Страница 102 из 113
— Это задание почти невыполнимо, — мрачно сказал Джерготов.
— Для его выполнения надо иметь голову на плечах, — резко возразил человек в плаще. — При этом условии возможности неограниченные. Используйте отсталые настроения, распространяйте провокационные слухи, воспитывайте у молодежи пренебрежение к русскому языку и русской культуре. Привлекайте на свою сторону местную интеллигенцию…
— Легко сказать, — не вытерпел Джерготов.
— Легко сделать, если делать с умом. Побольше идеализации седой старины, ориентируйте своих поэтов и художников на семнадцатый век, и пусть поярче рисуют картины русского нашествия. Бичуйте царизм и не забывайте напомнить, что он русский… И наряду с этим не упускайте ни одного конкретного случая вызвать недовольства у населения. Например, — он снова усмехнулся, — если пройдет нижний вариант, сколько крестьян можно восстановить против русских!
— Но кто все это будет делать? — почти простонал Джерготов. — Ведь я же один!
— Только в этой сторожке вас трое. И только от вас зависит, чтобы стало больше. Деньгами я вас не ограничиваю.
— Не все могут сделать деньги.
— Когда их мало, — высокомерно возразил высокий в плаще и резко бросил: — Не спорьте, не набивайте цену…
Он хотел сказать еще что-то, но в оконце осторожно стукнули раз, другой…
Джерготов проворно погасил лампу, и оба собеседника вышли из сторожки.
Глава девятнадцатая
Иннокентий Аммосович Джерготов готовился к заседанию ученого совета. Он сидел в своем кабинете за дубовым письменным столом, покрытым добротным сукном густо-зеленого цвета.
На столе не было ни одной бумаги, и если бы не массивный чернильный прибор, стол напоминал бы бильярдный, на который маркер не успел еще выложить шары.
Единственная бумага находилась в руках Иннокентия Аммосовича, и он перечитывал ее с задумчивым видом. Собственно, он не перечитывал бумагу, а размышлял над нею. В его руке был список членов ученого совета. Против каждой фамилии рукою Иннокентия Аммосовича сделаны пометки, смысл которых ясен лишь их автору.
Готовясь к заседанию, Иннокентий Аммосович классифицировал всех членов ученого совета в зависимости от ожидаемого их отношения к нижнему варианту.
Часть членов ученого совета была убежденными его сторонниками. Против их фамилий поставлены размашистые плюсы; некоторые фамилии украшались синими птичками — это были «удобные» члены, мнение которых никогда не расходилось с мнением Джерготова. Против трех фамилий стояли жирные минусы — это были откровенные противники нижнего варианта. Мнение остальных заранее определить было невозможно. Мнение нужно было организовывать, тем более, что в этой группе были ученые, имеющие немалый вес в глазах остальных сотоварищей, слово их могло оказаться решающим.
«Если старик Туралысов выскажется за нижний проект, успех обеспечен», — подумал Иннокентий Аммосович и ухмыльнулся, вспомнив, как ловко он устранил трех самых влиятельных противников нижнего варианта, отправив двоих на курорт и одного в длительную командировку.
— Прощупаем старика, — сказал про себя Иннокентий Аммосович и нажал кнопку звонка.
— Попросите ко мне Туралысова…
— Приветствую, уважаемый Никита Дорофеевич! Прошу садиться. Вот сюда, пожалуйста, сюда, это место удобное.
Иннокентий Аммосович почти приплясывал вокруг вошедшего в комнату сухопарого старичка, на маленьком лице которого выделялся тонкий горбатый нос и врезавшиеся в переносье огромные роговые очки.
— Бла-агодарю вас, до-орогой, — слегка заикаясь, ответил тот, усаживаясь в мягкое глубокое кресло.
— Уважаемый Никита Дорофеевич, — вкрадчиво начал Джерготов, пододвигая свой стул ближе к креслу старика, — прошу прощения, настоятельная необходимость заставила меня побеспокоить вас. Нуждаюсь в вашей помощи. Весьма нуждаюсь.
— Рра-ад быть по-олезным.
— На днях, вы знаете, состоится заседание совета. Нам предстоит решить, — Джерготов подчеркнул слово «нам» и внушительно поднял кверху указательный палец, — важнейшую проблему… Где строить электростанцию? Понятно, что мнение ученого совета будет решающим для директивных органов. Ну, а для членов совета, — лицо Иннокентия Аммосовича расплылось в наилюбезнейшей улыбке, — для всех нас решающим будет ваше, Никита Дорофеевич, мнение, мнение одного из старейших наших ученых. Правда, насколько мне известно, подавляющее большинство членов совета считает, что станцию надо строить ниже города, у Голых Скал, но вы отлично понимаете — решенным вопрос можно считать лишь после того, как вы изложите свое мнение.
— Те-ехника не ммоя спе-ециальность, — начал было Никита Дорофеевич; он был филолог, специалист по фольклору.
Но Джерготов так испуганно замахал руками и с таким умоляющим видом стал призывать Никиту Дорофеевича внести свою лепту в дело экономического и культурного развития родного края, что пришлось уступить.
Простодушный и добрейший Никита Дорофеевич имел одну слабость: он был не лишен тщеславия. Умело играя на этой струнке, Джерготов без большого труда уговорил его выступить на заседании совета с предложением одобрить нижний вариант.
— Ска-ажу, до-орогой, ска-ажу, — заверил он Джерготова, и они расстались, вполне довольные друг другом.
В тот же день Джерготов имел беседу с почвоведом Габышевым. Почвоведу Иннокентий Аммосович весьма кстати напомнил, что в случае строительства плотины у Голых Скал вода, заливая распадки и русла горных речек, поднимется к аласным озерам Тойбинского наслега. Габышев был родом из Тойбы и с детства знал, как дорога каждая капля воды для крестьян, живших у пересыхающих аласных озер.
— Как будут рады ваши земляки, получив надежную, невысыхающую воду! — вскользь заметил Иннокентий Аммосович и после ухода почвоведа уверенно выставил в списке против фамилии Габышева сочный размашистый плюс.
В воскресенье, как раз к обеду, к Егору Ивановичу заехал старый приятель, бригадир овощеводческой бригады колхоза «Красный пахарь» Семен Егорович Слепцов.
— Кладовщик наш труды мои на базар повез, ну и я задумал съездить, — пояснил он после взаимных приветствий. — Посмотрю, думаю, как наши огурцы и помидоры против прочих колхозных удались и что городские огородники выращивают.
— Ну, и как?
— Да ведь что скажешь, — скромно промолвил Семен Егорович, принимая из рук Егора Ивановича кисет с табаком, — самому себя хвалить чести мало, неправду говорить — тоже нехорошо.
Он раскурил трубку и пригладил на висках редкие седые волосы.
— У китайца одного видел лук лучше нашего, да в колхозе «Память Ильича» огурцы нашим не уступят, а так, что же, овощи у всех хорошие… Хотя бы и наши.
Семен Егорович вышел в переднюю, вернулся с огромной корзиной и стал выкладывать на стол аппетитные лоснящиеся помидоры, длинные пупырчатые огурцы, крупные матово-прозрачные головки лука с длинными зелеными перьями, аккуратно связанные пучки темно-лиловой редиски.
— Ты что, и здесь колхозную торговлю открывать задумал? — засмеялся Егор Иванович.
— Нет, — возразил Семен Егорович, — продавать не будем, сами есть будем, — и, отставляя опорожненную корзину и хитро подмигивая, сказал: — Закуска есть!
— Найдется конь — найдется и седло, найдется нож — найдутся и ножны, — сказал Егор Иванович и достал из буфета нераспечатанные пол-литра спирта.
— На твой вкус, Семен, как развести?
— Зачем добро портить! — улыбнулся Семен Егорович и погладил сивую бородку.
— И то верно! Саргылана! — позвал Егор Иванович.
— Сейчас, дядя, — Саргылана выглянула из кухни, — обед готов. Сейчас накрывать буду. Здравствуйте, Семен Егорович, давно вы у нас не были!
— Иди-ка сюда, Саргылана. Приготовь-ка нам закусочки.
— Ой, сколько вкусного принесли, дядя Семен! — всплеснула руками Саргылана. — Помидоры-то какие! А я как раз вчера черный перец купила, вы, я знаю, любите.