Страница 18 из 76
— Не хотим... — прошептал он.
В общем, я действовал строго по инструкции: обезвредил и разделил пленных, начал допрос с наименее устойчивого и сделал так, чтобы второй не слышал то, о чём говорит первый. Всё это нужно было для сличения показаний.
Некоторые думают, что форсированный допрос — это непременно иголки под ногти, раздробленные молотком пальцы и другие малоприятные для допрашиваемого процедуры. Такое, безусловно, бывает, но далеко не всегда.
Задача любого допроса — это получение информации и её верификация, а вовсе не удовлетворение собственных садистских наклонностей. Не имеет значения, каким именно способом достигается цель: физическим ли воздействием, обманом, психологическими уловками или даже банальным подкупом. Главное — эффективность, но если есть время и возможность, то настоящий профессионал всегда обойдётся без лишней жестокости. Среди нас обычно нет маньяков, дуреющих от вида крови.
Более того, слабые характером люди от боли могут просто сломаться, уйти в себя и утратить связь с реальностью. Надавив на таких слишком сильно, рискуешь получить не информацию, а пускающий слюни кусок мяса. А это, как ни крути, провал...
Растерянный и поплывший от столь резких жизненных перемен Борри рассказал мне всё. Захлёбываясь словами, он без остановки шептал около получаса, а я только изредка задавал уточняющие вопросы.
Если коротко, то его история выглядела так.
До бунта курфюрста Борри жил и крестьянствовал в одной из деревень, был вполне законопослушным человеком и даже не думал о бандитской карьере. Когда началась война, он сдуру вступил в ополчение, но немножко не угадал с командой — в первом же сражении имперские легионы втоптали их отряд в грязь.
Борри сумел сбежать, но вернуться к нормальной жизни было уже нельзя: для курфюрста он стал дезертиром, а для императора — предателем. Первый хотел его повесить, а второй — сжечь. Ни то ни другое Борри, разумеется, не прельщало, и он подался в лес, где уже собирался весь местный бомонд: воры, бандиты, убийцы, сбежавшие должники и даже дикие маги, скрывавшиеся от инквизиции.
Каким-то чудом слабохарактерный Борри сумел выжить среди этих приятных людей и прибился к одной из групп, благополучно пересидев в лесу всю войну. Когда основные боевые действия закончились, а имперские войска ушли, сразу же началась грызня между шайками, которые совершенно не церемонились ни друг с другом, ни с местным населением. Стычки и погромы, сожжённые деревни и тысячи убитых — всё это продолжалось до тех пор, пока на сцене не появился некий Ингвар — иноземец с далёкого севера и бывший имперский легионер, который то ли не сошёлся характерами с руководством, то ли просто решил, что грабить гораздо интереснее, чем воевать...
Как бы то ни было, Ингвар тоже оказался в лесу и сумел благодаря суровому нраву и хорошей подготовке объединить под своим крылом разрозненные банды, став фактически местным преступным королём.
Под его чутким руководством негодяи и разбойники обрели хоть какое-то понятие о дисциплине и перестали устраивать бессмысленные жестокие набеги на деревни, ограничиваясь небольшой, но регулярной данью. Всех несогласных с политикой партии Ингвар совершенно не демократически пускал в расход.
Однако ничто не вечно: совсем недавно какой-то Ворон ворвался в ряды местной преступной элиты и коварно подсидел Ингвара. Власть сменилась, а порядок, который худо-бедно поддерживался последние пару лет, рухнул.
Борри о Вороне толком ничего не знал. Тот объявился всего три или четыре месяца назад и сразу занял высокое положение в иерархии. Очень молодой и дерзкий, он отличался большой жестокостью и собрал вокруг себя таких же отморозков — Лэйла, разумеется, была в их числе. После захвата власти Ворон увёл теперь уже свою банду на новое место, в расщелину, спрятанную в одном из скальных массивов, а потом вдруг куда-то пропал. Правда, совсем ненадолго.
Никто даже не успел обрадоваться его исчезновению, как Ворон вернулся — ещё более злой и ещё более странный, чем раньше. Он зачем-то разослал по округе отряды, которым поручил захватывать крепостных крестьян, а на все вопросы многозначительно отвечал, что вскоре кое-кто получит большую власть... Никто, разумеется, ничего не понимал, но все видели, как сильно возбуждён их лидер и как много значит для него происходящее.
— Получается, ты ничего о планах Ворона не знаешь? — спросил я, когда Борри окончательно выдохся.
— Нет, — с большим сожалением ответил он.
— А что насчёт отшельника?
— Недавно Ворон собрал всех и объявил, что ему кровь из носу нужен какой-то старик-маг и его воспитанник. Сказал, что тот, кто это сделает, сможет получить какую-то очень большую награду, но сперва нужно подготовиться, иначе ничего не выйдет. Он много чего говорил и обещал, но всё было слишком непонятно, он вообще последнее время как будто пьяный всегда... Про какую-то власть рассказывает, про богатства и силу...
— Когда за отшельником должны прийти?
— Не прямо сейчас, но когда точно, я не знаю... И никто не знает, кроме Ворона.
— Зачем ему старик и пацан?
— Не знаю... Но ничего хорошего их не ждёт! Ворон — страшный человек! Все крестьяне, которых мы... — тут Борри немного сбился. — Все крестьяне, которых к нему приводили, умерли! Я сам видел их тела, они были такие бледные, будто из них всю кровь слили...
— И что Ворон делал с их кровью?
— Я не знаю...
Может этот Ворон вампир? Если уж здесь есть маги, то почему бы и упырям не быть.
— Сколько человек в банде?
— Где-то полтыщи... Но в расщелине никогда столько не бывает, сотня-две всегда в поисках добычи рыщут... Да и вообще иногда почти все уходят, когда Ворон приказывает! Бывает, в лагере только девки остаются да Скальди... Это наш дурачок... У него голова набекрень из-за войны свернулась, но мы его приютили... Правда, это ещё при Ингваре было...
Ничего себе. С такой ордой мне в одиночку никак не справиться. Не поможет ни магия, ни тем более мои примитивные самоделки... Хольд рассказывал о легионерах — может быть, они захотят поучаствовать, если узнают, что совсем рядом обитает огромная банда? Как ни крути, а такая толпа — это смертельная угроза даже для ветеранов.
Я ещё подробно расспросил Борри о самой расщелине, о её точном месторасположении и охране. Он рассказал всё, что знал, и даже нарисовал на земле некое подобие карты — надеюсь, теперь я сумею найти бандитский лагерь, когда это потребуется.
— Ты меня убьёшь? — спросил Борри дрожащим голосом, осознав, что допрос закончился.
— Нет, — сказал я, связывая ему руки и ноги. — Если ты, конечно, мне не врал.
— Нет! Честное слово!
— Вот и хорошо, — я ободряюще похлопал пленника по плечу.
Пока Борри и правда бояться нечего — он всё ещё нужен мне. Мало ли, вдруг после допроса главаря их шайки мне потребуется уточнить какую-нибудь информацию.
Сам главарь, к слову, уже успел немного прийти в себя. Он даже попытался изобразить что-то вроде побега, но со связанными и простреленными ногами далеко не уйдёшь. Вот и ему кое-как удалось отползти только на полметра — на большее не хватило сил.
Я стянул мешок с его лысой головы. Меня сразу обжог взгляд, полный ненависти и злости. Да, с этим «товарищем» придётся действовать совсем не так, как с мягким и податливым Борри.
— Где Лэйла, сучонок? — прошипел пленник. — Знаешь, что с тобой будет, сосунок?
Что же, не самое плохое начало. Хуже было бы, если бы он вообще не шёл на контакт, изображая из себя немого мученика.
Я присел рядом, отложил арбалет и вытянул топорик из петли на поясе.
— Давай-ка я объясню тебе, как будет проходить наше дружеское общение: ты слушаешь вопрос, а потом быстро и честно на него отвечаешь... Вопрос-ответ, вопрос-ответ — ничего сложного, правда?
Главарь злобно зыркнул маленькими глазёнками.
— Если же ты хочешь, чтобы наше общение перестало быть дружеским, то здесь у тебя на выбор сразу два варианта: ты можешь промолчать или попробовать сам позадавать вопросы. Но я всё-таки надеюсь, на твоё благоразумие.