Страница 41 из 100
Мы клыкастому свистнули, пошли опохмеляться. Как выпили по сто шестьдесят своих граммов, так окончательно поняли, от бизнеса всем польза.
Теперь смотри. Я вечером домой вернулся — жена чего-то светится от радости.
— Чего ты — говорю, — чума, веселишься?
Она говорит:
— Днем вернулась, хотела погладиться — утюг исчез. Так расстроилась вся! Кинулась в магазин, они говорят: «Вы что? После войны еще ни разу не завозили». Выхожу— какой-то дурачок, голова набок, продает в точности как наш и всего за сорок пять. Это нынче такая удача!
То есть от бизнеса польза всем!
У меня последняя неделя такая выдалась замечательная! Что-то необыкновенное!.. Изнасиловать никто не пытался, не грабили, не раздевали.
У меня как раз на неделю отгулов накопилось, и я из дома не выходила. А завтра опять на работу. Или ограбить попытаются, или изнасиловать — не знаешь, как одеваться, каждый раз проблема.
Меня тут женщины послали даже в МВД поинтересоваться прогнозом преступлений, чтобы заранее знать, чего ждать.
Я позвонила, договорилась о встрече. Приезжаю — генерал встречает. Сразу меня к лифту:
— Прошу вас.
Смотрю — никого кругом. А еще не старый такой генерал.
Говорю:
— Я на другом лифте поеду.
Он:
— А что случилось?
Я говорю:
— Я на другом и еду, чтобы ничего не случилось.
Он покрасне-ел! Стыдно стало.
— Ну что вы, что вы!
Я говорю:
— Что — что вы? Сами же советуете вместе с мужчиной не ездить.
Он:
— Здесь МВД. Я — замминистра внутренних дел!
Я говорю:
— Не мужчина уже, что ли?
Он:
— Хорошо. Поезжайте одна. На пятый этаж. Я пойду пешком.
Поднимаюсь — он уже там!.. A-а?.. А поехала бы я в лифте одна с таким шустрым?
Заходим в кабинет.
— Слушаю вас внимательно. В чем дело?
Я говорю:
— Я от имени всех женщин. Или мы отделяемся от вас и живем автономно, или что-то делайте. Так больше нельзя! Грабят уже на пороге дома.
Он говорит:
— Обещаю вам — к двухтысячному году у каждой нашей женщины будет ин-ди-ви-ду-аль-ное средство защиты чести и достоинства.
Я говорю:
— Конечно, хорошо бы нам иметь хоть какое-нибудь средство защиты чести, а то же ничего нет. Ходим кто с чем, сказать кому стыдно
Одна у нас вот с такой маленькой тяпкой. Пристанет кто-нибудь, она его тяпает. Другая с шилом, третья с гантелей на цепочке, у четвертой клизма с пудрой.
Одна таскала с собой гарпун. Но это хорошо на крупного мужчину. Тут ей как-то попался мелкий, она тыкала, тыкала, час гонялась за ним, не могла попасть.
Сейчас женщины начали раскрашиваться под окружающую среду. Но это уже опасно. Мужчина идет, думает: куст или тумба? Вдруг «А-а-а!», — много инфарктов.
Лучше краситься в ядовитые тона или нашими духами душиться — запах отпугивает.
Еще низкий поклон нашей легкой промышленности, такие платьица стали шить — надеваешь, и уже никто не хочет тебя ни грабить, ни насиловать.
Но это же, — говорю, — товарищ генерал, все не выход. К моей близкой подруге приходит как-то ночью… муж! В парике. Решил разыграть ее. Она достает из-под подушки отечественное средство защиты чести… И этой сковородой!.. Трехкилограммовой! Представляете себе… как у нее рука устала уже в первые двадцать минут?!
В общем, все, что они тридцать лет копили, ушло на его лечение.
Что это за жизнь? Когда она кончится?
Генерал руку на сердце положил, говорит:
— Я не я буду! Клянусь, к двухтысячному наши женщины вообще забудут, что такое честь и достоинство!
Не знаю, сдержат они слово. Пойду, а то уже поздно. Мне тут, слава богу, рядом. Сейчас мимо помойки, где недавно нашли расчлененный труп, сразу через сквер, где вчера стреляли из минометов, и я у себя в подъезде… где сегодня утром милиционера раздели.
«Ахир а та бу мадо. У кило тля мелек шахир». Непонятно.
Мы тоже в воскресенье — теща приехала с тестем — сидим после обеда, ну, как все у нас, жизнь клянем: нищету эту, преступность, воровство, правительство… в общем, кругом одна проституция.
Я говорю своим:
— Оттого и бардак, что или шепчемся по углам, или показухой занимаемся, а надо кричать правду во все горло, тогда толк будет.
И звонок вдруг. Я открываю дверь — на пороге негр… в костюме и за ним человек шесть, один с кинокамерой.
Негр говорит:
— Ахир а та бу мадо! У кило тля мелек шахир.
Я говорю:
— Ну, шахир. А в чем дело?
Переводчик вылез:
— Это — король Мутакии Мутак Второй. Говорит: «Солнце вашему дому, удачи к удаче, миллион к миллиону».
Я говорю:
— Ему тоже… солнца побольше, бананов. В чем дело-то?
Переводчик:
— Король решил посетить простую русскую семью, но не подготовленную к приему, а чтобы врасплох застать.
И передает подарок от Мутака, шкатулку какую-то.
Ну, я не из-за корысти, конечно, из гостеприимства говорю:
— Тогда проходите, всегда рады.
Телохранители сразу шнырь во все углы, во все щели. Мои ошалели, конечно, раскланиваются.
Ну, сели. Сидим. Озирается он, король-то. Потом говорит:
— Бедновато живете.
Ну, о чем мы до него говорили. Самое время мне заявление сделать, но так обидно стало за страну! Довели до позора!
Говорю:
— Почему — бедновато? Нормально для одного.
— Ка-ак?! А эти люди кто?
Я говорю:
— Это вот, — про тешу, — служанка. Это — шофер мой, — про тестя.
Жена обиделась за родителей, надулась. Немного только радуется за Родину.
— А это, — говорю про нее, — массажистка со своими детьми. Заглянула на минутку.
Король не ожидал, аж вскочил. И телохранители опять шнырь-шнырь по всем углам, по всем комнатам.
— О-о! А если, — спрашивает, — вы один, не боитесь ли оставлять квартиру? Нет ли у вас воровства?
Наши все засмеялись, головами мотают, дескать, бог с вами, какое воровство.
Я говорю:
— Мы в России и двери-то никогда не закрываем. И днем и ночью нараспашку, заходи любой. У нас воровство не принято.
— О-о! — У короля глаза вылезли. — О-о! А у нас, — говорит, — в Африке воруют по-черному.
Мои все удивляются, тоже глаза выкатывают. Я выкатил, сколько мог, говорю:
— Как же можно так воровать?.. Что за традиции?!. У нас на улицу выйди, положи сто рублей и иди куда надо. Обратно пойдешь — они на месте лежат.
— О-о! — расстроился очень. — У нас, — говорит, — так воруют! Могут на ходу с человека брюки снять.
Я говорю:
— Извините, это — дикость какая-то. У нас, если и спадут с кого портки — никогда никто не возьмет. После праздника, бывает, — гулять-то у нас умеют — выйдешь на улицу — кругом одни портки.
— О-о! О-о! — Аж белый стал. — Но, — с надеждой так спрашивает, — но у государства-то воруют вовсю?
Я говорю:
— Чем взять у государства — лучше сразу повеситься. Уважать же не будут, руки не подадут… вообще убить могут.
— О-о-о! — Вскочил снова, забегал. Телохранители сразу шнырь-шнырь по всем углам.
— О-о! — огорчился до последнего, засобирался. — Спасибо вам, — говорит. — Амеде ту саля.
Я говорю:
— Вам тоже амеде ту саля, что зашли, и за шкатулку амеде ту саля. И не огорчайтесь так насчет воровства. Что сравнивать-то, у нас страна высокой культуры… Со временем и у вас все наладится, будет с воровством не хуже, чем у нас.
И они уехали.
Пока мы впечатлениями делились, полчаса прошло. Потом в соседние комнаты заглянули — половины вещей нет.
А в шкатулке на дне надпись оказалась по-русски: «Я — Мутак Второй… а ты — Первый».