Страница 13 из 113
— На квартиру, — отрывисто бросил он шоферу. «Нелепая история, — Кравцов пожал плечами. — И он же, оказывается, виноват».
Правда, он хорошо ответил начальнику управления: «Массовое изготовление скороспелых специалистов — вот истинная причина подобных происшествий». Но Самоходов был сегодня недопустимо резок. В таком тоне он с ним, Кравцовым, никогда не разговаривал.
Правда, в конце концов он понял, что виноват именно этот самонадеянный мальчишка Перов.
Ну, комиссия разберется… Напрасно только начальник управления включил в состав комиссии Парамонова. Это такой же верхогляд. А в конечном счете он, Кравцов, совершил непроходимую глупость, согласившись принять этот невероятно хлопотный завод…
Кравцов превыше всего ценил спокойствие. «Именно спокойствие характеризует истинно цивилизованного человека», — говорил он.
«Руководитель не должен ошибаться», — часто повторял он. Но понимал этот тезис своеобразно. К любому проявлению инициативы он относился настороженно. Технический риск отвергал в принципе: «Рисковать бессмысленно, так как за полезное дело далеко не всегда похвалят, а за неудачное, плохое, уж почти наверняка накажут». Именно поэтому он был убежденным противником всяких новшеств и не любил менять приемы и методы работы.
Но с каждым днем выдерживать этот принцип становилось все труднее и труднее. И Кравцов все чаще подумывал, как бы освободиться от работы на заводе и перейти обратно в управление, откуда полгода назад его направили на завод.
Ему казалось, что работать в управлении значительно спокойнее.
Не дождавшись директора, Андрей, хмурый и расстроенный, отправился домой.
За обедом он рассказал о неприятном происшествии в цехе. Людмила наливала в тарелки суп. Услышав о порче кож, она застыла с половником в руке.
— Ты возмутился, когда я предостерегала тебя от рискованных опытов. Разве я не была права? Что теперь будет?.. Ах, Андрей, хоть бы о нас с матерью подумал! — Она вышла из-за стола и скрылась в спальне.
Андрей понурился и начал есть, уставясь невидящим взглядом в порыжевшее пятно на скатерти.
Ему было очень тяжело. «Как просто она отнесла это на мой счет! Вместо того чтобы ободрить, успокоить…»
Из спальни доносились приглушенные всхлипывания. Андрей подошел к жене:
— Люся, успокойся!
— Оставь меня, Андрей, — ответила Людмила сквозь слезы.
В дверь постучали. Вошла рассыльная из заводоуправления.
— Андрей Николаевич, там из города приехал кто-то. Вас просят прийти.
Андрей, не слушая матери, упрашивавшей его доесть суп, оделся и вышел.
Людмила долго лежала на постели ничком, уткнувшись заплаканным лицом в подушку.
— Именно этого и следовало ожидать, — прошептала она. — Разве не предостерегала меня тетя Соня?
Людмила вспомнила, как не понравился Андрей ее тетке, когда она в первый раз пригласила его к себе.
Причин для недовольства Андреем у тетки было много. Когда его представили, он не подошел к теткиной ручке, разговаривал и смеялся слишком громко, в спорах увлекался до того, что забывал соглашаться со старшими, и так далее.
Будь теткина воля, знакомство Людмилы с Андреем на этом бы и закончилось. Но главой семьи после смерти матери Людмилы был отчим Никодим Дмитриевич, профессор технологического института. Профессору Андрей пришелся по душе. Вскоре Людмила объявила о своем решении выйти замуж за Андрея.
— За этого молодого человека с плохими манерами? — изумилась тетка. — Я поражаюсь твоему выбору. При твоей красоте и воспитанности разве он тебе пара? Сколько к Никодиму Дмитриевичу интеллигентных молодых людей приходит, все в восхищении от тебя… И что ты в нем нашла?..
В то время доводы тетки не произвели впечатления на Людмилу, теперь она начинала раскаиваться в этом.
«Нелепый человек, — все более раздражаясь, думала она. — Вместо того чтобы остаться в институте в Москве, — Никодим Дмитрич обещал устроить это, — пошел на завод, а потом потащился сюда… И здесь еще вот эта история… Теперь я вижу, что тетя была права».
Глава седьмая
Гармонист изрядно захмелел. Спутанные русые волосы рассыпались и свисали на глаза, мешая ему наблюдать за танцующими. Временами он отрывал правую руку от ладов и отбрасывал волосы со лба. Тогда мелодия прерывалась, и только перебор басов удерживал размеренный ритм вальса.
Вечеринка у Клавы Митрошкиной была в полном разгаре. В просторной комнате, задевая о сдвинутые к стене столы, кружилось несколько пар. В углу у окна, притиснутый столом к комоду, сидел худой, нескладно длинный парень и, дирижируя вилкой, на конце которой сиротливо поник ломтик колбасы, неотрывно следил за Клавой, танцевавшей с коренастым летчиком.
За этой же парой пристально следили из другого конца комнаты. Там на диване, откинувшись на мягкую спинку, развалился Мишка Седельников. Его красивое лицо побледнело, по-хмельному блестели широко раскрытые глаза. Около него, вжавшись в угол дивана, сидела Надя. Ей было не по себе.
Мишка долго уговаривал ее пойти на вечеринку, и она согласилась, только взяв с него слово, что они пробудут там очень недолго. И теперь Надя напомнила ему об этом.
Но Мишке совсем не хотелось уходить. Вызывающая красота Клавы волновала его. У Клавы была высокая грудь и полные красивые ноги, поэтому она носила короткие, обтягивающие фигуру платья. Мишка жадными глазами смотрел на нее. Тонкие ноздри его короткого прямого носа раздувались и вздрагивали. Кружась в вальсе, Клава пронеслась мимо Мишки, задев его краем развевающегося платья. Промелькнули округлые колени Клавы. Мишка скрипнул зубами и, судорожно сжав руку, стиснул Надино плечо.
— Миша! Что с тобой? — воскликнула девушка, отстраняясь от него.
Он посмотрел на нее мутным, непонимающим взглядом.
— Пойдем, Миша. Проводи меня, — настойчиво попросила Надя. — Ведь ты же обещал мне, что мы уйдем, как только я захочу.
«Обиделась. Наверно, заметила», — обеспокоенно подумал Мишка.
Но уходить ему все же не хотелось. И Мишка, осторожно взяв Надю за руку, заглянул ей в глаза и, просительно улыбаясь, сказал:
— Ну, еще немного побудем, Наденька. Ведь мы еще с тобой и не потанцевали.
«Тебе некогда было. Наглядеться не мог», — чуть не вырвалось у Нади, но она сдержалась, почувствовав, как обидно для нее было бы показать ему, что она заметила, и… все же осталась.
— Нет, нет, — возразила она, — уже поздно, еще проспишь потом на работу, Андрей Николаевич этого никогда не прощает.
Упоминание о Перове всегда раздражало Мишку. А сейчас, когда он был разгорячен вином, тем более. Он усмехнулся и пренебрежительно процедил сквозь зубы:
— Был Андрей Николаевич, да весь вышел. Скоро загремит, только пятки сбрякают.
Надя не могла не заметить, с каким злобным торжеством произнес Мишка эти слова.
— Почему ты так говоришь, Миша? — настороженно спросила она.
— Почему? — прищурился Мишка. — А сто двадцать восьмую партию кто угробил? За такие штуки по головке не погладят.
— Миша! Ну как ты можешь так говорить? — взволнованно запротестовала Надя. — При чем тут Андрей Николаевич? Как он может быть тут виноват?
— Нет уж, будет виноват. Будет! — повторил Мишка. — Тут все так сделано, что не отвертится.
— Как сделано? Кем? — задыхаясь от волнения, спросила Надя.
Мишка осекся, но тут же, овладев собой, усмехнулся.
— А это уж надо его спросить. Да это не наша печаль. Кому положено, спросят.
— Неправда, все это неправда! — почти выкрикнула Надя. У нее задрожали губы. — Никто в нашем цехе этому не поверит. Никто не посмеет обвинить Андрея Николаевича.
Мишка усмехнулся и пожал плечами.
— Ты о чем это, Надюша? — спросила подошедшая сзади Клава. Она обняла Надю за плечи и потерлась щекой о ее золотистые кудряшки.
— За начальника своего заступается, — ответил Мишка.
— Что это за начальник?