Страница 3 из 29
Его больше не слушали. К Овертону вернулся дар речи. Дергая себя за воротник, он кричал:
– Ты никогда не получишь эту должность! Даже если доживешь до ста лет!
– Она мне не нужна! – крикнул в ответ Дункан. По крайней мере, в этот момент ему было все равно. – Лучше умереть с голоду, но сохранить свое достоинство!
– Ты точно умрешь с голоду, – проорал Овертон, размахивая кулаком. – Тебе конец в Ливенфорде! Ты еще вспомнишь этот вечер, когда из канавы будешь просить милостыню.
– Вы тоже вспомните об этом, – воскликнул Дункан, – когда мое имя будет известно всему миру!
Все смолкли, с разинутыми ртами уставившись на него.
Глава 4
Выйдя, Дункан увидел у входа припаркованный легкий автомобиль полковника Скотта с Маргарет за рулем, ожидавшей отца, чтобы отвезти его домой. Она отчаянно посигналила. В ее глазах стояли слезы от смеха.
– Дункан! – воскликнула она. – Нил Тодд все уже мне рассказал. Он подслушивал у замочной скважины. Я просто в истерике, правда, когда думаю об этом… – Она затряслась от смеха.
Его все еще колотило от возбуждения, и он со странной обидой посмотрел на нее – как можно было превращать его трагедию в фарс. Разжав челюсти, он мрачно сказал:
– Для меня это не так уж смешно.
– Да брось ты. – Она сделала паузу. – И все же разве не глупо отказываться от этой должности? Что, черт возьми, ты собираешься делать?
– Я не знаю. – Он сжал кулак. – Разве что, может, начать драться!
Она вопросительно посмотрела на него. В ее ярко-голубых глазах отразилось сомнение.
Он ответил ей пристальным взглядом. Как она была прекрасна, как естественна и совершенна – принцесса в далекой башне. Его решимость росла – сердце наполнилось внезапным желанием рассказать ей о своих грезах. Он услышал свой голос как бы со стороны:
– Маргарет, только не смейся надо мной. Я всегда – всю свою жизнь – хотел быть врачом, – с напором говорил он. – Я знаю, что во мне есть сила исцелять людей – что я могу преуспеть в медицине.
Прежде чем от нее последовало неизбежное возражение, он поспешил продолжить:
– Я знаю, что я инвалид, но это не помешает мне. Я мог бы стать хорошим врачом, лучшим из них всех!
– А почему ты раньше об этом не думал?
– Я думал. Думал до умопомрачения.
Наступила тишина. Девушка была смущена до глубины души, понимая, что́ все это означает для Дункана. Она помедлила, не зная, что сказать.
– Вот бы тебе поступить в Университет Сент-Эндрюса. Доктор Овертон мог бы помочь. Мы можем написать моему дяде, который там декан факультета.
То, что она проявила интерес к его словам, воодушевило его.
– Приятно, что ты хочешь мне помочь, – сказал он. – Но у меня есть план. Он у меня в голове уже несколько месяцев.
– Что за план?
– Абсолютно сумасшедший, – не сразу ответил он. – Больше не спрашивай меня ни о чем. Всего лишь один шанс на миллион, что у меня получится.
Снова наступило молчание. Затем она мило улыбнулась и легонько, утешающе коснулась его плеча:
– Я уверена, что-нибудь да подвернется. Бог мой! В зале для заседаний выключили свет. Это значит, что они расходятся. Ой, Дункан! Нехорошо, если они тебя здесь увидят!
Ему совсем не так хотелось проститься с Маргарет, но он понимал, что не должен своим присутствием компрометировать ее. Если бы он мог в одной короткой фразе выразить все, что испытывал к ней! Но в таких случаях ему редко удавалось сказать что-то подходящее. Он пожал ей руку, пробормотав обычные слова прощания.
Глава 5
К тому времени, как он добрался до дома, его охватило лихорадочное возбуждение. Когда он вошел, его отец, сидящий в своем углу, перестал раскачиваться на стуле.
– Мать вышла встретить тебя двадцать минут назад. Ей не терпелось услышать хорошие новости.
– Хорошие новости!
В нескольких словах он рассказал о том, что произошло. Наступила странная, впечатляющая тишина, нарушаемая только медленным тиканьем старых настенных часов. Затем Длинный Том неуклюже поднялся со стула и крепко пожал руку сына, попридержав ее в своей руке. Он не произнес ни слова, но пауза была красноречивой.
Наконец Дункан сказал с жаром:
– Это ведь важно, папа, делать то, что ты хочешь делать?
– Так и есть, мой мальчик.
– Папа! – сказал Дункан. – В четверг на следующей неделе Университет Сент-Эндрюса проводит экзамен на стипендию Локхарта. Это открытый конкурс – принять участие может кто угодно, от сына герцога до таких, как я. Присуждаются три стипендии. И каждая из них означает свободу – свободу изучать медицину! – Он остановился, чтобы перевести дух, а затем ринулся дальше. – Я не говорю, что у меня есть шанс, но я попытаюсь, даже если это убьет меня!
Длинный Том украдкой посмотрел на Дункана из-под рыжеватых бровей – в этом взгляде читалась какая-то потаенная гордость за сына. Затем он наполнил два стакана виски и поднял свой.
– Я предлагаю тост за тебя, сын мой! За Дункана Стирлинга, доктора медицины – лучшего врача королевства через какие-то десять лет. И черт побери тех, кто это отрицает!
Одним залпом он осушил стакан, а затем разбил его о камин.
В этот момент входная дверь с громким стуком отворилась, в теплое помещение ворвался порыв ветра, а следом возникла хозяйка дома. Марта Стирлинг застыла в дверях, бледная и напряженная, с плотно сжатыми губами. Ее пылающие глаза увидели виски на столе.
– Кажется, я вам помешала, – сказала она.
Смущенный Том пробормотал извинения.
– От тебя я могла этого ожидать, – сказала она с упреком, – но тащить своего сына за собой!
– Мама! – Дункан протестующе шагнул вперед. – Поосторожней в выражениях!
– А ты был осторожен в выражениях?
Значит, она все узнала. Целое ужасное мгновение они смотрели друг на друга. Затем ее прорвало:
– Никогда бы не поверила, что это мой сын! После всего, на что я надеялась и о чем молилась! Единственное, что теперь нужно сделать, это пойти к мистеру Овертону и извиниться за свои слова…
– Я не буду извиняться ни за одно из своих слов, – перебил он ее. – Прости, что делаю тебе больно, мама, но я принял решение.
Поняв, что означал его пристальный взгляд, она воскликнула:
– Это та твоя безумная идея стать врачом?
Он кивнул.
Ее охватил приступ гнева и разочарования, почти затмивший все прочие чувства. Она, которая заботилась о благополучии сына, о его будущем, – как она могла смириться с этой его одержимостью?
– В последний раз спрашиваю, ты будешь извиняться перед Комитетом?
– Нет, мама.
– Тогда ты мне больше не сын! – Она уже не сдерживала себя. – Сегодня вечером ты покинешь этот дом. Покинешь и больше не вернешься!
Длинный Том, молча стоявший между женой и сыном, попытался вмешаться, но она безжалостно отмела его попытки что-то возразить.
– Я не шучу! Ты сейчас уйдешь, и это навсегда!
Долгое мгновение Дункан не отрываясь смотрел на нее, а затем тихо сказал:
– Пусть будет по-твоему, мама.
Парализованная горечью и отчаянием, женщина оставалась неподвижной.
Наверху, в своей комнате, Дункан собрал в узел книги и одежду. Когда он спустился, в маленькой прихожей его ждали отец и собака.
Хрипло откашлявшись, Длинный Том пошарил в кармане жилета:
– Я хочу, чтобы ты кое-что взял, сынок. Это не так уж много. У меня нет денег, но, по крайней мере, у меня есть вот что.
Это были часы с цепочкой, которые до него принадлежали его отцу, золотые часы с тяжелой цепочкой из серебра, семейная реликвия, которую берегли годами и никогда не закладывали, несмотря на нужду.
– Нет, – запротестовал Дункан. – Я не могу это взять.
Длинный Том заставил сына принять подарок и, отмахнувшись от слов благодарности, пожал ему руку.
– Прощай, сынок, и удачи.
– До свидания, папа. – Дункан закинул узел на плечо. – До свидания, мама, – крикнул он в сторону кухни.