Логово

15 августа по старому, то есть, пардон, по «нОнешнему» стилю, время подводить итоги трёх с половиной месяцев пребывания в прекрасной России прошлого.

Ни хрена! Ни хрена не сделано для переустройства данной реальности к лучшему. «За исключеньем пустяка»…

Такого, знаете ли пустяка — «ни хрена не пустякового»…

Таки нельзя! Никак нельзя отправлять в попаданцы и перекройщики истории писателя альтернативок. Сижу вполпьяна, подыскиваю оправдания собственной дурости, — вот зачем, за каким буем угробил великого князя Алексея Александровича?

Год ещё 1891-ый, до Цусимы куча времени, неужели «мягкой силой» не лучше? Да лучше, конечно! Но! Не вынесла душа поэта, пардон, — альтернативщика. Ну и, наверное, зависть к более успешному коллеге. Невнятно излагаю? Пардон, пьян-с. Дело в том, что генерал-адмирала Алексея Александровича в тетралогии «Генерал-адмирал» шикарно воспел Роман Злотников.

Я же в прежней жизни в серии «Константинополь-Тихоокеанский» славословил генерал-адмирала Константина Николаевича, оставившего Аляску за Россией, а потом и вовсе ставшего императором в обход старшего брата и отвоевавшего у бусурман храм Святой Софии, разумеется, вместе с Константинополем-Царьградом и Проливами. Конечно же «своего генерал-адмирала» ни за что бы не тронул, наоборот — продвигал и всячески помогал. Ну а убрать «конкурента», сместившего с высокого поста «моего» главгероя, — святое дело…

Если серьёзно, то после нервной и, как тогда показалось, контрпродуктивной беседы с Макаровым и Толлем, решил плюнуть на неторопливых хроноаборигенов и «взбаламутить болото». После чего на эмоциях рванул на Мойку, где ранее «на всякий случай» обустроил мини-порталы у дворца великого князя. На своё несчастье брат государя и высший военно-морской начальник Российской империи только собирался отбыть в столь любезный сердцу Париж, но не успел — был расстрелян в собственной спальне из «смита-вессона». Четыре пули в живот (два промаха с пяти метров) и нет великого князя!!!

Тут главная трудность состояла в выстраивании «цепочки» мини-порталов от внешней ограды до здания. Но, как оказалось, до хрена просителей приходит во флигель, где с ними «работают» адъютанты великого князя. Тут в нехилой очереди и вдовы морских офицеров хлопочут о пенсиях по утрате кормильца, здесь и жаждущих романтики, карьеры и красивой формы отпрысков «по блату» пытаются протолкнуть в Морской Корпус. Я сориентировался по ходу, прикинулся жаждущим пристроить чадо в военные моряки и сумел, не вызывая подозрений отстоять 18 секунд, подошв от паркета не отрывая, разыскивая по карманам «рекомендательное письмо». Ночью же да в закрытом помещении переходники выставлять — пустяШное дело! За 5-7 минут «доскользил» до спальни сатрапа, по счастью почивавшего в одиночестве, не хватало ещё дам прекрасных пугать. А как я стрелял, мог легко и завалить какую прелестницу — две пули из шести, выпущенные в генерал-адмирала, прошли мимо. На пяти шагах мазал, — нервы!

Сижу вот на Енисея берегу, релаксирую. И рефлексирую заодно. Злодейское убийство младшего брата государя ого как «взбаламутило болото», жандармы свирепствуют, особенно на морских и железнодорожных маршрутах — пытаются перехватить коварных террористов, каковые должны стремиться покинуть пределы Российской империи. Александр Третий уже пообещал виселицу всем причастным, всем кто знал да не донёс! Суров, суров самодержец! Но у меня — алиби! Сразу после смертоубийства перескочил в свой московский «адрес» и на нервах «уговорил» грамм примерно 400 водки, всё что в бутылке оставалось. Хмеля не ощутил и несмотря на позднее время, а здесь в половину одиннадцатого народ уже спит, вышел на «свежий воздух». Окошко в соседнем домишке, у зазнобы Натальюшки светится, лампа там у них, не поверите, — с зелёным абажуром! Неустанно бдящий дворник Степан пропустил «к барышням» всего за рублёвик, но девушки позднего гостя, да ещё и пьяного, решительно погнали. Вышел, присел на разваленную поленницу, спать решительно не хотелось.

— Стёпушка, будь добр, сгоняй кого из своих мальцов за выпивкой и закуской, что-то душа не на месте, маетно…

— Бывает, вашбродь, на всё брать? — Дворник получив две пятёрки и кивок одобрения, мол, бери на всё, шустро двинулся к полуподвалу, где квартировал приказчик из продуктовой лавки. Ого, вот и познакомимся с «ночной торговлей» в Москве одна тыща восемьсот девяноста первого года от Рождества Христова.

Минут через десять вынырнувший вслед за Степаном ночной торгаш Вольдемар умело соорудил на чурбаках вполне достойный «дастархан», прям на белом полотенце. Ну, это оно ночью таковым кажется, при солнечном свете наверняка серое, нет сейчас отбеливателей таких как в веке двадцать первом. Впрочем, к чёрту рефлексии.

— Давайте друзья, накатим. Угощаю. Не побрезгуйте, так сказать, разделите трапезу.

— Премного благодарны, Дмитрий Анатольич, — дворник жестом фокусника выставил к моему стопарю два чуть поменьше, но «попузатее». К паре бутылок водки Вольдемар соорудил весьма достойные закуски — быстро и умело нарезанные бутерброды с сёмгой, ломтики говядины, плошка с соусом, шпроты, огурцы свежие, — случилось чего нехорошего, коль ночью приспичило?

— А? Ну да, случилось. Приятель оказался сволочью, украл полторы тыщи и был таков.

— В полицию бы вам!

— Эх, Вольдемар-Володенька, деньги вздор — люди всё! В человеке разувериться жалко! Ну, за хороших людей!

— И за государя-императора!

— Стоп, не части, за государя сейчас отдельно выпьем, стоя! За государя стоя надо пить!

— Как и за прекрасных дам, — опа, женский голосок знакомый. Ирочка-стервочка, шаль набросила, всё-таки август, уже прохладно, вышла. С гитарой вышла. Логично, окна её комнаты как раз и смотрят на «хоздвор» где помимо поленницы ещё и бельишко сушится. И ведь в курсе, что Натали и Татьяна меня погнали, решила провокацию устроить. Ух, Евины вы дочки!

— А ну, Ириш, дай инстрУмент. Сейчас спою, спою сейчас, не переживай, Стёпа, тихоооонько!

— Дмитрий, вы столько знаете песен о любви! Просим!

— А вот да! Песня про любовь! Про любовь к его императорскому величеству!

Надо же, спьяну и не припомню, есть ли в песне легендарного красно-коричневого барда Александра Харчикова временные нестыковки и словечки из будущего. А, ладно, спишут на опьянение, главное дело про царя-батюшку, про Александра Третьего! Ну, дай Господь памяти и голоса:

Сын царя-освободителя,Миротворец, патриотГоворил: «Страны спасители -Армия её и Флот».Фраза точная и грустнаяЧерез годы к нам идёт.Только два у нас союзника -Наши Армия и Флот.Только два у нас союзника -Наши Армия и Флот.

Степан расправив плечи встал «во фрунт», Вольдемар, глядя на собутыльника такоже вытянулся. Однако…

В трудных буднях, в светлых праздникахРусь по Господу жила,Испокон у ней в соратникахСила храбрая была.Испокон у ней в соратникахСила храбрая была.Собирали землю русскую,Шли за Родину в походДва ей друга, два союзника -Армия её и Флот.Два ей друга, два союзника -Армия её и Флот.Да, алиби у меня уж точно будет непрошибаемое, ишь как Стёпа с Володей прониклись. Не забудут москвичи такую премьеру песни. Ирина по женской сути своей не могла выпятить грудь, хоть и наличествуют вполне приличные сиськи, эдак между двойкой и тройкой, но смешно же когда дама эдаким строевиком представляется, до женских батальонов тут пока не додумались. Потому барышня просто приняла вид сугубо патриотический, пресерьёзный и внимала, внимала, внимала…И во пламени пожарищаКрыли запад и востокДва дитя ей, два товарища -Армия и русский Флот.Два дитя ей, два товарища -Армия и русский Флот.Понимали чернокнижникиИ завистнический сброд -У России есть сподвижники -Армия и сильный Флот.У России есть сподвижники -Армия и сильный Флот.

Ссылка на чернокнижников зашла удивительно хорошо — Стёпа свирепо ощерился, а хлипкий Вольдемар, глядя на габаритного сотоварища, построжал лицом…Не возьмут её страдания,Враг коварный не сомнётУ неё десница — Армия,А рука другая — Флот.У неё десница — Армия,А рука другая — Флот.И заботы непомерныеНе сломают наш хребетПока живы други верные -Наши Армия и Флот.Пока живы други верные -Наши Армия и Флот.