрьма сразу. Запах там! О-о-ой, не продохнешь. Густой такой! Прямо в ноздрю не пролазит.
В том году накосил там маленько. До сих пор сарай пахнет. Как мятой все равно! Не войдешь в сарай-то. Что ты! Зимой дошло до этого сена — и молоко пахнет! Веришь, нет? Твою мать! Баба опилась прямо молоком. Я ночью принюхался — и баба пахнет! Никогда так не пахла. Что значит заповедник.